Империя сердца - Джэсмин Крейг

Она не знала, что должно произойти дальше. Язык Рашида коснулся ее языка, и девушка содрогнулась от возбуждения. Небритая щетина купца царапала ей кожу, но даже это грубое прикосновение, было ей приятно. Люси запустила пальцы в его густые черные волосы. С детства ее учили, что лишь священный институт брака делает объятия позволительными для леди. Однако годы, проведенные в Куварской долине, должно быть, самым губительным образом сказались на манерах девушки из хорошей семьи. Иначе чем объяснить, что поцелуй Рашида показался ей таким восхитительным? Сладкая истома разлилась по всему телу Люси, и она откинулась на спину, чтобы ощутить земную твердь.

Рашид был тут как тут — он оказался сверху и принялся целовать подбородок Люси, ее шею, грудь. Когда его губы приникли к ложбинке между грудями, Люси чуть не задохнулась. Казалось, ночь замерла и затаила дыхание. Руки купца спустили грубую ткань с плеч девушки, обнажили тело до пояса.

От соприкосновения с холодным воздухом соски Люси напряглись, но сама она холода не чувствовала. Руки купца заскользили по ее телу, и под их искусным прикосновением кровь побежала в ее жилах еще быстрей. Затем Рашид убрал руки и припал к ее груди губами. Люси вся затрепетала, предчувствуя, что ей уготовано какое-то новое, неведомое, но в высшей степени заманчивое наслаждение.

Его губы вновь вернулись к ее устам, обожгли кожу огненным прикосновением. Поцелуям не было конца, и при всей своей неопытности Люси сполна ощутила, что такое истинное кипение страстей — и в мужчине, и в женщине.

Внезапно девушке стало страшно. Она испугалась неведомого, ибо ее тело вдруг вышло из-под контроля. Мозг лихорадочно пытался вернуть себе власть над плотью, и, повинуясь этому порыву, Люси едва заметно напряглась.

Рашид тут же замер, и какое-то время они лежали рядом неподвижно. Лицо индийца было абсолютно бесстрастно. Он резко сел, натянул платье ей на плечи и отодвинулся.

— Прости меня, — отстраненным, холодным тоном произнес он. — Я вовсе не хотел пробудить в тебе дурные воспоминания.

— У меня нет никаких…

— Когда-нибудь ты найдешь мужа, который будет тебя достоин, англичанка. Он введет тебя в свой дом — там, в далекой стране, по которой ты так тоскуешь. Этот человек будет рядом с тобой, когда родятся твои дети. Он поможет тебе избавиться от черных воспоминаний. Пускай он, а не я научит тебя радостям любви. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Мне… Мне холодно.

Но Рашид не попытался согреть ее своим телом. Вместо этого он натянул на Люси свое одеяло. Если бы она протянула руку, то могла бы коснуться его кожи. Но Люси этого не сделала, она лежала без движения.

— Я подброшу хвороста в огонь.

— Спасибо.

— А теперь спи. Ты можешь мне верить, Люси. Не бойся шакалов. И пешаварских дам тоже не бойся.

«Да, мне некого бояться, кроме самой себя», — подумала Люси. Она решительно протянула руку и дотронулась до Рашида.

После долгой паузы он сжал ее пальцы.

По лицу девушки сбежали две слезы. Рашид стиснул ей руку еще сильней.

— Мне было хорошо с тобой, Люси.

Согретая его словами, она уснула.

6

По непонятной причине купец решил войти в город Пешавар со стороны базара. Люси едва поспевала за Рашидом, боясь потеряться среди узких грязных торговых рядов, где продавались тыквы, рисовые пирожки и жареная рыба.

— Почему мы избрали такой странный путь? — не выдержав, спросила Люси, когда ее конь чуть не затоптал малыша, игравшего в пыли.

Рашид остановил коня — мимо как раз промчалась стайка ребятишек, которые с криком гнались за сорвавшейся с цепи мартышкой.

— Так ближе к британскому сектору, — ответил он. — Осторожно, верблюд!

Караван пустыни, нагруженный невероятным количеством медных кувшинов, двигался прямо на Люси. Казалось, и верблюд, и его хозяин твердо намерены растоптать всех, кто окажется у них на пути.

Кляня последними словами и верблюда, и его наглого хозяина, а заодно и Рашида, Люси подстегнула коня. Теперь она и Рашид ехали бок о бок, едва не касаясь друг друга коленями. Полуобернувшись, купец безмятежно улыбнулся. Он не обращал ни малейшего внимания ни на крики торговцев, ни на толкотню.

— Мне кажется, англичанка, ты недолюбливаешь верблюдов.

— Они тупее баранов, но в двадцать раз больше. Как же их можно любить?

— В самом деле. Но в долгом путешествии верблюд полезен.

Слова его были произнесены таким рассеянным тоном, что Люси вопросительно взглянула на своего спутника. В его темных глазах не было и тени насмешки.

— В чем дело, Рашид? — быстро спросила девушка.

— Вот и настал конец нашему путешествию, англичанка. Нам пора расставаться.

— Но мы еще не добрались до дома моей мачехи…

Купец не ответил. Стремительным движением он спрыгнул с седла и бросил девушке поводья:

— Лови!

Люси инстинктивно подхватила поводья. К тому времени, когда она успокоила коня, оставшегося без всадника, Рашид успел обойти девушку с другой стороны, чуть коснулся ее руки ласкающим жестом и сказал:

— Пора прощаться, англичанка. Наши пути расходятся.

— Нет! Рашид, ты не можешь оставить меня здесь одну!

Он смотрел в сторону, лицо его было лишено какого-либо выражения.

— Я тебе больше не нужен. Дорогу домой ты найдешь.

Он коснулся рукой лба, поклонился:

— Иди с Богом, Люси Ларкин. Пусть жизнь твоя будет долгой, и пусть у тебя родится много детей.

Внутри у нее все сжалось, словно при падении с огромной высоты. В горле вдруг пересохло.

— Почему ты уходишь, когда я почти дома? А как же обещанная награда?

— Разговор о деньгах всегда был интереснее для тебя, чем для меня, Люси Ларкин.

— Но как я тебя найду? Ради Бога, Рашид, куда ты?

Не отвечая, он нырнул за проезжавшую телегу и скрылся в самой гуще рыночной толпы. Люси кричала ему вслед, но и сама почти не слышала своего голоса — такой вокруг стоял гул. На узкой улочке развернуть лошадей было невозможно. Уже в двадцати шагах тюрбан Рашида затерялся среди сотен других тюрбанов.

Люси знала, что не сумеет разыскать своего купца, и все же спешилась и почти час бродила по рынку. В конце концов она сдалась. Рашид не хотел, чтобы она его нашла, а значит, найти его не удастся.

Люси так выбилась из сил, что едва справлялась с двумя лошадьми. Она поспешила покинуть рынок, ведя коней под уздцы. Руки у нее болели, глаза слезились от пыли. Выбравшись с площади, девушка села на своего мерина, а вторую лошадь повела на поводу.

Дни в горах показались девушке менее мучительными, чем последняя миля ровной щебенчатой дороги, ведущей к британскому району города.