Дорожные работы - Стивен Кинг

– Я знаю, – ответил он. Мэнси вернулся с кредитными карточками и слушал, стоя у дверей.

– И как раз один из пареньков, который вопил громче всех, в конце концов и получил на свою голову. Луиджи Бронтичелли – так его звали. Такой же стопроцентный еврей, как и я. – Мальоре рассмеялся. – Он подошел погладить собаку мистера Пьяцци в один августовский день, когда стояла такая жарища, что можно было яйцо изжарить на асфальте, и с того самого дня ничего кроме шепота у него из горла не выходило. Он потом открыл парикмахерскую в Манхеттене, и его прозвали Шептуном.

Мальоре улыбнулся ему.

– Так вот, приятель, не хочу тебя ничем обидеть, но ты мне напоминаешь собаку мистера Пьяцци. Ты, конечно, пока не рычишь, но если какой-нибудь неосторожный пацан подойдет тебя погладить, ты закатишь глаза. А хвостом ты вилять перестал давным-давно, даже, наверное, уже забыл, как это делается. Пит, отдай этому парню его кредитные карточки и квитанцию. Мэнси вручил ему все документы.

– В общем, договорились, – сказал Мальоре. – Приедешь завтра, и мы еще с тобой потолкуем. – Мальоре сделал паузу, наблюдая за тем, как он укладывает вещи в бумажник. – И тебе действительно надо вытряхнуть всю эту дрянь из бумажника. А то ты вконец растянешь его и превратишь в полное дерьмо.

– Может быть, я так и сделаю.

– Пит, проводи этого джентльмена до его машины.

– Сейчас.

Он уже открыл дверь кабинета и занес ногу, чтобы ступить за порог, когда Мальоре сказал ему вслед:

– Рассказать тебе, мистер, что случилось с собакой мистера Пьяцци? Ее отвели к ветеринару и усыпили, вот такая история.

После ужина, когда Джон Чэнселлор начал подробно объяснять, каким образом новое ограничение скорости на заставе Джерси способствовало уменьшению несчастных случаев, Мэри задала ему вопрос о новом доме.

– Поначалу он мне даже понравился, – сказал он. – Но потом я пригляделся повнимательнее и обнаружил в западной стене термитов. Черты лица ее опустились, словно скоростной лифт.

– Так значит, все без толку?

– Выходит, что так.

– Что же теперь делать?

– Знаешь, я все-таки, пожалуй, попробую съездить туда завтра еще раз. Спрошу у Тома Гренджера – может быть, он знает специалиста по выведению термитов. Тогда захвачу парня с собой и покажу ему дом. Чтобы, так сказать, получить заключение эксперта. Может быть, все еще и не так плохо, как мне показалось.

– Ой, дай-то Бог. Все-таки шесть комнат, задний дворик… – Она мечтательно остановилась на полуфразе.

Знаешь что, – неожиданно заявил Фредди. – Я хочу сказать тебе, что ты настоящий принц. Такой, какие бывают только в сказках. Как это вообще у тебя получается, Джордж – так нежно и ласково относиться к своей жене? Объясни все-таки, это что – природный талант? Или, может быть, ты где-нибудь брал уроки?

– Заткнись, – сказал он.

Мэри ошеломленно огляделась вокруг. – Прости, что ты сказал?

– Ах, нет, – принужденно рассмеялся он. – Это я по поводу Чэнселлора. – Видишь ли, мне просто смертельно надоели все эти апокалиптические речи о конце света и всеобщей катастрофе, которыми потчуют нас Джон Чэнселлор, Уолтер Кронкайт и им подобные.

– Не стоит ненавидеть вестника из-за той вести, которую он нам принес, – сказала она и посмотрела на Джона Чэнселлора исполненным сомнения и беспокойства взглядом.

– Наверное, ты права, дорогая, – сказал он и подумал про себя:

Ну и ублюдок же ты, Фредди, никогда тебе этого не прощу.

Фредди кротким голосом сообщил ему, что не стоит ненавидеть вестника из-за той вести, которую он тебе принес.

В течение некоторого времени они молча смотрели выпуск новостей. Потом начался рекламный блок. На экране появилась реклама лекарства от насморка – два человека, у которых головы превратились в огромные глыбы соплей. Потом один из них принял чудодейственное средство от простуды, и серо-зеленый омерзительный куб, внутри которого скрывалась его голова, распался на куски.

– Похоже, ты начинаешь понемногу поправляться, – сказал он. – Голос уже не такой простуженный.

– Да, Барт.

– Я очень рад.

– Скажи мне, а как зовут агента по торговле недвижимостью?

– Монохан, – ответил он автоматически.

– Да нет, я говорю не о человеке, который продает тебе завод, а об агенте, предложившем тебе купить этот дом.

– Ольсен, – ответил он без запинки, проворно подобрав это имя на свалке памяти.

Снова начался выпуск новостей. Следующее сообщение было посвящено Давиду Бен-Гуриону, который вроде как был готов присоединиться к Гарри Трумэну.

– Скажи, как Джеку там живется? – спросила она спустя некоторое время.

Он собирался ответить, что Джеку там на редкость препогано, и с удивлением услышал свой собственный голос:

– Мне кажется, неплохо.

Джон Чэнселлор закончил выпуск новостей слегка юмористическим сообщением о том, что над Огайо в последние дни неоднократно наблюдались летающие блюдца.

Он лег спать в половине десятого. Судя по всему, кошмар приснился ему почти сразу же, когда он проснулся, на электронных часах светились цифры:

11:22 P. M.

A во сне он стоял на углу улиц Веннер и Райс – Нортоне. Он стоял прямо под табличкой, на которой были написаны названия улиц. Внизу по улице, напротив кондитерской, только что остановился розовый кадиллак «Эльдорадо» с рогами северного канадского оленя на капоте. Дети бросили свои игры на тротуарах и у подъездов и ринулись к автомобилю.

На другой стороне улицы к перилам покосившегося кирпичного строения была прикована цепью большая черная собака. Маленький мальчик уверенно приближался к ней.

Он попытался закричать: Не гладь эту собаку! Беги за своей карамелькой! – но слова не шли у него из горла.

Медленно, словно в рапиде, сутенер в белоснежном костюме и плантаторской шляпе обернулся посмотреть, что происходит. Руки у него были полны карамелек. Столпившиеся вокруг него дети тоже обернулись. Все дети вокруг сутенера были чернокожими, но маленький мальчик, подходивший к собаке, был белым.

Собака прыгнула, словно тупая стрела. Мальчик вскрикнул и отшатнулся назад, руками прикрывая горло. Когда он обернулся, кровь струилась у него между пальцев. Это был Чарли.

В этот момент он проснулся.

Сны. Проклятые сны.

Его сын был мертв вот уже три года.

28 ноября, 1973

Когда он поднялся, шел снег, но к тому времени, когда он добрался до прачечной, снег почти уже прекратился. Том Гренджер выбежал ему навстречу без пиджака, в одной рубашке, изо рта у него вырывались небольшие облачка пара. По выражению лица Тома он понял, что денек предстоит не из самых удачных.

– У нас несчастье, Барт.

– Что-нибудь серьезное?

– Достаточно серьезное. Джонни Уокер попал в аварию на обратном пути из «Холидей Инн» с первым грузом белья. На Дикмен парень на «Понтиаке» рванул на красный свет и врезался прямо в Джонни. Вот такая история. – Он запнулся и бесцельно оглядел грузовой вход. Там никого не было. – Полицейские сказали, что Джонни очень плох.

– Господи помилуй.

– Я отправился туда минут через пятнадцать-двадцать после того, как все это произошло. Ты, наверное, знаешь этот перекресток…

– Да-да, чертовски опасное место.

Том покачал головой.

– Если бы все это не было так ужасно, то можно было бы рассмеяться. Как будто кто-то швырнул гранатой в прачку. Повсюду разбросаны простыни и полотенца из «Холидей Инн». И я заметил, что некоторые люди уже разворовывают их, вампиры гребаные, нет, ну до чего дошли, поверить трудно! А грузовик… Барт, со стороны водителя кабина вся всмятку, один покореженный металл. Джонни выбросило оттуда.

– Он в центральной?

– Нет, в госпитале святой Марии. Джонни ведь католик, ты разве этого не знал?

– Съездишь туда вместе со мной?

– Пожалуй, нет. Рон развопился, что давление в котле падает. – Он смущенно пожал плечами. – Ну, ты же знаешь Рона. Шоу должно продолжаться.

– Ладно.

Он снова забрался в машину и поехал по направлению к госпиталю святой Марии. Господи Иисусе Христе, и надо же было так случится, что пострадал именно Джонни. Кроме него самого, Джонни был единственным человеком, который работал в «Блу Риббон» еще в 1953 году – собственно говоря, Джонни поступил туда еще в 1946-ом. По дороге его терзала одна мысль. Он знал из газет, что новый участок 784-й автострады должен значительно разгрузить опасный перекресток на улице Дикмен.

На самом деле его звали совсем не Джонни. Его настоящее имя – Кори Эверетт Уокер. Он видел его на достаточном количестве путевых листов, чтобы прекрасно его знать. Но даже двадцать лет назад все вокруг называли его Джонни. Его жена умерла во время туристического путешествия по Вермонту в 1956 году. С тех пор он жил вместе со своим братом, водителем грузовика городской санитарной службы. В «Блу Риббон» десятки рабочих называли Рона у него за спиной длинноватой кличкой «Каменные яйца», но Джонни был единственным, кто позволял называть его так в лицо, и ему это сходило с рук.