Повод для убийства - Владимир Григорьевич Колычев

выйти из машины. Роскошные волосы, вечерний макияж, короткое платье, туфли на шпильке. Альберт чуть не проглотил язык, узнав Риту. Так вдруг захотелось крикнуть: «Ай да Филимон, ай да сукин сын!»

– Знакомься: Альберт! – рукой указывая на него, в шутливом тоне представил он.

Но Рита восприняла все всерьез. И даже не улыбнулась.

– Рита!

– Значит, Марго? – усмехнулся Альберт.

– Нет, Рита, – сказала она таким же тоном, что и при первом знакомстве, и смотрела на него при этом выжидательно. Как будто готова была идти за ним на край света. Если он позовет. Но позвал Филимон.

– А пойдем я тебе дом покажу! – сказал он, обняв Риту за талию.

И она покорно пошла с ним, даже не думая снимать руку с талии. Альберт же встал за мангалом: угли разгорелись, пора ставить мясо.

Он жарил шашлык. И Филимон, похоже, занимался примерно тем же самым. Альберт уже снимал мясо с шампуров, когда он появился с Ритой в обнимку. Девушка слегка покачивалась на каблуках, как будто от усталости. Распаренная, растрепанная, помада на губах слизанная, и платье на ходу оправляет. И выражение лица примерно такое же, как и утром, когда она шла в душ. Вроде ничего страшного не произошло, но и счастья в глазах не видно. Зато Филимон сиял как новенький самовар. Одной рукой он обнимал Риту, в другой держал упаковку пива из холодильника.

– Мы в баньку, ладно?.. А ты потом!

Альберт глянул на Риту. Дурочка она или нет, но попариться с ней он бы не отказался. Но Рита на него даже не смотрела. И покорно жалась к Филимону. Все, она сделала свой выбор, больше ей никто не нужен. И Макс в том числе. С ним все ясно, из тюрьмы он уже не выйдет никогда. А ей нужно устраивать жизнь.

Да Филимон и не собирался ни с кем делиться.

– Сам, конечно! – уточнил он.

И забрав с собой немного шашлыка, увел Риту в баню. Вот тебе и здравствуйте!

Альберт откупорил банку пива, не отрываясь осушил ее, так же быстро расправился со второй. Съел кусок мяса и принялся за третью.

Он не чувствовал себя пьяным, но когда перед глазами вдруг всплыла Алешина, подумал, что стал жертвой галлюцинации.

– Пахнет как! – улыбнулась она.

Платье на ней в стиле сафари, ниже колена, декольте практически нет, но его так просто расстегнуть. Спереди. Глядя девушке в глаза. Завораживая ее, очаровывая. Рита более чем хороша собой, но Альберт почему-то не стремился подчинять ее своей воле. А этой красоткой он бы занялся. Действительно красотка. Волосы распущены, глаза накрашены, губы призывно блестят.

Альберт взял кастрюлю, протянул Алешиной, глядя в глаза. Вилки, ножи есть, но за ними в дом нужно идти, да и ни к чему сейчас эти премудрости. Руками пусть мясо берет. В дикой природе они, он самец, она самка, все должно быть естественно. А если что-то не нравится – скатертью дорога.

Но Алешина ломаться не стала, кивнула, пальцами взяла кусок мяса и с вызовом вонзила в него фарфоровой белизны зубы.

– Вкусно!

Альберт откупорил банку пива и подал ей. Она кивнула в знак благодарности, припала к банке. И все время, пока пила, смотрела ему в глаза. И улыбнулась, слизнув с губ пену. Он без того ощущал себя под напряжением, двести двадцать как минимум. А сейчас вдруг пружина внутри разжалась, распрямилась, невыносимо затвердела, завибрировала. И в голове что-то разомкнулось.

– Не боишься? – спросил он, подняв руку, чтобы обнять и прижать к себе девушку.

– Боюсь, – она смело смотрела ему в глаза.

– Я один… – начал он.

– И я одна… – перебила она.

– И мне совершенно все равно, что ты сейчас подумаешь.

– А если я не могу думать?

Взгляд ее затуманился в ожидании чуда, и Альберт не стал ее разочаровывать. Терраса наполовину была затянута диким виноградом, под этот занавес он Оксану и увлек. Она покорно пошла за ним.

– Не надо ни о чем думать.

Он поцеловал ее в губы, она всего лишь напряглась, но не оттолкнула его. Альберт прижал ее к столу, коленкой раздвигая ноги, пальцы расстегнули нижнюю пуговицу на платье. Оксана жарко задышала, подняла ногу, забрасывая бедро на стол. Расстегнув вторую пуговицу, он подтолкнул ее, и она села на стол. И ничего не сказала, когда одна за другой сдали свои позиции третья и четвертая пуговицы снизу.

Он расстегнул платье, Оксана уже полулежала, спиной опираясь о его руку. Бюстгальтер на ней такой нежный, прозрачный, по ощущениям как будто нет ничего. Трусики маленькие, снимались легко и просто.

– Я тебя арестую, – прошептала она, скрестив ноги у него на спине.

– Могу дать показания… Первое… – вталкиваясь в ее теснины, пробормотал он. – Второе…

– Не верю, – принимая ритм его движений, мотнула она головой.

– А так? – он усилил напор.

– Уже теплей… Еще теплей… Еще… Еще-еще!..

Альберт потерял голову, она – рассудок, никто не думал, что может появиться Филимон или еще кто-то зайти, заехать во двор, тот же Поташев например. И сотрудники местной милиции могли заглянуть на пару вопросов, а товарищ капитан в расстегнутом настежь платье, трусики висят на спинке кресла, бюстгальтер сдвинут на бок, ноги раздвинуты, Альберт не может остановиться… Все равно. И ей все равно, и ему.

Но никто так и не появился. Оксана задрожала.

– Горячо! – вскрикнула она.

И наступила тишина. Гробовая. Оксана не смогла выдержать испытание дикой природой, поддалась животным инстинктам, но ведь она человек, причем социально ответственная личность. К тому же на страже закона. Альберт же – уголовник, причем рецидивист. А она ему отдалась как последняя шлюха. И скоро об этом узнает весь криминальный мир. Уголовник трахнул мента, и очень скоро об этом заговорят. Альберт никому ничего не расскажет, но Алешина об этом не знает. В душе у нее назревает паника. Он чувствует это.

Вот Оксана дернулась, открыла глаза, потрясенно смотрит на него. Альберт взгляд не отвел. Между ними нет ничего общего, в их отношениях будущее даже не просматривается. Но он мужчина, и она может рассчитывать на его благородство. Никто ничего не узнает.

– Я сама во всем виновата, – тихо сказала она.

Он улыбнулся, застегнув на платье первую пуговицу.

– Я сама этого хотела.

Он застегнул вторую пуговицу.

– Потому что сошла с ума!

– И меня свела, – кивнул он, застегивая третью.

Остальные пуговицы она застегнула сама. Слезла со стола, села, с силой сжав бедра, взяла торчащую из пачки сигарету. Альберт услужливо щелкнул зажигалкой.

– Год почти не курила, – сказала она.

Он потушил огонек.

– Зачем же тогда начинать?

– Приперло. – Она скомкала сигарету.

– Пивка? – Альберт откупорил банку.

– А покрепче?

– Если только из запасов покойника, – усмехнулся он.

– Я думаю, покойник не будет в обиде. После того, что мы для него сегодня сделали.

Альберт кивнул, сходил в дом, принес виски, стаканы, лед в форме из морозильника. На закуску шашлык – лучше и не придумать.

Они выпили, и Оксана закурила.

– Как это у тебя получается? – голос ее дрожал, как это бывает от озноба.

– Что получается?

– Все получается… Снегового этого нашел. Я ездила, смотрела.

– Зачем ты ездила, смотрела? – Альберт спросил тихо, но Алешина глянула на него так, как будто он крикнул на нее.

– Зачем?

– Да, зачем?..

– Ты меня уже ревнуешь? – Она улыбнулась, с проницательной иронией глядя на него.

– Почему ревную?

– Ну а вдруг я спала со Снеговым… А я спала. Нет, не с ним. Но спала. Вообще… Мне уже почти тридцать, если ты этого не заметил. Я взрослая девочка.

– Если ты не спала со Снеговым, тогда почему? – настаивал Альберт.

– А дело об убийстве вашего Миронова! Я знаю, кто украл картину. Кто ее заказал. – Алешина предостерегающе смотрела на него.

Может, лучше не задавать вопросы, ответы на которые лучше не знать.

– Кто?

– Подозреваемый мне сам во всем признался.

– Интересно.

– Подозреваемый – мой родной дядя. Скажу больше: Лариянов мне как отец.

– Я думал, твой отец просто генерал, – невесело усмехнулся он.

Ничего особенного, в общем-то, не произошло. Всего лишь непреодолимая пропасть между ними стала немного шире.

– Мой отец погиб. Мама тоже… – вздохнула Оксана и глянула на Альберта с осуждением, адресованным самой себе. Совсем не обязательно было открываться перед ним и тревожить старую рану.

– Снеговой пропал, – возвращаясь к разговору, сказала она. – Местная милиция не смогла его найти, сказали, за границу сбежал. Лариянов попросил меня, но, увы, я пришла к тому же выводу.