Минные крейсера России. 1886-1917 гг. - Мельников Рафаил Михайлович

26 ноября крейсер № 1 ("Воевода”) был спущен на воду, в январе 1882 г. на нем закончили установку котлов и приступили к установке машин. В апреле закончили прокладку сети электрического освещения, установку вспомогательных механизмов и устройств, развернули отделку помещений. С отставанием, равным циклу соответствующих работ на "Воеводе”, приступили к ним и на “Посаднике” (спущен 1 апреля 1892 г.).

В апреле 1892 г. наблюдавший инженер-механик Н.А. Пастухов забраковал все четыре главные паровые трубы (медные, диаметром 150 мм и толщиной 6,5 мм) для обоих крейсеров, но фирма успела сделать новый заказ и к началу мая “Воевода” был отбуксирован в Пиллау для окраски в доке подводной части и установки гребного винта. 15 мая на двухчасовом форсированном испытании при осадке носом 2,27 и кормой (с пяткой рулевой рамы) 3,25 м. “Воевода” на двух пробегах по 18,25 мили развил среднюю скорость 22,29 уз (при 256 об/мин). 22 мая при той же нагрузке (водоизмещение 395,5 т), "Посадник” развил среднюю скорость 22,12 уз. 23 мая на обоих кораблях установили доставленные из Берлина закладные доски. На 5-часовом испытании 16-уз скоростью, удельный расход топлива, при мощности около 850 л.с. составил 0.75 и 0,778 кг/л.с. час. 5 июня сдача кораблей завершилась (задержка была вызвана рядом переделок и запозданием доставки из России торпедных аппаратов) и, приняв экипажи, доставленные транспортом “Красная Горка”, крейсера, подняв флаги, гюйсы и вымпелы отправились в Россию.

В середине июня корабли невиданного еще на Балтике нового типа привлекли всеобщее внимание и сразу же получили представительское назначение. В июле “Воеводе” поручили конвоирование в Транзунд шедшую с генерал-адмиралом яхту “Стрела”. Осенью оба крейсера на время маневров были включены в состав Практической эскадры. "Воевода" действовал в нападающем отряде вице-адмирала Н.И. Казнакова (1834–1906) и благодаря ошибке командира новейшего 20-уз миноносца “Экенес” (он принял "Воеводу” за “Посадника”), сумел настичь “противника” после погони 21-уз скоростью. Для различия крейсеров-близнецов решили дать “Воеводе” преобладание в окраске белого цвета, “Посаднику” — желтого. Но белая труба сильно обгорала и уже тогда пробовали красить ее в черный цвет. На “Посаднике" придерживались принятого в гвардейском экипаже желтого цвета. На “Воеводе” продолжали красить трубу в белый цвет (с обгоранием боролись, обливая трубу водой), подчеркивавший чистоту и нарядность. По этому цвету корабли и различали при плаваниях с императорскими яхтами.

В кампании 1893 г. в составе Практической эскадры "Воевода” в Моонзунде изучал фарватер и в ночь на 10 августа удачно атаковал эскадру, стоящую на рейде. Свет прожектора “Воеводы" отвлек внимание на эскадре, позволив действовавшим с ним миноносцам прорваться на рейд.

В пути при конвоировании императорской яхты “Полярная Звезда” (шли на открытие порта в Либаве) крейсера по приказу императора провели гонку. Число оборотов довели с 200 до 250. Быстро обогнав прибавившую ход яхту, крейсера довели скорость до 21–22,5 уз. “Нервное содрогание корпуса”, шум работы вентиляторных машинок форсированного дутья, бурун за осевшей в воду кормой, острый, как нож форштевень, врезающийся в воду и узенький фонтан бегущий перед носом — такую картину в книге "Счастливые и тяжелые минуты крейсера "Воевода” (С-Пб, 1895) рисовал влюбленный в свой корабль, его первый (в 1892–1893 гг.) командир капитан 2 ранга В.К. Витгефт (1847–1904). Иногда приходилось в походе поджимать подшипники, уменьшая ход и вовсе останавливаясь в облаках пара, когда обнаруживалось, что разлетелась в подшипнике бронзовая прокладка. Но особенно чувствителен был явный недостаток мореходности, которому ничуть не мог помочь предусмотренный Ф. Шихау крохотный полубак.

Не подходя к Либаве встретили заметную зыбь и “Воевода” “стал врезываться носом в волны, откидывая снопы пены по сторонам и взял раза два всю волну на бак”, В дальнейшем плавании до Копенгагена августейшие пассажиры любовались сопровождавшими яхту двумя, по их выражению, “верными собачками, а королева эллинов заметила, что "Воевода” "очень красив", и в отличие от пего несоразмерно высокий “Лейтенант Ильин” наводит на нее "страх”. Но на крейсерах было не до эстетических сравнений. Все понимали, что в бою. в сравнении с гораздо более мореходным “Лейтенантом Ильиным”, минные крейсера Шихау в случае непогоды потеряют много из своих достоинств. Гордое название "крейсера” никак не вязалось с их болезненной чувствительностью к волнению, вызываемому даже ходом императорской яхты. Волна от ее винтов, как писал В.Е. Витгефт, "делала много неприятностей крейсерам, то и дело заглядывая на бак, приходилось то забегать вперед, то отставать немного”. Закладка в Копенгагене 1 октября 1893 г. императорской яхты “Штандарт” обернулась несчастьем для “Воеводы”. На яхте “Царевна” забыли вынуть орудийную пробку и салютным выстрелом был убит приготовившийся к салюту комендор “Воеводы”. Офицеры корабля собрали значительную сумму вклада в сберкассу для пенсионного обеспечения дочери погибшего.

Общей бедой флота стала произошедшая в канун торжеств — 7 сентября 1893 г. — гибель броненосной лодки “Русалка”. Только в апреле 1893 г. близ берегов Кореи разбился крейсер "Витязь”, а теперь — накануне торжеств в Копенгагене — 7 сентября чуть ли не на виду двух главных портов, на исхоженном всем флотом коротком 40-милыюм пути, поперек залива от Ревеля до Гельсингфорса бесследно исчезла броненосная лодка "Русалка”. Обеспокоенный несообразностью новой катастрофы, император с тревогой поглядывал на то, как теперь отчаянно ныряли. в волнах сопровождавшие яхту "две верные собачки". Дурные предчувствие пробуждала надвигавшаяся дата другой, совершившейся 17 октября 1888 г. катастрофы, когда при крушении черноморского поезда близ ст. Борки, чудом уцелела вся императорская семья. Поиски “Русалки” оставались безрезультатными и не раз, бывая на “Воеводе”, император допытывался у командира Витгефта, чем можно объяснить эту загадку, а он, не вдавясь в истинные причины — оставленные в порту штатные крышки машинных люков и уход вперед порученной конвоированию “Русалки” канонерской лодки “Туча” отговаривался тем, "что лодка, наверное, сбилась с пути, ударилась о камень и соскользнула в глубину”.

Обратный путь в Россию поставил минные крейсера в критическое положение, близкое к тому, какое привело к гибели “Русалки”. Несмотря на перегрузку угля из носовой угольной ямы, "Воевода" продолжал зарываться во встречные волны. "Вся носовая часть крейсера до башни ушла как бы в воду, прорезая встречную волну, которая, дойдя до башни и ударяясь в нее, окатывала всех четырех (стоявших на мостике. — P.M.) с ног до головы”. Корабль превращался в лишь изредка всплывавшее на поверхность. полуподводное судно. Мотало его немилосердно. На яхте, совсем встревожившись уменьшили скорость до 14–16 уз, по “Посадник" просил сбавить еще. В то же время на "Воеводе” отказал паровой штурвал — железная стойка, из разоренного на баке и носившегося по палубе боцманского ящика, заклинила штуртрос. В трюм через систему люков поступала вода, отказал засорившийся холодильник и пришлось применить наружную инжекцию. К утру со скорости 10 уз (100 обмин) довели ход до 13 уз. Яхту проводили до Либавы, где царская семья съехала на берег. Крейсера же должны были разбираться с последствиями штормового плавания: очищали набравшие водорослей миниатюрные латунные трубки холодильника (их диаметр в спецификации не указывался), устраняли водотечность в трюмах и последствия палубного разгрома.

Дружно, вспоминал В.К. Витгефт, проклинали фирму Шихау, построившую крейсера одновинтовыми. На приеме в Гатчииском дворце император снова "расспрашивал командиров о судьбе “Русалки” и состоянии двух его “верных собачек”. Чрезвычайно важным и по-государственно мудрым был сделанный им вывод: “эти крейсеры для открытого моря слишком малы и должны бы быть двухвинтовыми для избежания случайностей”. Потребовалось, однако, еще около года, прежде чем в МТК состоялось решение об увеличении мореходности крейсеров, устройством на них полноценного полубака.