Еще одна из дома Романовых - Елена Арсеньева

– Уверяю вас, моя дорогая, что запереть себя в детской – это не ваша стезя! Так и передайте своему супругу – мол, пусть лучше запрет на крепкий замок свои мужские инстинкты!

Общее замешательство, тишина, мгновенное остолбенение – а потом смех, слишком громкий для того, чтобы быть искренним.

Великий князь Владимир Александрович едва заметно повел бровью. Михень в своем, как говорится, репертуаре… никогда не думает, прежде чем сказать. И при этом он не знал женщины умнее. Кажется, даже глупости и бестактности она совершает с умыслом. Великая княгиня Мария Павловна терпеть не может адъютанта мужа Эрика Пистолькорса, поэтому эта обмолвка, которая кажется чудовищной посвященным и совершенно невинной – тем, кто не в курсе дела, призвана еще больше унизить беднягу. Конечно, очень вероятно, это только слухи… ну, что бедняга Пистолькорс больше не… что, увы, он больше не может ! – а если правда?! Каково ему сейчас, несчастному?! И каково его жене? Судя по ее лицу, по манерам, по всему томному очарованию, которое от нее исходит, эта дама не из тех, кто посвящает себя исключительно семейным обязанностям. От нее надо держаться подальше тем мужчинам, которые заботятся о своей репутации и побаиваются своих жен.

Не то чтобы великий князь Владимир Александрович очень пекся о том и другом, но все же… на глазах Михень флиртовать с мадам Пистолькорс не стоит. Хотя, с другой стороны, дорогая супруга сейчас преисполнена желания оказать прехорошенькой и весьма несчастной в браке Ольге Валерьяновне всяческое покровительство. Она обожает таких вот бедняжек, без различия пола. На своем супружеском веку Владимир Александрович на всякое нагляделся, а потому заранее мог предсказать, как станут развиваться события. Сначала она будет всячески обхаживать очередную протеже, восстанавливая его или ее против всех близких и настойчиво уверяя, что оного или оную протеже никто, ни одна душа в мире понять не способна – кроме, конечно, самой Марии Павловны. И постепенно, как ни странно, ей удается человека в том уверить. Потом следует период пылкой и страстной дружбы, когда Михень чуть ли не в супружескую постель третьим не лишним тащит своего или свою протеже. Вот в этот период для человека ловкого и хваткого – а великий князь себя таким заслуженно почитал – открываются самые заманчивые возможности, потому что Михень, пребывая в состоянии своей некоей человеколюбивой эйфории, ничего дальше своего носа не увидит, вернее, увидеть не захочет, и даже если она застанет оную (вот тут женский род sans variants, как говорят французы, без вариантов, мальчишек оставим брату Сергею!) протеже в объятиях законного супруга, то ничего противоестественного, никакого адюльтера в сем не углядит, а решит, что сердобольный Володенька утирает бедняжке слезки, а утешаемая бедняжка плачет ему в жилетку. Если же жилетки на нем при исполнении сих приятных обязанностей не окажется, а у протеже туалет будет в беспорядке, затуманенный взор Марии Павловны этого не заметит. Михень обратит внимание в данной ситуации на что-нибудь вполне приличное. И только потом наступит разочарование, но не прозрение – Михень так ничего и не заподозрит, ей просто надоест протеже, как ребенку надоедает игрушка, прежде любимая, а теперь совершенно не нужная, опостылевшая, осточертевшая, – и он бросает ее под кровать, требуя от родителей новой. И, что самое смешное, Владимиру Александровичу «игрушка» в этом случае тоже мигом надоедает. Так что не далеко от истины уходят те, кто уверяет, будто великий князь, младший брат государя императора, сенатор, член Государственного совета, генерал-адъютант, герой последней войны с турками, генерал от инфантерии, командующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, регент – на случай кончины императора – до совершеннолетия наследника престола Николая Александровича, известный меценат, президент Императорской академии художеств, один из попечителей Румянцевского музея – словом, будто носитель всех этих громких титулов и званий находится под каблуком супруги. И более того – глядит на мир ее глазами, даже когда речь идет о женщинах. Стоит Михень сказать: такая-то, мол, хорошенькая, – как и Владимир Александрович начинает сие замечать.

Хотя насчет мадам Пистолькорс он и сам был с усам. Прелестная женщина! Эти длинные темные глаза, эти вздрагивающие перед тем, как улыбнуться, губы, эти локоны, вечно выбивающиеся из самой строгой прически не заметить было бы трудно. А как она смотрит на мужчину! Как будто видит в нем то наилучшее, чего он сам о себе не знает. Правда, в первую минуту знакомства Владимиру Александровичу показалось, будто прелестная Ольга Валерьяновна вытаращилась на него как-то слишком уж изумленно, как будто приняла его за другого человека, а потом спохватилась. Но это, конечно, ему показалось: за кого еще она могла его принять, как не за него самого?!

Да, очаровательная женщина, бездна шарма… Правда, в самом начале их знакомства она заводила какие-то странные разговоры: например, вдруг начала выпытывать, а не охоч ли великий князь до ночных прогулок… и нравятся ли ему санкт-петербургские мосты, например, Красный мост… Ну что ж, Владимир Александрович был – в отличие от супруги! – весьма тактичен и не показал мадам Пистолькорс, что ее вопрос показался ему странным. Напротив, он обстоятельно рассказал историю строительства Красного моста – который, к слову, первоначально звался Белым, потому что был построен деревянным и покрашен в белый цвет.

– С самого начала мост был разводной, – обстоятельно говорил Владимир Александрович, – с узкой щелью посередине для пропуска мачтовых судов. Щель эта для проезда закрывалась съемными щитами, и лишь в начале века на этом месте построили один из однопролетных чугунных, арочных мостов, которых много перекинули через реки и каналы Санкт-Петербурга. На гранитных обелисках водрузили фонари, а перила повторяли рисунок ограждения набережной, чтобы создавалась единая картина.

Великий князь, поведавший мадам Пистолькорс все это, мог гордиться своей осведомленностью – ну он и гордился, и если мелькнула вдруг мысль, что Ольгу Валерьяновну его рассказ почему-то насмешил, то он мысль эту мигом прогнал.

С чего бы даме смеяться, в самом-то деле?!

…То лето они, как всегда, проводили в Ильинском, любимом подмосковном имении Сергея, которое и Элле тоже очень понравилось, однако так уж вышло, что больше по гостям ездили, чем дома сидели. Особенно часто наезжали в Ракитное. Княгиня Зинаида Юсупова, хозяйка, была великая выдумщица. Красивая, яркая брюнетка с огромными серыми глазами, она ни минуты не могла посидеть спокойно и обожала развлекать гостей то маскарадными шествиями, то домашними спектаклями. В княжеском доме в Ракитном всегда была бездна самых разных нарядов для гостей, поэтому особенно готовиться к этим импровизированным маскарадам не приходилось. Но иногда хозяйка объявляла особую тему бала, и приглашенные должны были соответствовать.