Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Бенджамин Рошфор

- Вы неблагодарны по отношению к тому, кто только что вытащил вас из воды, - сказала она.

- Из воды! - воскликнул он, вставая на ноги: пугало огородное, оставляющее за собой черные и бурые следы, промокшее как губка и тошнотворно пахнущее, хлюпающее при каждом движении. - Из воды? Вы называете это водой? Если бы в такой вот воде плавал Моисей, вся история была бы другой, ибо он умер бы от удушья!

- А чашечка чаю не доставит вам удовольствия? - с прелестным кокетством спросила вдруг незнакомка.

- Чашечка чая? Чтобы вычистить все это?

- Но я вам устрою заодно и ванну, - воскликнула она, вновь рассмеявшись столь дружески, что Тюльпан перестал хмуриться и попытался улыбнуться.

- Отлично, - сказал он. - И спасибо за спасение.

В нескольких метрах стоял маленький одноэтажный дом, куда он и проследовал за ней, продрогший от холода и с горечью во рту, заметив тем не менее, что её красная юбка, чуть ко ротковатая, открывала точеные лодыжки и икры приятной полноты.

- Меня зовут Ненси, - сказала она, пропуская его в крохотную прихожую.

- А меня - Ральф.

- Привет, Ральф!

- Привет, Ненси!

- Разденьтесь там, чтобы не запачкать ковер в моем салоне. Я сейчас принесу вам лохань, полотенце и мыло - скомандовала она.

Когда вернулась вновь, он был совершенно наг, одежда в куче, на полу, и только шляпа - спереди, храня её стыдливость. Ненси долго ходила с кувшином к насосу во дворе, где кудахтали куры, чтобы наполнить деревянную лохань, принесенную ею - и, наполнив её, простодушно спросила:

- Хорошо? А чегоо вы ждете?

- Ну, это..., - промямлил Тюльпан.

- Я вам сейчас помогу.

- Ну, это..., - повторил он ещё раз, краснея. Она взглянула на него с насмешливым сочувствием и заявила, чтобы он не стеснялся: она медсестра в военном госпитале; раздетых мужчин она видит целый день.

- Но полумертвых, - сказал Тюльпан. - Я далек от этого, вы знаете. И к тому же, теперь, без навозной жижи в глазах я заметил, что вы очень красивы.

А она была красива, это верно. У неё было нежное ласковое лицо. И прекрасная грудь. И достоинства эти привели к тому, что с некоторого момента шляпа Тюльпана держалась сама по себе, будто на вешалке. Так что собравшись помочь ему вы мыться, Ненси на мгновение опешила, разинув рот.

- Это правда, что вы не полумертвый, - сказала она. - Что ж! Это меняет дело!

С каким пылом она его купала, с каким самопожертвованием обтирала, растирала и сушила! Он должен был об этом вспоминать до конца своих дней. Ее прилежание было столь велико, что стало жарко и пришлось снять вначале корсаж, а потом и юбку. Ненси Бруф, таково было её полное имя, родилась в Саратоге, осталась круглой сиротой, и была в армии Хоува уже шесть месяцев. Ах, Ненси Бруф, история ничего нам не говорит, был ли это её обычный метод восстанавливать силы воинов, но если это так - тогда военным повезло!

- Дорогая Ненси, - сказал Тюльпан бесцветным голосом, став чистым с головы до ног. - Вы вспотели.

Голос Ненси был также бесцветен, когда она ответила, что действительно так оно и есть.

Тюльпан живо опорожнил лохань во дворе, наполнил её из насоса, вернулся и принялся ухаживать за медсестрой так же, как это сделала она. Он её мыл своими руками, вкладывая в это действие всю ласку, чтобы не раздражать нежную кожу, но не без того, чтобы его мизинчик не освоился в каждом из укромных уголков. Это вызвало у Ненси Бруф благодарное бормотание, и она не смогла выразить свою признательность иначе как увлечь Тюльпана в свою кровать, где не меньше часа ублажала и увлажняла именно то место, восхитительность которого требовала, чтобы им занимались с особой заботой. И приготовившись таким образом, они без всякого труда совокуплялись во всевозможных позициях, и интенсивный артобстрел закончился лишь тогда, когда часы, стоявшие в углу, пробили пять ча сов пополудни.

Тогда, наконец, они принялись за чай. Эта маленькая традиционная церемония на англизированной территории как-будто не имела другой цели, кроме, разумеется, утоления жажды - как закрепить знакомство, но оказалась очень краткой, ибо заметив с ужасом, что соски её грудей вновь набухли, Ненси Бруф спросила, не может ли он вновь полечить её. Она казалась действительно встревоженной, и как галантный мужчина, Тюльпан не мог не позаботиться о ней. Что он и сделал, тут же на полу: терпения не хватило дойти до кровати. После чего прошел ещё час, и они познакомились по-настоящему.

- Как я уже сказала, мои родители умерли, дорогой. Ничего серьезного, просто грипп. И в поисках, как бедной сироте выжить в этой стране, где идет война, я стала медсестрой.

- Судя по вашим способностям, вы должны были спасти немало жизней, ангел мой.

- Были некоторые... Но редки, я вам признаюсь, те, кого я вырвала у смерти багром.

- Благословен будет этот багор, - искренне сказал Тюльпан.

- Благословенно будет мое маисовое поле, без которого я не вырыла бы яму для навоза - сказала, вторя эхом, Ненси Бруф с полными грудями и ляжками глаже, чем лучший персик. - Ральф?

- Да, сердце мое?

- Ральф как?

- Ральф Донадье. Мои предки - французы.

Это признание весьма подействовало на Ненси, которой покойная мать запретила читать Кребийона-сына, переводы которого передавались подпольно в Америке, как сатанинские сви детельства французской аморальности, и вот теперь в семь часов вечера она закончила упиваться из источника этой самой запрещенной культуры, если не её произведениями, то их конкретным воплощением.

- Господи Боже, - вздохнула Ненси Бруф. - Это ещё лучше, чем со Скоттом Бенсамом. Что я говорю? В десять раз лучше, ей Богу.

- Большое спасибо, - сказал Тюльпан, поднявшись и спрашивая себя, не пора ли убираться. - Кто это - Скотт Бенсам?

Она лишь потянулась, повернув к Тюльпану изумленное лицо.

- Сильнее, чем Скотт Бенсам! А между тем у того девиз: "Нет никого сильнее Скотта Бенсама". Это в его афишах.

- Это мне ничего не говорит.

- Настоящий атлет. Истинный колосс. Он поднимает сто двадцать килограммов, но в любви никогда не выдерживал более пяти часов. Тогда как ты... Браво! Браво! - крикнула она, аплодируя. Потом стала более серьезной: - Это главный аттракцион цирка моих родителей, и он был моим первым любовником. Ах! Он был бы не так горд собой, если бы видел вас.

- О! - воскликнул Тюльпан, который, казалось, что-то искал. - У твои родителей был цирк?

- Да, маленький цирк. Пять лошадей, три дрессированные пумы, два клоуна, акробаты и я с вольтижировкой на лошади! - Она вздохнула. - Это было прекрасное время. Со смертью моих родителей все пришлось продать, и животных тоже. У них были долги, ты понимаешь, и на этом моя карьера закончилась. Но я тебе клянусь, я все начну снова, Ральф.