Эмма Дженкинс - Елена Владимировна Добрынина

распределителю. Солсбери были сильными магами земли и артефакторами, и в подвалах сохранились отлично оборудованные лаборатории. Так что вашим юным коллегам с отделения земли, можно сказать, повезло. Ну, а у нас тут… Ну-ка, что выбрали сегодня?

И наставник с интересом заглянул в выбранный мною горшок.

– Фиалка бархатная! Отличный выбор. Давайте начнем с того упражнения, которое мы разбирали на прошлом занятии.

Дальше я уже не слушала. Сердце снова прыгало в груди – теперь от радости.

– Солсбери, Солсбери, Солсбери, – слово крутилось в голове безостановочно. Значит, все правда. Он был. Они были. Имя было важно. Оно якорем сцепляло реальность с моими снами. Но нужны были доказательства.

Занятие тянулось бесконечно долго. Я механически кивала наставнику, изображала активную деятельность, что-то записывала в тетрадь, но ощущала себя сжатой пружиной, которая ждет нужного момента, чтобы распрямиться.

Мэтра я сегодня ничем не порадовала. И когда раздалось долгожданное «на сегодня, пожалуй, хватит», с такой прытью бросилась собирать вещи, что это могло показаться невежливым. Но сегодня и это не могло меня смутить. Мне очень, очень-очень нужно было в библиотеку.

Библиотека располагалась в этом же корпусе, но в противоположном крыле. Пока я шла туда по гулким коридорам, шла быстрым шагом, хотя, Источник свидетель, старалась осаживать себя, насколько это было возможно, все гадала, как бы без лишних вопросов раздобыть нужную информацию. Не то чтобы я боялась или не доверяла кому-то. Скорее, это было что-то слишком личное. Хотелось оставить это только для себя. По крайней мере, пока я не узнаю подробностей. Полноправной хозяйкой библиотеки была мэм Пинч – зрелая дама, супруга миста Пинча, преподающего у воздушников один из профильных предметов. К делу своему она подходила очень ответственно и, по мнению многих учеников, книги любила намного больше людей. Основную свою задачу эта достойная мэм видела в том, чтобы оградить бесценные источники знаний от нерадивых учеников, поэтому на руки книги выдавала очень не-охотно. Вот и сейчас, подойдя к стойке библиотекаря, я могла наблюдать, как она отказывалась выписать книгу долговязому светловолосому парню, в котором я, к своему неудовольствию, узнала Стена:

– Вас много, а книг все меньше, этих всего три экземпляра осталось…

– У-у, ведьма, – тихо, чтобы не услышала мэм Пинч, шепнул побежденный Стен, направляясь к столу читального зала. И тут увидел меня. Остановился, ухмыльнулся, поправляя белобрысую челку, но ничего не сказал. Странный тип.

– Вам, мистресс? – выжидательно уставилась на меня библиотекарша из-под строгих тонких очков.

– Добрый день. Мне, пожалуйста, по истории магии: о великих магах жизни и магах земли. И еще, если есть, что-нибудь по истории женского костюма, для театральной постановки, – смиренно попросила я.

Мэм Пинч хмыкнула и тут же решила внести ясность:

– Книги только в читальном зале.

– Конечно-конечно, – меня это вполне устраивало. Еще не хватало врать о «театральных постановках» Алисии.

В ожидании книг я глазела по сторонам, и мой взгляд то и дело останавливался на Стене. Наверное, потому, что других знакомых в зале не было. Он сидел, подперев рукой щеку, и небрежно листал довольно объемный том, периодически делая пальцами свободной руки разные пассы, – повторял заклинания. Мэм Пинч вернулась с тремя книгами в руках: две из них выглядели довольно внушительно, а вот третья походила скорее на тонкий альбом. Когда расположилась в читальном зале со своим уловом, я обнаружила, что альбом и был сборником дамских портретов от средних веков до наших дней. Две другие книги представляли собой тома энциклопедии: «История магии жизни» и «История магии земли». То что надо.

С нетерпением я открыла книгу о магах земли, горячо желая отыскать хоть какое-то упоминание о семье Солсбери. И довольно быстро нашла. Их род, оказывается, стоял у истоков артефакторики. Даже один из законов этой науки был открыт лет триста назад неким Адамом Солсбери, и, судя по представленному портрету, я видела изображение этого ученого мужа в одном из коридоров главного корпуса. Здесь я вспомнила, для чего, собственно, просила пособие по истории дамской моды. Нужно было определить временной промежуток, в который жил Лай. О Источник! На портрете ни даты, ни автографа художника я не нашла. Мужская мода не столь изменчива, а вот женская меняется из года в год. Наряды девушек на портрете я запомнила хорошо. Надо посмотреть, какому времени они соответствуют.

Половину альбома я пролистала не глядя – ни древние времена, ни средневековье, ни галантный век меня не интересовали. А вот последнюю треть альбома просмотрела очень внимательно. Открытые плечи, слегка задрапированные шифоном, утянутые «рюмочкой» талии, пышные короткие рукава, высокие прически – все говорило о том, что портрет, на котором был изображен Лай с братом и сестрами, был написан незадолго до Смуты. А учитывая то, что в последних моих снах юноша выглядел лет на пять старше, чем на портрете, искать какое-либо упоминание о Лае нужно было во времена самой Смуты или даже позже.

Я снова обратилась к энциклопедии. Правление Эдуарда Третьего. Не то! Ригард Первый. Тоже не то. Ригард Второй. Вот это уже похоже на правду. Но сколько я ни листала страницы, фамилию Солсбери больше не нашла.

С тем я и отправилась в общежитие: надо было приготовить уроки на завтра и подумать над дальнейшим планом моих поисков. Идею ходить в библиотеку каждый день и просить книги по интересующей меня тематике отмела сразу – и недели не пройдет, как мэм Пинч, а то и кто-нибудь из знакомых догадается, что я что-то ищу. Тогда-то я и придумала записаться на дополнительный курс по истории.

А через пару недель мне приснился очередной сон.

Я медленно прихожу в себя. Холодно, все тело затекло, голова раскалывается при малейшем намеке на движение. Я лежу на чем-то жестком и холодном. С трудом разлепляю глаза и вижу абсолютную темноту. Хочу дотронуться до лица и понимаю, что руки надежно зафиксированы. Паника. Кричу, но не слышу своего крика, зову на помощь, но тщетно. От бессилия бьюсь затылком о плиту, к которой привязана, и тут зрение и слух возвращаются. И я понимаю, что не видеть и не слышать – это благо.

Большой мрачный зал, спертый воздух, мерцающий свет факелов. Я лежу на огромном столе, распятая на нем, словно бабочка на листе бумаги. Стол установлен в центре начерченной на каменном полу звезды с магическими рунами. Я словно в страшной сказке или бредовом сне. Да вот только проснуться не получается.

Поворачиваю голову, и меня прошибает холодный пот: рядом со мной, задумчиво глядя на начертанные на полу линии, стоит тот, кто превратил мою жизнь и жизни моих друзей в Бездну. Изящным жестом отряхивает пальцы от мела и поднимает взгляд