Случайные обстоятельства - Леонид Борич

Бобрик почему-то указал на мостик, хотя она могла идти, конечно, только на плавбазу, к ним она не имела никакого отношения.

Женщина несколько секунд спокойно разглядывала Букреева; его задела такая бесцеремонность: «Проходи, проходи», — мысленно поторопил он ее, но она почему-то направилась именно к их трапу.

Дорогу ей решительно преградил вахтенный с автоматом и в длинной шубе.

— Старпом, на мостик, — негромко сказал Букреев в переговорную трубу.

Женщина что-то объясняла вахтенному, показывая на Букреева, вахтенный вопросительно взглянул на мостик, но Букреев никак не реагировал. Тогда вахтенный, нажав кнопку звонка, вызвал дежурного по кораблю.

Пока старпом и дежурный поднимались наверх, женщина переминалась у трапа, поглядывая на Букреева не столь уже независимо, как раньше. Букреева это вполне удовлетворило, но все же надо было узнать, зачем она вообще здесь.

— Слушаю, товарищ командир, — сказал за его спиной Варламов.

— Полюбуйтесь, старпом, — Букреев озадаченно кивнул в сторону трапа, ожидая, что Варламов предложит хоть какое-нибудь объяснение — старпом всегда должен быть готов к этому, — но тот, с интересом поглядывая на пирс, только протянул:

— Да... Красивая женщина...

— Я не об этом, старпом, — с досадой сказал Букреев. — Возьмите себя в руки. И узнайте, что этой гражданке могло понадобиться от нашей лодки. И Бобрика заберите оттуда. Уже полчаса топчется вокруг...

— Есть, — с готовностью сказал Варламов и покинул мостик с такой быстротой, как при команде «срочное погружение».

Букреев отпустил дежурного и снова посмотрел вниз. Отсюда, с мостика, было видно, что старпом представился этой женщине, а она спокойно и приветливо заговорила с ним и вообще вела себя так, как будто не она, а Варламов пришел на чужой пирс и сейчас в чем-то зависим от нее.

Услыхав шаги на мостике, Букреев обернулся и увидел лейтенанта Филькина, который, поднявшись из центрального, с любопытством свешивался через бортик надстройки, кажется и не заметив командира.

— Филькин, свалитесь еще! — раздраженно сказал Букреев. — Нечего вам делать на мостике. — И, вспомнив недавнее, добавил с иронией: — Романист...

— Есть. — Филькин виновато спрыгнул на палубу и нырнул в рубочный люк.

«Раззвонит по всей лодке, — подумал Букреев. — И в первую очередь — штурману доложит. Только его здесь и не хватало...»

Варламов и Бобрик в чем-то напоследок заверили эту женщину и поднялись на мостик.

— Товарищ командир, из НИИ она, — сказал Варламов. — Начальник лаборатории, или как там у них...

— Заведующая, — поправил Бобрик. — Приехала испытывать акустическую аппаратуру.

Снова кто-то поднимался из центрального — теперь это можно было: тянули кабель, подключались к питанию с берега. Букреев, занятый разговором, заметил своего штурмана на мостике лишь в тот момент, когда Володин приветливо махал рукой. Женщина с недоумением оглянулась, но за спиной у нее никого не было, и тогда, чуть пожав плечами и улыбнувшись, она помахала в ответ.

— Знакомая, что ли? — с удивлением спросил Букреев.

— Никак нет, товарищ командир... Еще нет, — тут же добавил Володин с улыбкой, придя в хорошее настроение оттого, что ему уже удалось наладить с этой милой женщиной хоть какой-то контакт.

— «Еще нет»! — передразнил Букреев. — Человек по делу пришел, а вы тут глазки строите. Как на танцульках.

Собственно, к штурману он особых претензий не имел — чего уж там?.. — но вот она... она бы могла себя и сдержаннее вести, если действительно по делу пришла.

Народу на мостике все прибывало...

— Век бабу не видели?! — возмутился Букреев.

— Так ведь целых три недели, товарищ командир, — напомнил Володин.

Все промолчали, а штурман решился ответить, и Букреев усмотрел в этом сейчас даже некоторую развязность.

— Ну-ка, всем вниз! — сказал он.

Привычная команда тут же сработала, мостик опустел, рядом остались только Варламов и Бобрик: один — потому, что сейчас эта команда не могла касаться старпома, а другой — Бобрик — стоял с таким озабоченным лицом, как будто решал, как принять на корабле гостью.

— Что за экипаж?! — в сердцах проговорил Букреев.

Бобрик сочувственно закивал и развел руками, соглашаясь, что экипаж действительно немного разболтался.

— Так она к нам все-таки? — спросил у старпома Букреев. Очень уж не хотелось, чтобы именно к ним: столько лишних хлопот, столько неудобства...

— К нам, товарищ командир. В базе уже две недели. Работала на лодке Пономарева, еще у кого-то, а теперь к нам.

— Надолго?

— Говорит, дней на десять.

— А почему именно к нам?

— Так у кого же еще такая аппаратура?! — вмешался Бобрик.

— Мичман, вас уже давно командующий ждет с этим растворителем, а вы тут... — Букреев тяжело посмотрел на Бобрика.

Бобрик засуетился, ринулся к выходу, но, вспомнив, что не знает толком, куда же доставить растворитель, спросил:

— А... а где сейчас командующий, товарищ командир?

— У моего друга Мохова, — не оборачиваясь, бросил Букреев, заметил понимающую улыбку старпома и тут же поправил себя: — Командующий у начальника штаба.

Каким бы ни было его отношение к Мохову, начальник штаба был им всем начальником — и Букрееву, и его подчиненным. И не следовало позволять себе на этот счет никаких вольностей в их присутствии — ни в словах, ни в иронической интонации.

Когда они остались на мостике вдвоем со старпомом, Букреев вздохнул:

— Час от часу не легче. Только командующего проводили, так теперь вот... — Он мрачно покосился на пирс. — Будет мне по кораблю в юбке расхаживать. Перед экипажем — с голыми ногами.

Варламов обратил внимание на ее ноги и про себя согласился, что они действительно могут отвлекать от выполнения служебных обязанностей.

Мимо вахтенного у трапа и мимо женщины пробежал трусцой Бобрик, остановился, вернулся обратно, сказал что-то явно успокаивающее, женщина поблагодарила, а Букреев, с возмущением пробормотав: «Что за цирк!», показал с мостика кулак.

Бобрик правильно это принял на свой счет и устремился дальше, к дороге. Женщина тоже поняла, чуть улыбнулась, но потом взглянула на часы и, нахмурившись, укоризненно покачала головой: дескать, долго ждать заставляете, товарищ командир.

А и в самом деле, кажется, достаточно...

— Ладно, старпом, идемте. Все равно, видно, не миновать.

Букреев все тянул, внимательно рассматривал ее фотографию, а на нее толком и не посмотрел, разве что вскользь, тут же, однако, отметив, что она кажется симпатичной не только с мостика, хотя ничего, конечно, в ней особенного не было, лицо как лицо, женщина как женщина, вслед таким не смотрят, и вообще она, кажется, чуть косила на один глаз. Или показалось?

— Что ж, все верно оформили, — с сожалением сказал Букреев, возвращая ей допуск на лодку. Нет, глаза были нормальные, не то зеленоватые, не то серые с рыжим, и они чуть улыбались сейчас, мягко и доверчиво, как будто заранее прощали тебя, как будто уже было что прощать. К таким вот мужчины всегда и пристают, подумал Букреев. Слишком доверчивые глаза...

Пряча документы, она уронила варежку, Варламов быстро наклонился и поднял ее.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила она. — Вы очень любезны.

— Очень, — кивнул Букреев, искоса взглянув на Варламова. Показалось, что она не столько старпома поблагодарила, сколько его, Букреева, упрекнула, что вот, мол, он — не такой внимательный. — Свободны, старпом. Займитесь-ка лучше вахтой.

— Есть, — коротко ответил Варламов, козырнул — получилось даже, что это скорее ей, чем Букрееву, — и поднялся на лодку.

— Началось... — пробормотал Букреев.

— Что началось? — вежливо спросила она.

«Прикидывается, — решил Букреев. — Все прекрасно видит... Они же это всегда чувствуют...»

— Видите ли... — начал Букреев, подыскивая слова, и уже одно это раздражало его сейчас, потому что не привык он на своем корабле подыскивать какие-то слова.

— Мария Викторовна, — подсказала она свое имя.

Он это и так запомнил, но кивнул, давая понять, что подсказала она своевременно, что потому он и затруднился продолжить.

— Видите ли, Мария Викторовна... У нас тут, на корабле, одни мужчины, и... и... как бы это сказать?..

Она смотрела на него как-то снизу вверх, хотя была только чуть пониже Букреева. Глаза ее приветливо улыбались, но было в них, как показалось Букрееву, какое-то обидное поощрение: с таким терпением и участливостью выслушивают разве что детей и заик. Взбесила его и усмешка, с которой она, так и не дождавшись остальных его слов, сказала:

— Я так и представляла себе, что только мужчины.

— Тем более, — сказал он невпопад и разозлился уже и на себя, на свое неумение коротко и точно, одним щелчком, все поставить на свои места. — Вы и в море собираетесь?

Марии Викторовне было смешно наблюдать, как Букреев долго и неуклюже подбирался к тому, чтобы объяснить, как ей надо осмотрительно вести себя на корабле, — она давно уже поняла, что именно это его и беспокоит прежде всего.