Гений Одного Дня - Алиса Плис

 - Их же можно было починить…

 - Но не нужно, - отрезал Гай, дав понять, что разговор окончен. – Так тебе рыбу  приготовить или мне самому есть придётся?

                          Николас кивнул Гезенфорду, словно на вопрос с «или» можно ответить однозначно. Сломанные часы не давали ему покоя. Хотя Гай уже давно на них плюнул и радикально решил проблему – разрубил «Гордиев узел». Но это Гезенфорд. А у него, Николаса, мания такая – если что-то сломано, значит надо чинить. Срочно. Иначе покоя это никак не будет давать в течение долгого времени. Успокоившись, Николас вошёл в кухню и увидел, как Гай ловко ворочает сковородкой, затем резко подбросил рыбину вверх, и та свалилась прямо на тарелку. Всё было рассчитано с точностью до миллиметра.

 - Кушать подано! – улыбнулся он, а сам куда-то отошёл.

                Николас стал тыкать вилкой приготовленное блюдо, и, попробовав на вкус, решил, что оно даже очень неплохо. Ещё помучившись насаживать на вилку эту рыбину, он, в конце  концов, её доел и поспешил убрать посуду. Уж очень его интересовало, чем страдает там Гай. Николас вышел из кухни, вновь подошёл к приоткрытой комнате Гая, и вошёл в неё. В тот же миг резко погасла керосиновая лампа.

 - Ты зачем свет выключил? – не понял этого действия Николас.

 - Так не видно, что я что-то ем, - невинно ответил он, поспешив убраться из комнаты.

               Тогда взгляд Николаса оказался полностью посвящён разбитым и доломанным часам. Решил, что починит их завтра. Втихаря, чтоб вещь не пропадала. Так он и сделал на следующий день. Вместо сидения за горами книг, Николас решил засесть в комнате Гая, едва тот ушёл работать. Покряхтев немного, и, использовав некоторые детали из кучи хлама на столе, у него что-то стало получаться. Часы стали приобретать своё первоначальное состояние. Руки были потными и красными, а любая неудача ещё больше подстёгивала изобретателя. С довольным видом он работал над ними и в итоге кончил тем, что отложил всё в сторону и просто стал смотреть на часы. По лицу Николаса прошлось одобрение, рука повернула небольшой механизм и часы снова стали тикать, а стрелки  идти. Совесть окончательно очистилась от предрассудков и сомнений, и теперь жизнь наконец-то стала налаживаться.

                 Вечером пришёл Гай и обнаружил в комнате Николаса на столе идущие часы. Радости особой у него этого не вызвало. Впрочем, и огорчения. Лишь лёгкое удивление на лице. Увидев починенные часы, он достал из внутреннего кармана пиджака в точности такие же и положил их на стол, после чего он и Николас стали искать отличия первых часов от вторых. Серб, словно славился всегда знанием часовых дел, тихо произнёс, сравнивая то и дело их:

 - На часах твоего директора компании – есть лёгкая царапина, вот, видишь…

 - Вижу. Только вот Алекс её не увидит, - улыбнулся Гай, и захлопнул новые часы. – Собственно говоря, можешь забрать эти себе. Мне такого счастья не надо. И да, за изобретательность хвалю.

                   Больше Гай не говорил, и, подбросив на стол ещё пару книг, принесённых с улицы (они были холодными), удалился. Рука Николаса потянулась к новой литературе, и он обомлел, пытаясь сообразить, что к чему. Книга, лежавшая сверху, была довольно странной тематики. Он её пролистал, так и не поняв, с чего бы это Гаю надо было класть её сюда. С вопросительным выражением лица он  повернул голову и увидел стоящего у стены Гезенфорда, не спешащего уходить. Его силуэт чётко выделялся на фоне серых затемнённых обоев, на которые не попадала даже капля света.

 - Гай, я не понял, что это за книга, и чем она может мне пригодится?

 - Поймёшь, когда экзамены будешь сдавать, правда, будет уже очень поздно к тому времени. Учи, я никогда ничего не даю просто так. Значит, у меня есть основания на то. Мне ли тебе сейчас всё это рассказывать и вбивать в твою неразумную головушку?

 - Так откуда у тебя такие знания?

 Гай вздохнул, словно у него была очень тяжёлая жизнь и грустно произнёс:

 - На твоём месте я бы уже давно догадался… Хотя ладно, учи.

                    У ночи  Николас вырывал шесть часов для сна, три из которых посвящал всяким размышлениям. А дни шли, летели! Календарь незаметно показывал числа, и вот уже, настал тот день, отмеченный самолично чёрным, траурным цветом карандаша Николаса, когда пора была сдавать вступительные экзамены. Срок подготовки, как это и предполагалось, подошёл к концу. Гай пожертвовал своим личным временем и велосипедом, отвозя своего соседа по квартире прямо к университету. Правда, поспешил предупредить, что все эти расходы Николасу придётся оплачивать отдельно. Что ж, на том и порешили.

                     Старейшее и самое престижное здание в Европе уходило вверх, смотря окнами на всех, кто шёл внизу. Николас поспешил про себя отметить некоторую схожесть с берлинским рейхстагом, разве что без купола. Цокольный этаж был украшен мини-арками, над ними возвышались ещё два окна, а по бокам архитектурный элемент  - колонна. Солнце скользило по светло-серому зданию, делая его как-то светлее и приветливее. Посмотрим же, насколько оно будет радостным и приветливым. С этой мыслью Николас смело вошёл в здание, готовый ко всему. Много, много народа стояло повсюду. Все они суетились, говорили что-то между собой, при этом создавался шум базарной площади.

                      Экзаменаторы и те, кто регистрировал участников этого сборища, резко поднялись, после чего один их них звонко ударил во что-то. Воцарилась тишина, народ немножко разошёлся и замер. Кто-то было начал открывать рот, как с противоположного конца коридора раздались аккуратные, интеллигентские шаги. У всех мелькнуло что-то наподобие испуга на лицах, когда они слушали эти чёткие шаги, постепенно приближающиеся сюда. Отчётливо раздавался стук тросточки по полу. Резко всё замолкло, словно человек, идущий сюда, что-то поправлял. Затем продолжились и, вскоре, вышел невысокий, полноватый мужчина, имевший  интеллигентский вид. Люди разом отхлынули назад, уступая ему дорогу – словно шёл не один человек, а целая процессия. В рыжих волосах мелькали седые волосы, густые усы полностью скрывали верхнюю губу и касались нижней. Прямой нос, острый, взгляд как у орла, и волосы, слегка растрёпанные.

 - Александр Вингерфельдт! – поспешил представить человека один из группы экзаменаторов, после чего разразился гром аплодисментов – не каждый день встретишь такую знаменитость.

                    Да, это был далеко уже не тот молодой человек, который когда-то схватил за руку Гая и уличил в воровстве. Годы берут своё. Однако величие на лице и чувство собственной важности с годами не истёрлось. Зорким взглядом Вингерфельдт окинул всех собравшихся. Подошёл ближе к экзаменаторам и, улыбнувшись, стал толкать свою речь:

 - Добро пожаловать, господа, в наш замечательный университет. Всё-таки наступил тот радостный момент, когда вы все можете показать себя, а главное – свои знания, и доказать, на что вы способны. Наш университет считается самым престижным по Европе, и именно от таких, как вы и зависит, сохранит он этот статус впредь, или нет. Как видите,  день начался прекрасно – солнце к нам ещё пробивается, - Вингерфельдт как раз стоял так, что солнце грело ему спину и освещало его фигуру, словно ангельскую. – Вопрос лишь в том, пробьётся ли оно к вам. Мне, пока ещё не старому и опытному учителю остаётся только пожелать вам, чтоб солнце в этот день не заходило над вами. Ни пуха, ни пера! – Воцарилась тишина, все ожидали последнего слова великого учёного, которое тот явно не договаривал. Поняв, что от него что-то ждут, Вингерфельдт нахмурился, и решил удовлетворить потребности всех собравшихся людей. – По каким кабинетам будут проходить экзамены на различные факультеты, можете посмотреть по стенду, висящему справа. Лично я, ваш покорный слуга, с удовольствием буду принимать экзамены в направлении физическом. Я сказал всё. Можете начинать эту прекрасную пору сдачи экзаменов!

                     Толпа рассосалась по разным направлениям, тем самым освободив продвижение по коридору. Да, в этот институт за красивые глаза не брали. Оценивали по 12-ти бальной шкале. Перед Николасом шло сдавать экзамены несколько человек и, видя, как, у него душа всё уходила в пятки. Вингерфельдт был единственным невозмутимым человеком в этом неспокойном, кишащем ужасом аду.

 - Ну-с, - начинает учёный. – А вам знакома песня о костомаринском мужике?

 - Нет, зато я знаю другую – «Несе Галя воду»…

 -За находчивость хвалю, - лицо студента преобразилось. – Поэтому вместо нуля ставлю единицу.

              Одному человеку, приехавшему совсем издалека, из Германии, он с грустью на лице приметил: «Охота была в такую даль ехать, чтобы нам тут лапшу на уши вешать, да щи в лаптях варить». Человек, стоящий перед Николасом, совсем уже запаниковал, и сказал кому-то спереди: