Паутина Шарлотты - Элвин Уайт

Уилбер покраснел. Он стоял, не шевелясь, и старался выглядеть как можно лучше.

— Этот великолепный поросенок, — продолжал голос, усиленный репродуктором, — воистину красавец. Дамы и господа, взгляните на него! Обратите внимание, какой он гладкий и белый, посмотрите, какая щетина — ни единого пятнышка, какое здоровое розовое сияние исходит от ушей и рыльца!

— Это все пахта, — шепнула миссис Эрабл миссис Зукерман.

— Посмотрите, как он весь лучится! Вспомните тот день, когда слово «сияющий» ясно проступило в паутине. Откуда могла появиться эта таинственная надпись? Не паук же ее соткал в самом деле, тут не может быть сомнений. Пауки ловко плетут паутину, но излишне говорить, что писать пауки не умеют.

— Конечно, не умеют, куда им, — пробормотала себе под нос Шарлотта.

— Дамы и господа! — продолжал голос из репродуктора. — Не хочу долее занимать ваше внимание. От имени устроителей ярмарки имею честь вручить специальный приз в размере двадцати пяти долларов мистеру Зукерману. Ему также вручается бронзовая медаль тонкой работы с соответствующей надписью в Знак нашей искренней благодарности за ту роль, которую сыграл этот поросенок — сияющий и безропотный красавец-поросенок — в привлечении столь большого числа посетителей на нашу замечательную окружную ярмарку.

В продолжение всей длинной хвалебной речи Уилбер чувствовал, что голова у него кружится все сильнее. Когда раздался новый взрыв аплодисментов и радостные выкрики, он внезапно потерял сознание. Ноги его подкосились, в голосе стало пусто, и он рухнул на землю без чувств.

— В чем дело? Зукерман, что там у вас происходит? — вопрошал громкоговоритель. — Что стряслось г вашим поросенком?

Эйвери присел около Уилберовой головы и стал его поглаживать. Тут же суетился мистер Зукерман, обмахивая Уилбера своей шляпой.

— Все в порядке! — крикнул мистер Зукерман. — С ним иногда так бывает — просто он очень скромный и не выносит похвал.

— Послушайте, но мы же не можем вручить приз мертвому поросенку, — сказал репродуктор. — Такого никогда еще не бывало.

— Он не мертвый! — завопил Зукерман. — Он просто в обмороке. Это он от смущения. Лерви, сбегай, принеси воды!

Лерви спрыгнул с судейской площади и исчез.

В этот момент Темплтон высунул голову из соломы. Совсем рядом с собой он увидел кончик Уилберова хвостика. Темплтон ухмыльнулся. «Это по моей части», — хохотнул он. Он ухватил хвостик зубами и впился в него изо всех сил. От боли Уилбер пришел в себя. В следующее мгновение он вскочил на ноги.

— Ой-ой-ой! — закричал он.

— Ура! — взревела толпа. — Он очнулся! Поросенок очнулся! Молодец Зукерман! Ну и поросенок! — Толпа ликовала. Больше всех был счастлив сам Зукерман. Он с облегчением вздохнул. Темплтона никто не заметил. Он отлично сделал свое дело.

Член жюри с призами в руках поднялся на трибуну. Он вручил мистеру Зукерману две десятидолларовых бумажки и одну пятидолларовую. Потом он надел Уилберу на шею медаль. Потом пожал руку мистеру Зукерману, а Уилбер стоял и краснел. Эйвери тоже протянул руку, и судья пожал ее. Толпа приветствовала их радостными криками. Фотограф сфотографировал Уилбера.

Радость переполняла и Зукерманов, и Эраблов. Для мистера Зукермана это был один из прекраснейших моментов его жизни. Ведь так приятно, когда тебе вручают приз на глазах у целой толпы.

Уилбера уже запихивали обратно в ящик, как вдруг появился Лерви. С ведром воды в руках он прорывался сквозь толпу. Вид у него был безумный. Не мешкая ни секунды, он поднял ведро и рванулся к Уилберу, намереваясь окатить его. От волнения он промахнулся и обдал холодной водой мистера Зукермана и Эйвери. Вода текла с них ручьями.

— Боже милостивый! — завопил насквозь промокший мистер Зукерман. — Спятил ты, что ли, Лерви? Не видишь, где я, а где поросенок?

— Вы же велели принести воды, — миролюбиво ответил Лерви.

— Но ведь не для того же, чтоб душ принимать! — возразил мистер Зукерман.

Толпа умирала от хохота. В конце концов рассмеялся и мистер Зукерман. Эйвери, разумеется, пришел в полный восторг и принялся кривляться и гримасничать. Он изображал, что моется под душем, корчил рожи, приплясывал и делал вид, будто намыливает под мышками. Потом он стал вытираться воображаемым полотенцем.

— Эйвери, прекрати сейчас же! Сию минуту перестань паясничать! — кричала мать.

Толпа с удовольствием глазела на Эйвери, который не слышал ничего, кроме аплодисментов. Ему представлялось, будто он клоун на арене, а вокруг — переполненные трибуны и все взоры прикованы к нему. Вдруг Эйвери заметил, что в ведре еще оставалось на донышке воды. Он схватил ведро, поднял его высоко в воздух и, кривляясь, опрокинул его на себя. Дети на трибунах взвыли от восторга.

Наконец, все стало стихать. Уилбера взгромоздили в кузов. Мать увела Эйвери с площадки и усадила его в грузовик сохнуть. Мистер Эрабл сел за руль, и грузовик медленно двинулся задним ходом к загончику. На сиденье блестело пятно от мокрых штанов Эйвери.

21. Последний день

Шарлотта с Уилбером остались вдвоем. Взрослые отправились на поиски Ферн. Темплтон спал. Уилбер прилег отдохнуть от пережитых волнений. Медаль все еще висела у него на шее: если скосить глаза, он даже мог ее разглядеть.

— Шарлотта, — позвал Уилбер через некоторое время, — ты чего примолкла?

— Да так, люблю спокойно посидеть. Я вообще никогда не отличалась болтливостью.

— Да, но сегодня ты какая-то особенно тихая. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Пожалуй, я немного устала. Но вообще мне хорошо и спокойно. Твой успех сегодня утром на ярмарке — это ведь отчасти и мой успех. Теперь ты можешь уверенно смотреть в будущее: твоей жизни ничто не угрожает, опасность миновала. Никто не причинит тебе иреда. Дни будут становиться все короче, начнутся холода. С деревьев опадут листья. Наступит Рождество и придет снежная зима. Ты увидишь, как красиво вокруг, когда все замерзает, потому что Зукерман теперь дорожит тобой и никогда не сделает тебе ничего дурного. Никогда. Потом зима кончится, дни снова станут длиннее, в пруду на пастбище растает лед. Снова прилетят и запоют птицы, проснутся лягушки, надует теплый ветер. И все это ты увидишь, Уилбер, и услышишь все эти звуки и почуешь запахи — мир вокруг тебя будет прекрасен, и каждый чудесный летний день принесет тебе радость…

Шарлотта умолкла. По Уилберову рыльцу покатилась слеза.

— Ах, Шарлотта, — проговорил он, — подумать только, что когда я впервые встретил тебя, я думал, что ты жестокая и кровожадная!

Уилбер замолчал, весь во власти охвативших его чувств. Потом он справился с собой и снова заговорил.

— Почему ты все это сделала для меня? — спросил он. — Я этого не заслуживаю. Я-то совсем ничего для тебя не сделал.

— Ты же мой друг, — ответила Шарлотта. — Для меня это важнее всего на свете. Я ткала для тебя паутину, потому что я тебя люблю. Что есть жизнь в конце концов? Мы рождаемся, сколько-то себе живем, а потом умираем. В паучьей жизни мало радости: все время думаешь, как бы кого заманить в ловушку, да мух ешь. Помогая тебе, я, наверное, старалась сделать свою жизнь более возвышенной. Я уверена: у каждого должно быть что-то такое в жизни.

— Знаешь, — сказал Уилбер, — я не мастер красиво говорить. У меня нет такого дара красноречия, как у тебя. Но ты спасла меня, и я с радостью отдам за тебя жизнь, Шарлотта, честное слово.

— Я верю тебе. И я очень благодарна тебе за твои добрые чувства.

— Шарлотта, сегодня мы все поедем домой. Ярмарка уже почти кончилась. Правда, здорово будет снова вернуться в наш амбар к овцам и гусям? Тебе хочется домой?

Шарлотта немного помолчала. Потом она заговорила, но так тихо, что Уилбер едва мог ее расслышать.

— Я не поеду обратно в амбар, — произнесла она.

Уилбер вскочил на ноги.

— Не поедешь? — воскликнул он. — Что ты такое говоришь, Шарлотта?

— Пришел мой конец, — проговорила Шарлотта. — Через день-другой я умру. У меня уже нет сил сползти вниз и перебраться в ящик. Я даже не уверена, что той нити, что осталась в прядильниках, мне хватит, чтобы спуститься вниз на землю.

Услышав эти слова, Уилбер, вне себя от горя, бросился наземь. Его тело сотрясали рыдания. Он скорбно вздыхал и хрюкал.

— Шарлотта! — простонал он. — Шарлотта, мой верный друг!

— Ну-ну, будет, — сказала паучиха, — не надо устраивать сцен. Успокойся, Уилбер. Перестань метаться!

— Но я не перенесу этого, — вопил Уилбер. — Я не брошу тебя умирать здесь в одиночестве. Если ты не едешь домой, то я не поеду тоже.

— Не говори глупостей, — возразила Шарлотта. — Ты не можешь остаться здесь. Зукерман, Лерви, Джон Эрабл и все остальные вернуться с минуты на минуту. Они запихнут тебя в ящик, и ты, как миленький, отправишься домой. Кроме того, тебе нет никакого смысла оставаться. Тут никто тебя не накормит. Ярмарка скоро опустеет, здесь не будет ни души.