Поводырь (СИ) - Андрей Дай

— Хотелось бы примеры.

Допил первую кружку и нагло вылил себе остатки. Казачок уже с добавкой бежит — вон по ступеням каблуками подкованными грохочет.

— Дык эта… господин губернатор. Оно мож и мне бы хотелось. Этих-то… примеров. Толька не ловили еще, штоб всем способ открылся.

Понятно. Считается, что чиновник должен воровать. Может быть, кто-то и крадет. Но чаще всего этого и не требуется — сами мзду несут. Как же вора не подмазать — он ведь и бумагу в руки не возьмет, побрезгует…

— И что же, так уж и богато в губернском правлении людишки живут?

— Да где же богато, — сморщился сотник. Это Артемка все пробку с бочонка вытянуть не мог, а у командира фаза сохнет… — Можа Фризель да столоначальники евойные и не бедствуют, а мелкие-то чинуши знамо рублям до полукопейки счет ведут.

— Фризель — это у нас кто?

— Павел Иваныч? Дык он, Герман Густавович, у вас председателем служит. Он и при Александре Дмитриче служил, а при Валериане Александровиче советничал…

— Я так понимаю, эти господа — мои предшественники на посту начальника губернии? И как бы вы их охарактеризовали?

— Герман Густавович, — укоряющее глянул Безсонов. — Я-то кто штоб господам генералам характеры сказывать? Мое дело казачье: бери шашку, скачи — воюй. А они кто?! Они начальство и енерал-майоры. Его превосходительство, Озерский, который Александр Дмитриевич — он нашим Томским инвалидным батальёном командовал в чине дивизионном. Во как! А мы при ём тока в распутицу в Томских казармах сиживали. Все боле по тракту ссыльных водили.

— Разве казачье это дело?

— Я так мыслю, Ваше превосходительство, што воинское это дело. Коли приказ даден, иво сполнять надобно.

— А вообще, каково жилось-то при Озерском?

— Дык так же как и при Его превосходительстве, Бекмане. Они ученые господа, по горному ведомству-то поболе были, чем по правлению Томскому. Александр Дмитриевич так и в губернии не часто показывался. Все больше в Барнауле да по заводам Алтайским. Слышал, уголь при ем начали из земли ковырять, серебро на горюч-камне плавить. Прежде горные господа деньгу с углежогов на пенсию себе собирали, а Озерский сильно обидел их… Без конвойных и не ходил никуда. Как в Санкт-Петербург ево забрали, поди, сызнова дрова на угли пережигают…

— Ну, это начальника Горного округа головная боль.

— А и то верно, Герман Густавович. От многия знания — многия печали.

— Да ладно тебе прибедняться-то, Астафий Степанович. Чего же ты, с закрытыми глазами да ушами что ли ходишь? И не молчат ведь люди. Один одно брякнет, другой другое.

— То жандармов Государевых дело, за людями разговоры слушать. Мое дело казацкое…

— Знаю-знаю-знаю. Шашку в зубы и на коня! Дурочка-то из себя не стройте. Я ведь тоже не третьего отделения чин. Сами понимать должны. Вот приеду я в Томск и что? За что хвататься? Куда бежать? Кто есть кто? По незнанию и сволочь какую-нибудь к себе приблизить могу. Знать мне надо! Оттого и спрашиваю. И на вас наседаю, ибо больше не у кого узнать. Борткевича вызвать за вопросы ему задать? Он от испуга «Боже царя храни» выть начнет…

— Кхе, кхе… И то правда, Ваше превосходительство. Начнет. Он ить, поди, тоже мзду с купчин сымает. Жалование коллежскому асессору хоть и поболе чем в сто рублев положено, а все равно, по сибирским расходам — маловато для такого чина. Подворья чай своего не имеет, на съемном жилье не разбогатеешь. Детки, опять же…

— И сколько же тут платят за квартиру?

— Кхе, откедова, Ваше превосходительство, тут квартирам-то взяться? Чай не Томск или Барнаул. Поди, дом в наем берет. Хныкина поспрошали бы. Этот проныра казначейский точно все знает.

— А и в Томске чиновничий люд на жилье поборами собирает?

— Кому дают, те не иначе как. А секретарям да мальчишкам побегушным-то кто даст? Некоторые и по пятеро в комнатах спят. Соломки с возов надергают, да и примастырятся.

— Вы, Астафий Степанович, мне ужасы рассказываете… Выходит, младшие чиновники и вовсе в нищете пребывают?

— Дык и выходит. Ваше превосходительство. Их благородия, коллежские регистраторы, как положенные сорок рублей получат, перво-наперво бегут долги раздавать. Домовладельцам, да в лавки к евреям. С остального леденечик дитю, да моток ниток жене. А там, глядишь, проситель какой подношение сделает. Так и до следующего раза дотянут…

— Охренеть…

— Что, простите? Вы что-то сказали, Ваше превосходительство?

— Это по-немецки, сотник… Ну вы меня расстроили. Как с голодными помощниками большие дела делать? Они же половину разворуют просто чтоб штаны от голода с животов не падали…

— Как есть разворуют, — полуведерный жбан, словно игрушка в руках ребенка, совершил замысловатое движение. В вазах вспухала роскошная мелкопузырчатая пена. — С голодных глаз-то лихо всяческие махинации выдумываются…

Препечальнейшая картина. Полагаться на людей, озабоченных только добыванием денег на прокорм семьи, совершенно нельзя. И, самое отвратительное — в голову ничего не приходит, чтоб как-то исправить положение. Зарплаты министерством назначены. Не из своего же кармана подкармливать три сотни подчиненных… А если не из своего, тогда из чьего?

И пиво уже не лезло в горло. В животе булькало, а приятное легкое опьянение, словно холодным душем смыло печальное известие. Пришлось выпроваживать ничуть не обидевшегося Безсонова, чтоб подумать в одиночестве. И он ушел, как Винни-Пух, с револьверной коробкой под одним локтем и жбаном пива под другим.

#5

Купцы Иерусалимские

В мое будущее время в России могло нормально работать все что угодно, только, почему-то, не почта. До курьезов ведь доходило, но так ничего годами и не менялось. А тут, за полторы сотни лет до, рано поутру мне принесли пару писем и несколько газет. «Томсктие Губернские Ведомости», «Русский инвалид» и еще какая-то, с мухой в заголовке — «Северная пчела».

Вообще больше чай уважаю. Тем более тутошний — крепчайший, ароматный, терпкий. То ли травки какие-то в него добавляют, то ли это совсем другое растение. Может статься, заваривают этот божественный напиток из того, что действительно чай, а не ошметки с обгрызенных для англичан кустов. Вот вроде и способов никаких особенных не применяют — тупо суют в заварник пол-ладошки спрессованной в кирпичик субстанции, и получают шедевр.

Но вместе с почтой предложили кофе. Столь же ароматный, адски черный и сладкий. И повелся. Захотелось. Первый кофе за миллиард лет — кто бы отказался? Да еще с блинами. Артемка сказал — масленичная неделя началась. Нужно есть блины! Я что против? Я блины вообще забыл когда ел… Но и тут убили — поинтересовались: какие именно я блины предпочитаю. Чугунные, блин! Они что, какие-то другие бывают? Квадратные, ёпрст, давайте! Оказалось — это я в своем двадцать первом веке немцем был, а не здесь. Сдобные, масляные, белые, ржаные, гречишные — мало? С грибами, с икрой, с медом, с ягодами, с вареньем, со взбитым масляным и сметанным кремом… С печенью, муксунячьей струганиной… Зайчатиной, свининой, лосятиной, говядиной и кониной… Макать в сметану? Фу, какой дурной вкус. Неприкольно! В высших домах Лондона и Парижа давно изволят макать в патоку…

Встретил бы большевика — голыми бы руками удавил! Это же надо — этакую кулинарную культуру разрушить. И что взамен? Профсоюзное «масло» и картонные котлеты в столовках? Про рыбный день имени Минтая напомнить? Как начнется пост — напомню. Они ж тут и в пост голодом сидеть не станут…

Просмотрел газеты. В «ТВГ» заинтересовало объявление некоего мещанина Акулова об открытии в своем доме «Справочного места». Всякий желающий сдать жилье в наем или ищущий найма мастер мог придти и оставить весть о себе. Другие же приглашались смотреть списки предложений по классам… Интересно, он сам понял, что изобрел «Доску Объявлений»? Нужно будет предложить ему совместно издавать газету частных объявлений. Успех гарантирован…

Томское благородное собрание переехало из Загородной рощи в дом Горохова на Почтампской улице. По сему случаю был дан бал… Избави Господи!

В конце января скончался старец Федор Кузьмич. Похоронен на кладбище Алексеевского монастыря при большом скоплении народа. Ух ты! Кто ж из коренных Томичей не знает легенду о старце. Вот он когда оказывается жил. И умер. Жаль, очень жаль не довелось встретиться. Интереснейший должно быть был человек. Тебе, Герочка, расскажу как смогу, чтоб знал — не на край света едем. Вон какие люди у нас в Томске не брезговали проживать!

С чего бы начать… В общем жил-был царь Александр I. Тот самый, что с Наполеоном сначала дружил, потом воевал. При этом царе казачий генерал Платов два года комендантом Парижа служил… Но это так, к слову.

В общем, однажды случилось этому царю умереть. Да неудачно так — далеко от дома и летом. В Питер гроб привезли и не открывая похоронили. Все семейство в панике — как так! Обычно по смерти императора его в обязательном порядке бальзамируют. А тут, говорят — не успели. Не сходится что-то…