Изменник - Хелен Данмор

берет биопсию, должен будет провести и последующую операцию, если она потребуется?

— Да. — Бродская складывает руки под грудью и неодобрительно хмурится. — Ну хорошо. Сегодня я осмотрю пациента, приведу анестезиолога, чтобы он проверил его показатели, и с утра возьмем биопсию. Вы знаете, что она делается под общим наркозом?

— Да, я читал литературу по этому вопросу. Но, Рива Григорьевна, вы отдаете себе отчет в том, какие могут быть последствия? Этот мальчик — сын Волкова. Если вы не хотите быть в этом замешаны, я пойму.

— Вы мне это уже говорили.

Его поражает отсутствие реакции. Ее строгое, с крупными чертами лицо спокойно.

— Сегодня я его осмотрю, — повторяет она. — Чем скорее мы сделаем биопсию, тем лучше. Представить себе не могу, почему Русов решил, что ребенка должны осмотреть вы, учитывая, что по специальности вы не онколог и не хирург-ортопед.

— Полагаю, он счел, что отек развился из-за артрита.

— Правда? Вы тоже так подумали, когда осмотрели ребенка?

— Нет.

— То-то и оно.

— Может, все-таки есть вероятность, что опухоль доброкачественная.

Бродская отрицательно качает головой.

— Очень в этом сомневаюсь. Судя по снимкам, что вы мне показали, с учетом формы и локализации опухоли, она имеет все признаки остеосаркомы. Но сначала давайте сделаем биопсию, а потом еще раз все обсудим. Если, конечно, я правильно понимаю, что вы намерены и дальше следить за этим случаем.

— Я… я не уверен.

В обращенном на него взгляде и близко нет осуждения, но он исполнен такого глубокого понимания, что Андрей вынужден отвернуться. Бродская одинокая женщина. Насколько всем известно, у нее никогда не было никаких сердечных привязанностей. Она поддерживает ровные, дружеские отношения со всеми коллегами. В нем просыпается внезапная и жгучая зависть к ней. Это грязное дело. Все они по цепочке отравляют ядом один другого. Если бы он только мог…

Но, возможно, даже если ему не пришлось бы думать об Ане и Коле, он все равно не повел бы себя так героически бесстрастно, как ему представляется. «Не высовывайся. Будь осторожен. Держи рот на замке, если ты не в своих четырех стенах, но помни, что и у них есть уши…» — он насквозь пропитан этим мировоззрением. Он ничем не лучше других.

— Спасибо, Рива Григорьевна, — тихо говорит Андрей, в надежде, что она поймет, как безмерно он благодарен.

Весь день праздная часть его сознания пытается представить, что сейчас происходит в отдельной палате. Бродская, наверное, уже там. Может, она уже встретилась с Волковыми лицом к лицу. Она объясняет им, что отек развился из-за опухоли, ткань которой необходимо взять на исследование, чтобы назначить дальнейшее лечение. Биопсию требуется провести под общим наркозом, и она выполнит операцию. Он надеется, они беседуют не в Юрином присутствии. Слишком многие врачи считают, что дети не знают таких слов, как «новообразование» или «биопсия». Но детям ни к чему понимать медицинские термины. Они узнают об их значении по реакции родителей.

Бродская иногда берет детские случаи, но большую часть своей жизни она проработала взрослым ортопедом. У нее был блестящий послужной список в годы войны; ее работы по спасению конечностей были передовыми. Хороший хирург, женщина с сильным и целеустремленным характером, — но, вопреки ожиданиям, заметной карьеры она не сделала. Она не состоит в нужных комиссиях.

Андрей работает допоздна. Бродская отыскивает его уже в восьмом часу. Лицо ее, когда она садится напротив и говорит, как всегда, спокойно.

— Мне не позволяют лечить этого пациента так, как я считаю нужным.

Он тут же понимает, что речь идет о ребенке Волкова.

— Но почему? Что случилось, Рива Григорьевна?

— Семья усомнилась в результатах моего обследования. Они снова хотят обсудить диагноз и план лечения с вами, — она пожимает плечами. — Я была вынуждена подчиниться.

— Господи, мне так стыдно! О чем они вообще думают?

— Кто знает.

— Конечно, я поговорю с ними. Вероятней всего, это просто шок. Они отказываются верить, что их сын нуждается в хирургическом вмешательстве. Но вы им сказали, что у него опухоль, — неужели они не понимают, что это значит?

— Очевидно, нет, — она слегка наклоняется вперед. — А может, они просто хотят другого хирурга. Похоже, им не понравилась моя фамилия.

Он смотрит в изумлении. Она возвращает ему взгляд с насмешливой жалостью: есть много такого на свете, что он и не думал принимать во внимание.

— Бродская, — твердо говорит она. — Таки вы понимаете?

Он, конечно, понимает. Они предпочли бы, чтобы их сына лечила не еврейка. Но быть того не может! Она ошибается. Неужели родителей больного ребенка будет заботить что-то еще, кроме того, как поставить его на ноги? Да будь врач хоть о двух головах — какая разница!

— Вам лучше приготовиться, — говорит она, на этот раз с неподдельной жалостью. — Они хотят вас. Будьте уверены, Волков изучил личные дела всего медицинского персонала. Вероятно, моя «автобиография» не пришлась ему по вкусу. Так что вот: позвольте мне вернуть вам снимки. — Она придвигает к нему коричневую папку.

— Сам Волков был там? — спрашивает Андрей.

— Да. Он и сейчас там. Он хочет вас видеть.

— Как? Сегодня вечером?

— Да.

Он смотрит на папку на столе, снова переводит взгляд на Бродскую.

— Будьте осторожны, — говорит она. — И если Волков передумает, возвращайтесь ко мне. Случай интересный. Я хорошо представляю, как бы я к нему подошла. Но если нет, тогда для проведения операции я порекомендовала бы Антропова. Он хороший хирург. А качество вмешательства имеет решающее значение в таких случаях. Забор ткани на биопсию необходимо провести так, чтобы не скомпрометировать дальнейшее лечение. Что касается самой операции, необходимо с ювелирной точностью определить границы опухоли. Я помню случай, когда хирург предпочел слишком консервативный метод. Он прооперировал, не отступив достаточно от краев опухоли. Тут жизненно важно не идти на поводу у желания сохранить конечность. Пройдет несколько месяцев, — и что мы будем наблюдать? Обсеменение злокачественными клетками прооперированной области, повторный рост опухоли и, весьма вероятно, остеобластические метастазы.

— Понимаю, — Андрей встает и протягивает руку. — Спасибо, Рива Григорьевна.

Но она только качает головой, и уголки