Люди Смутного времени - Александр Борисович Курганов

бояр, духовенства и иноземных послов — заявил, что намерен лишить сына прав на трон. Во время официального приема в Кремле он обратился к «ливонскому королю» Магнусу, женатому на троюродной сестре царевича Ивана: «Любезный брат, ввиду доверия, питаемого ко мне вами и немецким народом (ибо я сам немецкого происхождения и саксонской крови), несмотря на то, что я имею двух сыновей — одного семнадцати и другого тринадцати лет, ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны…»

Московит в военном наряде. Гравюра XVI в.

К этому времени относится и появление знаменитой «Песни о гневе Грозного на сына». В народном предании царевича обвинил в «потворстве» изменникам-новгородцам шеф опричников Малюта Скуратов, а боярин Никита Романович Захарьин спас племянника от «злой смерти».

Чем же закончилось дело? Невероятно, но Иван Иванович настоял на своем. Менее чем через месяц опала постигла главных руководителей опричнины, а еще через год это учреждение отменили официально и даже само слово «опричнина» было запрещено!

Историки до сих пор не могут объяснить тот факт, что спустя всего несколько лет после новгородского «погрома» Грозный объявил мятежный город своей столицей, перевел туда из Москвы многие приказы и даже перевез государственную казну! Возможно, объяснение кроется в том, что одним из наместников Новгорода Грозный назначил царевича Ивана, который проявил себя неплохим администратором и «миротворцем»…

А было ли убийство?

В формировании мифа об «убийстве» Грозным сына большую роль сыграл… сам государь Иван Василевич! В 1563 году в послании к Андрею Курбскому Грозный, в ответ на обвинения в том, что он ради государственных интересов вершит зло, писал: «Вспомни величайшего из царей Константина, как он ради царства сына своего, им же рожденного, убил» (в 326 году император Константин Великий казнил своего сына Хриспу). Эти слова Грозного историки стали считать чуть ли не признанием в подготовке преступления!

Обратимся к источникам. Московский летописец сообщает: «В 7090 году преставися царевич Иван Иванович». Пискаревская летопись указывает точное время смерти — «в 12 час нощи ноября в 17 день преставление царевича Ивана Ивановича», Новгородская летопись указывает точное место: «Преставися на утрени в Слободе». Игумен Иосифо-Волоцкого монастыря уточняет дату: «В лето 7090 ноября в 19 день престависи благоверный христолюбивый государь наш царевич Иван Иванович веса Русии».

Про убийство упоминает только псковский летописец (уже цитировавшийся выше), однако есть большие сомнения, что в осажденный город могли доходить достоверные известия о происходящих в столице событиях…

Через много лет еще один известный мемуарист писал: «Ходит слух, что старшего сына он (царь) убил своей собственной рукой, но произошло это иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла, умер он не от этого, а некоторое время спустя». Эти слова принадлежат Жаку Маржерету, который в качестве шефа телохранителей царя Бориса и Лжедмитрия I мог иметь доступ к секретным дворцовым архивам…

Попробуем реконструировать трагические события ноября 1581 года.

Сохранилось письмо Ивана Грозного к боярам, покинувшим Александровскую слободу после совещания с царем 9 ноября. «…Которого вы дня от нас поехали, — писал Грозный, — и того дни Иван сын разнемогся и нынече конечно болей… а нам, докудово Бог помилует Ивана сына, ехати отсюды невозможно…» Царь немедленно вызвал из Москвы лекарей и самых близких к наследнику людей — дядю царевича Никиту Романовича Захарьина и «канцлера» Андрея Щслкалова.

Болезнь царевича очевидцы описывали по-разному и даже по-разному ее называли: одни «горячкой» и «лихорадкой», другие «падучей болезнью». Совсем не похоже на «смертельный удар в висок», который, кстати, царь просто физически нанести не мог: к концу жизни Грозный стал быстро дряхлеть, так что придворным нередко приходилось в буквальном смысле слова носить своего господина на руках…

Дворцовые врачи и знахари, сменяя друг друга, пытались исцелить Ивана Ивановича. Лечили, надо сказать, традиционно: поили овечьим молоком и медвежьей желчью, окуривали дымом, клали на грудь мешочек с тертым хреном и чесноком, натирали тело умиравшей) теплым тестом. А где же был в это время лейб-медик царя Роберт Якоби, которого сама английская королева Елизавета I считала «мужем искуснейшим в лечении болезней»? У Грозного были и другие придворные врачи и фармацевты. Приезжавший в 1581 году в Россию иезуит Джованни Компакт писал, что «князь имеет при себе двух врачей: одного — итальянца, другого — голландца». Врачом-голландцем был Иоганн Эйлоф (с ним мы еще встретимся). Врачом-итальянцем был доктор Паоло из Милана, служивший затем царю Федору Ивановичу и Борису Годунову (в документах Флорентийского посольства 1600 года имеется запись, что «дохтура Павла великий государь Борис Феодорович добре жалует» — обратим на это внимание!).

Через десять дней — 19 ноября — Иван Иванович скончался.

Уже в наше время в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты гробницы Грозного и его сыновей. Ученые обнаружили в останках царевича Ивана количество ртути, «несовместимое с жизнью». Содержание мышьяка в костях Ивана Ивановича в 3,2 раза превышало предельно допустимую норму, что, по мнению экспертов, «не позволяет полностью исключить возможность острого или хронического отравления».

В XVI веке яды были хорошо известны в России, и привычка травить зельем политических конкурентов получила широкое распространение. В этом отношении двор Ивана IV в Александровской слободе ничуть не уступал Лувру времен Екатерины Медичи. Только при жизни Грозного от яда умерла его мать Елена Глинская и его двоюродный брат Владимир Старицкий (впрочем, последнего приказал «опоить зельем» сам царь, поскольку получил сведения о том, что кузен хотел извести всю царскую семью ядом). Главным отравителем считался лейб-медик царя Елисей Бомелей, отправивший на тот свет не один десяток впавших в немилость вельмож.

Но и сам Грозный со своими близкими входил в «группу риска». Когда в 1572 году царь был вынужден просить у церкви разрешения жениться в четвертый раз, он поведал Священному синоду душераздирающие подробности об обстоятельствах смерти своих жен. О первой супруге Анастасии Захарьиной он писал: «И отравами царицу Анастасию изведоша». Вторая жена царя Мария Темрюковна также «вражиим злокозньством отравлена бысть». Государева невеста Марфа Собакина скончалась через две недели после бракосочетания. «И тако ей отраву злую учиниша».

Кому была выгодна смерть царевича Ивана? Мы можем совершенно определенно назвать этих людей. В первую очередь