Как относиться к себе и к людям - Николай Козлов

• Винить или мучить себя так же негуманно и глупо, как и кого-то другого. Разобраться в себе — это другое, достойное дело. Помочь себе — да, бить себя — нет. Нельзя бить человека!

ОБВИНЯТЬ И МУЧИТЬ СЕБЯ ТАК ЖЕ ГЛУПО И БЕЗНРАВСТВЕННО, КАК МУЧИТЬ И ОБВИНЯТЬ ДРУГИХ

Если мы живем рядом или делаем общее дело, мы должны друг другу только то, о чем договорились. Пусть я подразумевал какие-то условия, но договора о них с человеком не было — значит, он ничего мне не должен. Даже если мы и договорились, а он нарушает договор — это еще не повод для обид или претензий.

• Значит, у него не получается. Возможно, стоит с ним договариваться по-другому. Или о другом. Или с другим. Но ругаться с этим — какой смысл?

Пусть кто-то на что-то надеется, но если я прямо не обещал — обязанным себя не считаю. Если же я пообещал, это значит только то, что я хотел бы и буду стараться, чтобы так получилось. Тем, кто этого не понимает, я вообще ничего не обещаю. А тому, кто любит точность, сформулирую точно: "Обещаю постараться".

• Это не значит, что я безответственный человек и со мной бессмысленно договариваться. Я уважаю людей и стараюсь никого не подводить. Но "кровь из носу, а сделать!" — нет, я сам себя в концлагерь помещать не буду.

Если у человека неудача или неприятность, из-за которой он даже крупно подвел меня, он будет для меня не виновным, а пострадавшим: он же не специально! Если происшедшим он расстроен и нуждается в моей поддержке, он ее получит.

• Тот, кто уронит батарею мне на ногу, будет мной утешен. Бедный, ведь у меня болит только нога, а у него — душа!

Если человек подвел меня потому, что не очень-то заботился (или вовсе не заботился) о моих интересах, это огорчительно, но не более того. Может быть, я постараюсь не связываться с ним в дальнейшем, но убивать (даже взглядом) за происшедшее я его не буду.

• Я не знаком с людьми, которые были бы обязаны заботиться о моих интересах. И, кроме того, я не думаю, что после скандала они будут заботиться обо мне больше.

Впрочем, со своими детьми я очень строг и требователен. Но вовсе не потому, что когда-либо на них сержусь — нет, я хочу научить их быть ответственными людьми. Мне от них ничего всерьез не надо, я требователен к ним — для них.

Мне нравится жить достойно. Я никогда намеренно не делаю дурного и всегда стараюсь поступать как лучше. Если же у меня получается плохо и у кого-то из-за этого неприятности — это достойно сожаления, но я не виноват. Я не знаю, что такое вина, и никогда на эту тему не переживаю.

• Я подвел — одному человеку уже плохо. Зачем же делать, чтобы плохо становилось и другому — мне? Я не скотина, и все, что нужно мне в таком случае понять, сумею понять без зуботычин.

Если понимать совесть как то, что в таких случаях «гложет» или «мучит» человека, то я против совести. Если бессовестный — тот, кто не позволяет не умной и не гуманной тете Совести мучить человека, то я горжусь тем, что стал уже почти совсем бессовестным.

• Конечно, если же Совесть понимать как голос Лучшего в человеке, который его зовет, воодушевляет и помогает не врать себе — то я за Совесть обеими руками. Правда, это я называю не голосом Совести, а голосом Нравственности.

Мне нравится быть внутренне благополучным — всегда. Однако, если мое внутреннее благополучие кого-то расстроит (если, например, я его подвел), я лично для него могу попереживать раскаяние и попросить прощения.

• Потому что чужие неврозы надо уважать. Что не сделаешь для хорошего человека!

Покажите мне честного человека, и я скажу вам, кто вас обманывает…

Тот, кто обманул меня, виноват не больше, чем тот, кто был правдив. Сказавший правду не мог позволить себе ложь. Обманувший не мог позволить себе честность: у него не хватило для этого сил или благородства.

• Он нищий — за что его осуждать?

Обман бывает наглый. Ну и что? Наглый — это тот, кто живет по другим правилам игры. У меня такие же основания презирать его, как у него — меня, за мою недалекую ограниченную честность или доверчивость.

• Когда я прихожу на рынок, я остро чувствую жизненную мощь стихии, где моя цивилизованная честность странна и некстати…

Если меня обманул близкий человек, я огорчен — жалею, что пока не сумел вызвать у него достаточно доверия. Виноват не тот, кто врет, а кто отбил у человека желание говорить правду. Сам я стараюсь быть честным, хотя и не делаю из честности культа — когда-то могу и соврать.

• А вы никогда не привираете? Ни чуть-чуть? Или вы вначале врете, а потом еще себя ругаете-бьете-казните? Как способ успокаивать таким образом свои моральные чувства это слишком напоминает мне мазохизм.

Не так важно, сказали вы правду или нет, главное — сделали ли вы это с пониманием и ответственностью. Главное — не врать себе.

Если ты у него отберешь то, что он отнял у тебя, это будет справедливо. Но это — не лучшее, что ты можешь сделать. Ты можешь ему это подарить.

Мне никто не обещал, что мир будет справедлив. В мире есть то, что есть, и справедливость бывает, если ее кто-то делает. Если мне это нравится, я могу ее где-то сделать. А если я или кто-то из моих знакомых ее не сделал — как к этому относиться? Сильно ли стоит заботиться о справедливости? Мне она нужна мало. Справедливость — понятие младших классов школы жизни. Более всего проблема несправедливости волнует подростков и преступников, то есть людей слабых и злых, лишенных, а я — не такой.

• Вот деньги. Если деньги сгорели — их не стало. Если мои деньги оказались не у меня — деньги в мире остались. И это — славно!

Несправедливость ко мне меня не увлекает хотя бы потому, что я не знаю, что приносит людям больше неприятностей: сама несправедливость или борьба с ней. Борьба за справедливость, как правило, это драка с истошными криками: "Отдай!" и ударами наотмашь.

• То есть для любителей подраться под благородными лозунгами вполне вкусная вещь.

Когда я устал или раздражен, я могу опереться на “справедливость” и начать считаться: “Вот, я… — А вот, ты… Это несправедливо!” Нормально: это хорошая дубинка, и навести порядок она помогает. Когда же я щедр, когда я забочусь и люблю — справедливость меня уже не волнует. Любовь и мудрость смотрят выше справедливости.

• Кроме того, я люблю наблюдать природу. Она прекрасна, хотя несправедлива абсолютно…

“Ах, он меня оставил! Ах, я стал одиноким…” О чем плач? Почему мы так отчаянно реагируем на одиночество? Мне нравится быть с людьми, но я умею жить один — и праздную свое одиночество. Одиночество — это состояние, когда ушли все посторонние, и я остался наедине с самым близким человеком — с самим собой.

• Кстати, мне остался еще целый мир — мир вокруг меня. О чем плакать?

Да, маленький ребенок, когда остается один, кричит. Никто его не развлекает, никто его не накормит, а сам он беспомощен. Но почему, оставленные в одиночестве, кричим и страдаем мы? Мы еще остались маленькими детьми? Без няньки — не можем? Мир не брал обязательств меня опекать и, тем более, развлекать, и если он подарил мне хорошего попутчика по жизни — спасибо, мир! Если же попутчик меня покинул — спасибо за то, что было. Вчера я мог праздновать нашу жизнь вместе, сегодня я буду праздновать свое одиночество. Одиночество, это — нормально. Это состояние, когда ушли все посторонние, и я остался наедине с самым близким человеком — с самим собой.

• Кстати, мне остался еще целый мир—мир вокруг меня. О чем плакать?

Человек, оставивший меня в одиночестве, вызывает у меня полное понимание: видимо, он просто считает меня взрослым человеком.

Если друг оказался вдруг…

Никто не хочет быть сволочью, но жизнь иногда поворачивается боком не только к вам. И, уверяю вас, в сознании того, кого вы готовы заклеймить, все видится несколько иначе…

• Каждый из вас много раз оставлял других в беде. Ну и что? Вы не помните этого — у вас тысячи оправданий, и все они правдивы.

Человек, оставивший меня в беде, вызывает у меня полное понимание. Не все любят заниматься с инвалидами. Если позже он захочет восстановить наши контакты, я всегда буду к ним открыт и только рассмотрю их целесообразность. Совершенно не очевидно, что так же он оставит меня и в следующей беде. Плюс беды бывают не часто, а человек может быть очень нужным.