Печать света - Елена Чалова

Сейчас его гнев только начинал закипать. Он ходил по комнате, и воздух, потревоженный резкими движениями, колебал пламя свечей.

— Как смеешь ты, подлый, говорить мне такое? Я император Священной римской империи! — тучный Рудольф задыхался на ходу, слова набегали одно на другое. — Я собрал при дворе всех величайших астрологов и алхимиков современности! Здесь, именно здесь, в Праге, находится сейчас центр Вселенной! Как смеешь ты сомневаться? Не ты ли говорил, что место это особое?

— Да государь, — отозвался стоявший подле окна старик. Пока император расписывал свое могущество, он время от времени поглядывал в окошко. Там мерцали огоньки города. Город был стар и грязен уже сейчас и вряд ли когда-нибудь был новым и чистым. Города не как люди, у них нет периода детства и юношеского беспечного расцвета. И виной тому, конечно, люди. Сколько жил на свете раввин Лев Бен Бецалель, столько удивлялся тому, как человек — будь он хоть самым бедным иудеем, хоть императором Рудольфом — умеет так испортить все, к чему прикасается. И в то же время только человеку дал Бог разум, величайший дар… который люди тоже умудрились превратить в проклятие.

«Я старею, — грустно сказал себе раввин, — старею и начинаю ворчать». Он прислушался с голосу императора. Так и есть: одышка усиливается, речь все менее связная; если поднять на него глаза, то зрелище будет не из приятных: брызжущий слюной отечный толстяк с выпученными глазами.

— Господин, вы принимали сегодня лекарство?

Император осекся, несколько мгновений хлопал глазами, потом, попятившись, рухнул в кресло и пробормотал:

— Разумеется.

— Нужно увеличить дозу, государь. Теперь три раза в день по четыре капли. С водой, а не с вином.

Рудольф сморщился. Но прежде чем он начал опять жаловаться на горечь лекарства, раввин тем же ровным голосом спросил:

— Как ваш старший сын, император?

— Получше. Но он все же… я решил отослать его в провинцию. Свежий воздух и все такое.

— Это мудро. Только приставьте к нему верного человека, чтобы тот сумел предотвратить очередное безумство.

— За что проклят мой род, Махарал? Я полюбил девушку из незнатной семьи, дочь моего антиквара. Неужели это такой страшный грех? Просто хотеть немного счастья? Катерина родила мне детей… и в старшем сыне я вижу свою болезнь, только усилившуюся многократно. Когда у него случился первый припадок и он убил того бедного мальчика, я поклялся себе не жениться. Государство не должно получить безумца на престол. Пусть лучше род мой угаснет.

— Это было мудрое решение императора, — пробормотал старик.

— Но за что, Махарал? Иезуит, отец Иоанн, твердит, что то есть Божья кара за грехи. Чем я так провинился? Вся жизнь моя — в служении государству, ибо я читал труды Аристотеля и Макиавелли и я знаю, что пусть власть и дана нам Богом, но задача монарха — быть пастырем и отцом для народа своего. Для вящей славы своей империи я ищу истину! Философский камень, буде моим придворным удастся отыскать его, навсегда решит проблему денег и пустой казны. А Золотой город? Что ты молчишь, Махарал? Ведь если я найду дорогу туда, то Римская империя станет самой могущественной и процветающей державой!

— Но что, если цель не в этом?

— Ты обвиняешь меня во лжи? — в эту минуту простого удивления император был гораздо более величествен, чем когда извергал на приближенных желчные потоки своей нездоровой ярости.

— Нет, мой император. То, что ты говоришь о своей цели, несомненно, потому что я знаю твою душу: она благородна, и ты истинный рыцарь и защитник своей империи. Но выслушай меня, — рабби Лев, бросив еще один взгляд в окно, на темный город, где почти пропали огни, сделал шаг вперед. Видя, что старик тяжело опирается на палку, Рудольф махнул рукой, и тот, благодарно кивнув, опустился на лавку.

— Ты почтил меня дружбой, и я горжусь ею. Я знаю, что помыслы твои чисты и ты радеешь об империи. Но те, кто скрыл город, могли думать иначе. Что, если не ради одной империи дожидается он своего часа?

— Не ради одной империи? — удивленно повторил император. — Но ради чего?

— Не знаю… Но есть такое учение, оно говорит, что каждый человек, сам, должен искать свой путь в Золотой город. И дорога туда ведет через размышления и познания, праведность и мудрость. По этой дороге не сможет пройти империя… только человек. Каждый должен идти сам.

— Но если я дойду? — Рудольф подался вперед. — Если я отыщу Золотой город… Мне придется самому сражаться с Фафниром, если я буду один?

— Наверное, — ответил раввин. Ему было грустно. Он знал, что император, несмотря на бешеный нрав, неплохой человек и очень образованный. Но объяснить ему теорию самосовершенствования через медитацию казалось невозможным. Он верит, что светлый город охраняет дракон — как нарисованный в книге — с зубами и когтистыми лапами. Но ведь внутри каждого человека живет собственная тварь, пожирающая его изнутри. Пусть лучше думает, что путь далек… в каком-то смысле это так и есть.

— Я готов погибнуть, сражаясь за свою империю, — сказал, подумав, император, и раввин зауважал его еще больше. И пожалел еще раз.

— Империи повезло, что у нее такой господин, — искренне сказал он. — Но императору не придется сражаться с Фафниром. Я не нашел путь к городу света.

— Но рукописи! Те, что мы выкупили у мавров?

— Я прочел их, государь. Там сказано, что путь должна указать Звезда света. Следуя за ее лучами, может человек найти вход в пещеру, и дальше звезда приведет его к Золотому городу.

— И что это за звезда?

— Это сапфир, господин. Драгоценный камень. Но как я ни искал, следов его не нашлось.

— Я буду искать сам… напиши, как он должен выглядеть, и я подниму на ноги всех!

Раввин кивнул.

— Но если я не успею, Махарал? — спросил вдруг император. — Кому передать Печать? — его ладонь легла на грудь, где под пышным нарядом висел небольшой золотой кружок, покрытый древними буквами и полустершимися узорами. — Мой старший сын безумен. У меня нет наследника. Кто должен принять эту ношу?

Некоторое время раввин думал, потом покачал головой.

— Тут император должен слушать свое сердце и разум. Выбери верного тебе человека благородной крови и немалого состояния, чтобы быть уверенным, что дети его смогут получать свет истины в виде знаний и не забудут свое положение и свой долг. Расскажи ему легенду и возложи на его плечи долг хранителя. И когда придет время…

— Когда, Махарал?

— Не знаю, государь.

Распрощавшись с фрау Легерлихт, Мириам задумалась. Дела ждут ее в Париже. Есть ли смысл возвращаться во Фрейбург? Вроде бы нет, но на душе у нее было неспокойно. Она вспомнила визит Питера Кернера, его настойчивый интерес к артефактам и собственное обещание связаться с представителем «Мудрости Сиона» после осмотра банковской ячейки. Они следили за ней в Швейцарии, возможно, следят и в Австрии. Нужно замести следы, убедить «Мудрость Сиона», что у нее нет ни книги, ни медальона. Если уж врать, так убедительно, решила Мириам, и отправилась обратно во Фрейбург. Переночевала на вилле, утром опять — уже не прячась — отправилась в банк. Положила в ячейку финансовые документы из домашнего сейфа и бабушкины украшения. Вернувшись на виллу, достала визитку и позвонила герру Кернеру. Сказала, что в банковской ячейке медальона не оказалось, после чего она, Мири, абсолютно уверилась, что он был украден той ночью, когда в дом проникли грабители. Поэтому сейчас она отправится в полицию и напишет заявление. Рисунок узора на медальоне, любезно присланный герром Кернером, она приложит к заявлению. А не знает ли герр Кернер, из какого золота был медальон? Красное, желтое? Проба? Ах, такой древний, что пробы нет? Ну, рисунка, наверное, будет достаточно. «Что вы посоветуете написать, когда полиция попросит указать приблизительную стоимость? Нет, “бесценен с исторической точки зрения” вряд ли подойдет! Что ж, напишу что-нибудь…» Кстати, каталог бабушкин она просмотрела и библиотеку тоже на всякий случай — книги «Лабиринт Иерихона» нет. Если герр Кернер узнает что-то новое…. Да-да, она будет благодарна за любую информацию.

Повесив трубку, девушка ухмыльнулась: нельзя было не заметить, каким кислым стал голос Кернера, когда она заявила о намерении обратиться в полицию. Кстати, раз решила врать убедительно — надо ехать в полицию. Мири надела кофточку с глухим воротом, чтобы медальон случайно не попался кому-нибудь на глаза, и отправилась в полицию.