Ночные ведьмы - Раиса Аронова

— Что еще нового?

Катя посерьезнела, опустила голову. Стало ясно, что в полку несчастье. Может быть, погиб кто-то из моих близких подруг?

— Кто, Катя? — в упор спросила я ее.

— Ты только… не плачь, Рая. Не хотела тебе говорить сейчас, но не могу умолчать. Все равно узнаешь, не от меня, так от других. Погибла Дуся Носаль.

— Дуся?!.

Боль, горе, отчаяние — все прокричало в одном этом слове. Нет, слез не было. Сердце окаменело.

— Летели с Кашириной на Новороссийск, — продолжала Катя. — Обстрелял вражеский самолет. Осколком в висок… Штурман привела сама и посадила… Фотография Грицко была забрызгана кровью… — доносились до меня слова Кати.

«Да, Грицко. У нее в кабине на приборной доске была прикреплена его фотография, — всплыло в памяти. — Она очень любила мужа».

Когда Катя Пискарева кончила свой печальный рассказ, я тихо сказала:

— Если и нам с тобой суждено погибнуть в этой войне, то пусть будет так, как у Дуси, — при выполнении задания, в кабине своего самолета.

Вскоре Дусе Носаль посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Она была первой в нашем полку, кто удостоился этой высшей награды. Штурмана Иру Каширину наградили за подвиг орденом Красного Знамени.

А я через несколько дней со скандалом вырвалась из госпиталя и на попутных машинах помчалась в полк. Без отрыва от боевой работы начала переучиваться на летчика-ночника.

Враг яростно сопротивлялся на своем последнем укрепленном рубеже на Кубани, мертвой хваткой держался за пресловутую «Голубую линию». Она щетинилась против нас великим множеством прожекторов, огрызалась разноголосым лаем зениток.

Потери в полку участились. Погибли Полина Белкина и Тамара Фролова. Загорелся над целью самолет моего командира эскадрильи Дины Никулиной с Лелей Радчиковой. И только находчивость, изумительное хладнокровие позволили тяжело раненной летчице удачным маневром сбить пламя и, едва перетянув через линию фронта, посадить обгоревшую машину прямо на дорогу.

Трагической страницей вошла в историю полка ночь с 31 июля на 1 августа 1943 года. За какие-нибудь полчаса сгорели сразу четыре экипажа. И без единого выстрела с земли. Вот как это произошло.

Наши легкие ночные бомбардировщики, очевидно, сильно досадили врагу, и он решил бросить против ПО-2 ночных истребителей. Была разработала коварная тактика: прожекторы ловят наш самолет, а истребитель подходит к нему на короткую дистанцию и расстреливает в упор.

В ту ночь сгорела Галя Докутович.

Никому не дано знать, о чем думает, что переживает человек в свои последние мгновения. Полагают, что в этот момент перед его глазами проходит вся жизнь. Что ж, может быть.

Может быть, уже объятая пламенем, Галя и вспомнила родной Гомель, школу, аэроклуб, первый взлет в небо и первый прыжок с парашютом. Может быть, пожалела о том, что на ней теперь не было парашюта. Промелькнули, может быть, в памяти три студенческих года в МАИ. Но самолет из фанеры и полотна горит быстро, как порох…

Я помню Галю с первых дней формирования нашей авиачасти — высокую, смуглолицую, с густым румянцем и темными бархатными глазами. Сразу подумалось: умная девушка, но уж очень сдержанная.

Во время учебы в Энгельсе ее назначили старшиной штурманской группы. Старшина была требовательной до педантизма ко всем, в том числе к себе и к своей подруге Полине Гельман, с которой они дружили еще в школе, с четвертого класса. Галя была отличным штурманом, но в полку оказалась в должности адъютанта. Только Полина Гельман знала, что пережила Галя из-за этого назначения: ведь ей страстно хотелось летать! Позже, когда полк начал боевую работу на фронте, Галя добилась разрешения летать на задания.

Потом с ней случилось несчастье. Ночью в перерыве между вылетами она прилегла в сторонке отдохнуть. Спешившая на старт машина-бензозаправщик наехала на лежавшую в траве девушку. У Гали оказался сломанным позвоночник.

Но семь месяцев в тыловом госпитале не сломили ее волю, не погасили мечту о небе. Ради этой мечты она впервые в жизни пошла на обман: убедила медицинскую комиссию, что совершенно здорова, проделав перед врачами несколько сложных гимнастических упражнений. Одному богу известно, чего это ей стоило.

Докутович вернулась в полк с отпускным удостоверением — врачи все-таки предписали ей отдохнуть полгода. Но бумажка так и осталась лежать в кармане. Никому, кроме Полины, да и то под большим секретом, Галя не показала ее.

Докутович упросила начальника штаба Ирину Ракобольскую выполнить обещание, которое та дала ей перед отправкой в госпиталь. Когда Галя без кровинки в лице лежала на носилках, Ракобольская и не думала, конечно, что Докутович вернется к летной работе. Она сомневалась даже, вернется ли Галя к жизни. И поэтому на настойчивую просьбу Гали: «Дайте мне слово, что, когда вернусь в полк, буду не адъютантом, а штурманом», — Ракобольская ответила: «Даю».

Теперь пришлось сдержать это слово. Галя стала летать.

Каждый боевой вылет приносил ей радость и страдание. Утром после рабочей ночи Галя не могла заснуть из-за ноющей боли в позвоночнике. Но она ничем не выдавала себя. Ее подруга лишь по выражению глаз определяла, как Гале трудно.

— Пойду и доложу о тебе командиру, — не выдержала как-то Полина.

— Ты не посмеешь! — Галя гневно блеснула глазами. И Полина, конечно, не посмела лишить подругу самой большой для нее радости.

Когда теперь говорят о подвигах, мне часто вспоминается Галя Докутович.

Подвиг… Как много вобрало в себя это слово! Бывает так, что у человека в какой-то момент его жизни под влиянием сложившихся обстоятельств вдруг поднимается непреодолимо великое чувство долга; это чувство ведет его иногда на верную гибель ради высокой, благородной цели. Так было, например, у Гастелло, Матросова. А иногда про человека говорят: вся жизнь его была подвигом. Это, пожалуй, самый трудный подвиг. Но чаще всего подвиг складывается из многих поступков человека в течение какого-то периода его жизни. Каждый поступок сам по себе, может быть, и не столь уж велик, но вкупе с другими, ему подобными, позволяет говорить о подвиге. В качестве примера можно назвать имя, известное всему миру: Маресьев.

Как слагался подвиг Настоящего Человека? Его сбили — он сумел выжить. Лишился ног — сумел побороть отчаяние. Потом встал на протезы. Мог бы пойти на них в пенсионный отдел, и никто не осудил бы его за это. Но мечта снова летать, сражаться привела его на аэродром. Мечта дерзкая, почти несбыточная, однако, как сказал поэт Кайсын Кулиев, «…о невозможном если не мечтать, то вряд ли и возможное свершится!..»