Магистр Жак де Моле - Е Жаринов

Но что же тогда могла уносить с собой во тьму южной весенней ночи отважная четверка нераскаявшихся еретиков? Ведь ради их побега столько людей, не задумываясь, отдало свои жизни.

Может быть, это были священные книги, рукописи основателей учения, в которых заключались сакральные тайны? Может быть, это были какие-то очень важные реликвии? Во всяком случае уносимое во тьму никак нельзя было оставлять в руках христиан. Важность того, что навсегда скрылось в горах и лесах Лангедока в ту далекую ночь, была столь велика и несоизмерима даже с ценностью человеческой жизни, что никакой риск, никакой дерзкий и, на первый взгляд, бессмысленный побег просто не принимались в расчет. В той ситуации казалось, что все средства хороши и все жертвы оправданы.

Наверное, таинственная ноша сия была не из легких и поэтому беглецам приходилось нести её по очереди. Добрая половина ночи ушла на то, чтобы спуститься на веревках вместе с бесценным грузом с крутой скалы, поэтому, когда ноги всех четырех коснулись, наконец, твердой поверхности земли, рассвет уже начал неумолимо приближаться. Меняясь через какой-то промежуток времени и осторожно передавая драгоценный груз из рук в руки, нераскаявшиеся еретики ускорили шаг свой по направлению к тому холму, у подножия которого накануне сожгли их братьев и сестер. Если попадался кто-то из праздношатающихся победителей, то приходилось быстро и бесшумно с бесценным грузом в руках прятаться по кустам и ждать, пока вновь все успокоится. Наконец добрели и до костра. Хотели показать оставшемуся от людей пеплу, что их жертвы ненапрасны. Может быть, и достали на короткое мгновение из грубой мешковины то, что стоило так дорого. И это нечто, наверняка, необычное по форме и неизъяснимое по содержанию, могло на мгновение осветить подножие холма особым, неземным сиянием. Чтобы не привлекать внимания недреманного ока инквизиции, странники, наверное, торопливо упрятали драгоценную реликвию обратно в мешок и направили стопы свои к тайной тропе, которая вела на самый верх поросшего лесом холма. И лес, наверное, сам расступался перед ними, а тропинка стелилась под ноги, и ни камень, ни корни огромных деревьев не попадались им по пути, дабы не споткнулись несущие, дабы не выронили из грубой мешковины то, что прижимали сейчас к сердцу ослабевшими руками своими. Корни и коряги уходили из-под ног катаров, словно вековые дубы и сосны второпях поджимали их, как поджимает, уступая место, не в меру длинные ноги свои закаленный в боях воин, случайно оказавшийся на празднике в королевском дворце.

А рассвет все приближался и приближался, и все глубже и глубже в чаще лесной исчезали фигуры несущих. И странное дело, пожалуй, и тропинка, словно сама стелившаяся перед убегающими катарами, стоило им только пройти нужное место, в один миг зарастала густой травой, дабы ни один охотник, ни один инквизитор не смогли отыскать и слабого намека на человеческий след, ибо те, кто нес сейчас священную реликвию, по мере пути своего все теряли и теряли человеческий облик, обретая в замен небесное, эфирное тело.

Однако не могли знать бедные катары, что благополучный исход их из осажденной крепости не остался незамеченным. Невидимые, но всегда оказывающиеся в нужный момент и в нужном месте, рыцари Храма помогли осуществиться этому грандиозному побегу. Это они, воины Христовы, вовремя сняли охрану, они втайне следили за беглецами, делая все возможное для успеха столь необычного предприятия.

То, что уносили с собой не раскаявшиеся еретики, было предметом многолетних поисков и самих Храмовников, перерывших до основания почти весь Иерусалим.

Куда могли убежать катары со своим священным грузом? Путь их лежал лишь к одному месту, которое было ближе всех к осажденной крепости. Место это называлось Ренне-ле-Шато. С него началось наше повествование. Много веков спустя после той памятной мартовской ночи простой сельский священник окажется на грани безумия, когда судьба позволит ему слегка соприкоснуться с одной из древнейших тайн мира.

Землями в районе Ренне-ле-Шато спокон веков владел род Бланшфоров. Они искренне сочувствовали катарам, и еретики именно там надеялись найти тайное убежище. Однако у Бланшфоров была и ещё одна жизнь. Этот род дал миру знаменитейшего Великого Магистра ордена Тамплиеров по имени Бертран, который стоял во главе Храмовников с 1153 по 1170 год. Благодаря усилиям этого славного рыцаря некогда безызвестная корпорация, напоминающая монашескую общину, приобрела мощную организационную структуру, строгую военную дисциплину, богатейшие финансы и смогла стремительно ворваться в высшие эшелоны власти как во Франции, так и во всем христианском мире.

К сожалению, все эти подробности не были известны бедному Гийому де Ногаре, который в слепой злобе своей даже и предположить не мог, насколько он, катар и "совершенный" близок ордену Храма и его тайным мистериям. Пожалуй, в этом и заключалась одна из причин описываемой нами трагедии.

VII

ИНТЕРМЕДИЯ

Как часто причиной грандиозных событий становится простое непонимание, простое невежество. Бог, словно специально запутывает слабый человеческий разум в лабиринтах неразрешимых противоречий. Видно, Богу свойственно трагическое мироощущение. И чем больше страданий, напрасных жертв и разочарований преодолевает человек, тем ближе он к своему Создателю, этому самому великому автору самой грандиозной в мире трагедии, называемой Жизнью.

Вот они, герои нашей драмы. Первым на сцену ступает Филипп Красивый. Измученный своей безнадежной любовью к покойной супруге, королеве Жанне, затмившей ему бескрайнее и бесподобное небо Франции, он не знает, на кого направит Гнев свой и поэтому видит в Тамплиерах тех, кто изменил делу крестоносцев, кто предал его святого деда, и кто стал причиной катастрофического обмельчания людской породы.

Следующим на сцене появляется слуга короля, тайный катар, Гийом де Ногаре. Он живет лишь одной местью. Он хочет уничтожить весь христианский мир и в Тамплиерах видит сейчас первых врагов своих. Перед его мысленным взором продолжают полыхать костры инквизиции, в которых горят его родственники, его предки и его братья и сестры по вере.

В Храмовниках, по трагической ошибке, видно, предусмотренной в этой вселенской драме, Ногаре видит только врагов. Бог направляет его слепой гнев в ложном направлении, дабы обострить сам конфликт, дабы сделать представление более величественным и запоминающимся.

И третьим на сцену появляется Великий Магистр, а за ним выстраивается массовка в виде бесконечной цепочки рыцарей Храма. Всем этим людям в разыгрываемой трагедии уготована роль жертв. На них направлен гнев самого могущественного монарха Европы, они утратили Святую Землю и теперь добровольно вернулись из Кипра в Париж.

Бог предусмотрел этот неожиданный поворот событий. Может показаться, что слепой случай стал причиной всего происходящего. Но что такое случай, как не верный слуга Бога, готовый выполнить любое приказание своего повелителя.

Де Моле и есть истинный герой надвигающейся катастрофы. Знает ли он, что ему грозит? Вопрос праздный. Своих любимцев Бог обычно предупреждает о готовящейся развязке, а де Моле - любима игрушка в этом представлении марионеток. Почему же тогда Магистр ничего не предпринимает? Почему ведет себя как слепой? Скорее всего потому, что сам Бог шепнул потихоньку на ушко старому Магистру о чем-то очень важном. Можно предположить, что Бог заранее рассказал рыцарю Храма, чем должно все закончиться и почему эта трагедия должна стать причиной других не менее кровавых драм в будущем. Бог предупредил своего главного актера, и знания эти словно возвысили старого Магистра над происходящим.

Но все ли доверил Бог де Моле? Не разыграл ли он и эту фигуру? Не скрывается ли здесь куда более важный смысл, чем простой процесс над Тамплиерами и безропотное подчинение Магистра своей Судьбе?

Посмотрим, посмотрим, куда приведет нас эта драма. А пока наберемся терпения и будем по-прежнему смотреть на сцену, где столько великих людей в скором времени столкнутся лицом к лицу, как фигуры в театре марионеток, чьи нитки, прикрепленные к рукам, ногам и голове, уходят высоко-высоко на верх, к огромной растопыренной ладони, затерявшейся в густых молочно-белых облаках.

Но вот неожиданно на исторической сцене появляется совсем непримечательная фигурка сельского священника. Он мечется, не знает, что делать и вызывает по началу смех у публики. Это петрушка, шут, который должен развлекать зрителей в интермедиях. Но слишком уж трогательны его движения, слишком много в нем узнаваемого. И мы начинаем понимать, что шут этот - мы с вами, люди будущего, с которыми Бог уже давно перестал вести задушевные беседы. Добро пожаловать, господин сельский священник, дорогой Беранжер Соньер. Мы немного позабыли о вас в нашем повествовании, но уверяю вас, обязательно, обязательно вспомним. Дайте только время.