Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов

Ты, верно, в сорочке родился,

Что все еще жив до сих пор,

И смерть тебе меньшею мукой

Казалась, чем этот позор.

Ты можешь ответить, что мертвых

Завидуешь сам ты судьбе,

Что мертвые сраму не имут, -

Нет, имут, скажу я тебе.

Нет, имут. Глухими ночами,

Когда мы отходим назад,

Восставши из праха, за нами

Покойники наши следят.

Солдаты далеких походов,

Умершие грудью вперед,

Со срамом и яростью слышат

Полночные скрипы подвод.

И, вынести срама не в силах,

Мне чудится в страшной ночи -

Встают мертвецы всей России,

Поют мертвецам трубачи.

Беззвучно играют их трубы,

Незримы от ног их следы,

Словами беззвучной команды

Их ротные строят в ряды.

Они не хотят оставаться

В забытых могилах своих,

Чтоб вражеских пушек колеса

К востоку ползли через них.

В бело-зеленых мундирах,

Павшие при Петре,

Мертвые преображенцы

Строятся молча в каре.

Плачут седые капралы,

Протяжно играет рожок,

Впервые с Полтавского боя

Уходят они на восток.

Из-под твердынь Измаила,

Не знавший досель ретирад,

Понуро уходит последний

Суворовский мертвый солдат.

Гремят барабаны в Карпатах,

И трубы над Бугом поют,

Сибирские мертвые роты

У стен Перемышля встают.

И на истлевших постромках

Вспять через Неман и Прут

Артиллерийские кони

Разбитые пушки везут.

Ты слышишь, товарищ, ты слышишь,

Как мертвые следом идут,

Ты слышишь: не только потомки,

Нас предки за это клянут.

Клянемся ж с тобою, товарищ,

Что больше ни шагу назад!

Чтоб больше не шли вслед за нами

Безмолвные тени солдат.

Чтоб там, где мы стали сегодня, -

Пригорки да мелкий лесок,

Куриный ручей в пол-аршина,

Прибрежный отлогий песок, -

Чтоб этот досель неизвестный

Кусок нас родившей земли

Стал местом последним, докуда

Последние немцы дошли.

Пусть то безыменное поле,

Где нынче пришлось нам стоять,

Вдруг станет той самой твердыней,

Которую немцам не взять.

Ведь только в Можайском уезде

Слыхали названье села,

Которое позже Россия

Бородином назвала.

1942, июль

Не плачь! - Все тот же поздний зной

Висит над желтыми степями.

Все так же беженцы толпой

Бредут; и дети за плечами...

Не плачь! Покуда мимо нас

Они идут из Сталинграда,

Идут, не подымая глаз, -

От этих глаз не жди пощады.

Иди, сочувствием своим

У них не вымогая взгляда.

Иди туда, навстречу им -

Вот все, что от тебя им надо.

1942

Оружием обвешан,

Подкравшись по тропе,

Неукротим и бешен,

Он штурмом взял КП.

Был комиссарский ужин

Им съеден до конца.

Полковник был разбужен

И побледнел с лица.

Но вышли без задержки

Наутро, как всегда,

"Известия", и "Правда",

И "Красная звезда".

О взятии плацдарма,

Что только в полдень пал,

Он раньше командарма

На полчаса узнал.

Во избежанье спора

Напоен был пилот,

У генерал-майора

Был угнан самолет.

Но вышли без задержки

Наутро, как всегда,

"Известия", и "Правда",

И "Красная звезда".

В блокноте есть три факта,

Что потрясут весь свет,

Но у Бодо контакта

Всю ночь с Москвою нет;

Он, чтобы в путь неблизкий

Отправить этот факт,

Всю ночь с телеграфисткой

Налаживал контакт.

Но вышли без задержки

Наутро, как всегда,

"Известия", и "Правда",

И "Красная звезда".

Под Купянском, в июле,

В полынь, в степной простор

Упал, сраженный пулей,

Веселый репортер.

Блокнот и "лейку" друга

В Москву, давясь от слез,

Его товарищ с юга

Редактору привез.

Но вышли без задержки

Наутро, как всегда,

"Известия", и "Правда",

И "Красная звезда".

1942

Когда в последний путь

Ты отправляешь друга,

Есть в дружбе, не забудь,

Посмертная услуга:

Оружье рядом с ним

Пусть в землю не ложится,

Оно еще с другим

Успеет подружиться.

Но флягу, что с ним дни

И ночи коротала,

Над ухом ты встряхни,

Чтоб влага не пропала,

И, коль ударит в дно

Зеленый хмель солдатский, -

На два глотка вино

Ты раздели по-братски.

Один глоток отпей,

В земле чтоб мертвым спалось

И дольше чтоб по ней

Живым ходить осталось.

Оставь глоток второй

И, прах предав покою,

С ним флягу ты зарой,

Была чтоб под рукою.

Чтоб в день победы смог

Как равный вместе с нами

Он выпить свой глоток

Холодными губами.

1943

От Москвы до Бреста

Нет такого места,

Где бы не скитались мы в пыли,

С "лейкой" и с блокнотом,

А то и с пулеметом

Сквозь огонь и стужу мы прошли.

Без глотка, товарищ,

Песню не заваришь,

Так давай по маленькой хлебнем!

Выпьем за писавших,

Выпьем за снимавших,

Выпьем за шагавших под огнем.

Есть, чтоб выпить, повод -

За военный провод,

За У-2, за "эмку", за успех...

Как пешком шагали,

Как плечом толкали,

Как мы поспевали раньше всех.

От ветров и водки

Хрипли наши глотки,

Но мы скажем тем, кто упрекнет:

- С наше покочуйте,

наше поночуйте,

С наше повоюйте хоть бы год.

Там, где мы бывали,

Нам танков не давали,

Репортер погибнет - не беда.

Но на "эмке" драной

И с одним наганом

Мы первыми въезжали в города.

Помянуть нам впору

Мертвых репортеров.

Стал могилой Киев им и Крым.

Хоть они порою

Были и герои,

Не поставят памятника им.

Так выпьем за победу,

За свою газету,

А не доживем, мой дорогой,

Кто-нибудь услышит,

Снимет и напишет,

Кто-нибудь помянет нас с тобой.

Припев:

Жив ты или помер -

Главное, чтоб в номер

Материал успел ты передать.

И чтоб, между прочим,

Был фитиль всем прочим,

А на остальное - наплевать!

1943

Когда от войны мы устанем,

От грома, от пушек, от войск,

С друзьями мы денег достанем

И выедем в город Пропойск.

Должно быть, название это

Недаром Пропойску дано,

Должно быть, и зиму, и лето

Там пьют беспробудно вино.

Должно быть, в Пропойске по-русски

Грешит до конца человек,

И пьет, как в раю, - без закуски,

Под дождик, под ветер, под снег.

Мы будем - ни слуху ни духу -

Там жить, пока нас не найдут.

Когда же по винному духу

Нас жены отыщут и тут, -

Под нежным влиянием женским

Мы все до конца там допьем,

И город Пропойск - Протрезвенском,

На радость всех жен, назовем.

Домой увозимые ими,

Над городом милым взлетим

И новое трезвое имя,

Качаясь, начертим над ним.

Но буквы небесные тленны,

А змий-искуситель - силен!

Надеюсь, опять постепенно

Пропойском окрестится он.

Такое уж русское горе:

Как водка на память придет,

Так даже Каспийское море

Нет-нет и селедкой пахнет.

1943

Как служил солдат

Службу ратную,

Службу ратную,

Службу трудную.

Двадцать лет служил,

Да еще пять лет, -

Генерал-аншеф

Ему отпуск дал.

Как пришел солдат

Во родимый дом,

Вся-то грудь в крестах,

Сам седой как лунь,

На крыльце стоит

Молода жена -

Двадцати годов

Словно не было.

Ни морщинки нет

На щеках ее,

Ни сединки нет

В косах девичьих,

Посмотрел солдат

На жену свою,

И сказал солдат