Американская модель Гитлера - Джеймс Уитмен

«Закона о гражданстве». Это вовсе не то, что на жаргоне сравнительного права могло бы называться «трансплантацией американских законов» в нацистскую Германию.

В то же время было бы глупо и малодушно преуменьшать интерес нацистов к тому, что представлял собой американский закон. Начиная с «Mein Kampf», нацисты действительно превозносили американское верховенство белых и тщательно исследовали американское законодательство об иммиграции и гражданстве. «Национал-социалистское руководство» действительно описывало Америку как страну, достигшую «фундаментального осознания» исторической расистской миссии, которую теперь была призвана продолжить нацистская Германия. В этом смысле юридическая литература полностью соответствовала обычной исторической литературе, объявлявшей, что до прихода Гитлера Соединенные Штаты играли «руководящую роль белых народов» в «арийской борьбе за мировое господство». Даже если нацистские авторы-юристы считали американское расовое законодательство крайне «несовершенным и потому заслуживавшим порицания»[236], даже если подвергали осмеянию деятельность нью-йоркских евреев, таких как Луис Бродский, они тем не менее считали Соединенные Штаты страной, нащупывавшей свой путь к политике правильного völkisch-порядка в соответствии со здоровым американским расовым самосознанием[237].

Так что даже если в «Законе о гражданстве» и не было прямых американских заимствований, тем не менее в нем имелось нечто крайне важное для ментальности нацистских юристов и законодателей. С точки зрения иммиграции и гражданства американский пример служил не столько прямым шаблоном, сколько желанным свидетельством того, что «расовое самосознание» уже начало формировать законы в передовом «нордическом» обществе. Он действительно служил желанным свидетельством, и ошибочно было бы недооценивать важность данного факта. Американское законодательство предложило нацистам нечто крайне значимое для современных юристов, а именно – подтверждение того, что ветры истории дуют в их сторону. Их Америка была именно такой, какой ее описывал Гитлер: динамичной страной, чье расовое самосознание дало толчок первым существенным шагам к разновидности расового порядка, который должен был привести к расцвету исторической миссии Германии. Влияние сравнительного права касается не только установления конкретных положений, копирования конкретных параграфов или переноса на иную почву положений закона. Юристам, даже нацистским, требуется осмыслить правомерность и необходимость их законов, и наличие зарубежных параллелей может дать целебное успокоение и вдохновение. В частности, современным юристам часто хочется верить, что они стремятся к лучшему будущему – и свидетельство того, что к тому же лучшему будущему стремятся другие страны, сколь бы путаным ни был их путь, имеет немалое для них значение. Возможно, особенно верно это в отношении юристов, внезапно окунувшихся в своего рода революционный перелом.

Как бы болезненно ни было нам это признавать, вовсе не удивительно, что эти юристы – участники нацистской «национальной революции», как до них представители крайне правого крыла, ухватились за американский пример. Расистское американское законодательство об иммиграции и гражданстве фактически установило этот стандарт еще в самом начале XX века. Случай нацистов свидетельствует об истинности утверждения, что Соединенные Штаты были «лидером в разработке недвусмысленно расистской политики в отношении подданства и иммиграции»[238]. То был мир, в котором законотворческая культура США в начале XX века задавала тон по всему миру, так же как она сегодня задает тон в таких областях, как корпоративное право. Именно потому даже нацистская Германия смотрела в сторону Америки.

И тем не менее то, что мы наблюдаем в создании «Закона о гражданстве», не может быть напрямую названо «заимствованием». Если мы хотим отыскать более значимое свидетельство чего-то больше похожего на заимствование, нам следует обратиться ко второму закону – «Закону о крови».

Глава 2. Защита нацистской крови и нацистской чести

Д-р Мебиус: «Мне вспоминается нечто сказанное нам недавно одним американцем: „Мы делаем то же самое, что и вы. Но зачем вам столь явно заявлять это в своих законах?“»

Статс-секретарь Фрайслер: «Но американцы вставляют это в собственные законы еще более явно!»

5 июня 1934 года

Когда мы обращаемся к «Закону о крови», мы вступаем в мир, который беженцы из нацистской Германии описывали как Rassenwahn, «расовое безумие»[239] – мир нацистских бредовых речей о еврейской угрозе и фанатичной одержимости государственным насаждением расовой и сексуальной чистоты с уголовными обвинениями и изгнанием тех, кто представлял для них опасность. «Закон о крови» с его запретом на смешение рас в сексе и браке осуждался послевоенными европейскими юристами как пример чудовищного нарушения естественных прав[240], но в период нацизма Верховный суд Рейха объявил его ни больше ни меньше «фундаментальным конституционным законом национал-социалистского государства»[241]. Нацистские юристы представляли его общественности как неотъемлемую меру для сохранения немецкой расы «чистой и без примесей»[242]. Как заявлялось в основном комментарии к Нюрнбергским законам, «Закон о крови», так же как «Закон о гражданстве», был необходим для предотвращения «любого дальнейшего проникновения еврейской крови в тело германского Volk»[243], а окружавшая его риторика была полна предупреждений об опасностях сексуального контакта с евреями.

«Смешение» – термин, который нацистские авторы постоянно использовали для описания угрозы подобного «проникновения еврейской крови в тело германского Volk», созданный разнообразием слов, основанных на немецком корне – misch-, «смешивать». Больными обществами считались те, что стали свидетелями «смешения» (Vermischung) народов (Völker); подобное смешение, как часто говорилось в нацистской литературе, приводило к вырожденческой расовой Mischmasch, «мешанине». Цель Нюрнбергских законов заключалась в том, чтобы предохранить Германию от подобного вырождения, сделав «навсегда невозможным для еврейства проникать [Vermischung] в германский Volk». Ключевая юридическая терминология основывалась на том же корне: «Закон о крови» имел целью запретить Mischehe или Mischheirat, «смешанный брак». В частности, сексуальные контакты угрожали породить дегенеративного ребенка-Mischling – «гибрид», «помесь».

Пытаясь понять навязчивое неприятие смешения, лежавшее в основе «Закона о крови», полезно обратиться к заявлениям двух особо интригующих нацистских фигур: Гельмута Николаи, объявившего себя «ведущим юридическим философом Партии» в начале 1930-х[244], и Ахима Герке, специалиста по «расовой профилактике», служившего в министерстве внутренних дел, ответственного за ранние варианты закона, а в дальнейшем – за его разработку[245]. Оба были выдающимися деятелями первых лет нацистского правления, и оба были подвергнуты чистке по одному и тому же обвинению в гомосексуализме[246]. Неизвестно, было ли это обвинение правдивым – действительно ли эти нацистские фанатики сексуальной чистоты были гомосексуалистами, к которым многие из их знакомых могли питать отвращение. Так или иначе, в начале 1930-х они были в первых рядах борцов за расовую чистоту, и их речи и статьи иллюстрируют ментальность нацистского фанатизма по поводу опасностей сексуального смешения, легшую в основу создания «Закона о крови».

Николаи и Герке с энтузиазмом выступали против того, что нацисты называли преступлением Rassenschande, «расового загрязнения», – сексуальных союзов между немцами (особенно немецкими женщинами) и низшими расами (особенно еврейскими мужчинами)