Куда ведет соблазн - Адриенна Бассо

– Наверное, тебе лучше сейчас уйти. Я забыла спросить. Я не видела тебя в главном зале. Ты чего-нибудь ела?

Горничная покачала головой.

– Я не могла проглотить ни кусочка.

– Наверное, нам обеим понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам.

По выражению лица Элис Фиона поняла, что им вряд ли это удастся. Понять горничную было можно – все здесь было совершенно чужое.

Спустя несколько минут Фиона осталась наедине со своими мыслями. Она сидела на стуле, не спуская глаз с двери. Сердце отчаянно билось, руки были холодными как лед.

Она не то чтобы была напугана, но беспокоилась. Очень беспокоилась. Не от того, что не знала или боялась того, что должно произойти после того, как граф Киркленд – Гэвин – переступит порог комнаты.

Напротив. Она нервничала именно оттого, что знала.

Глава 6

Гэвин наблюдал из-под полуопущенных ресниц за тем, как Фиона покидала зал. Было трудно держать в узде чувства, которые обуревали Киркленда, но ему это удалось, несмотря на то, что воображение рисовало волнующую картину: вот он медленно снимает с нее одежду, одновременно целуя ее мягкие податливые губы…

Уже час достопочтенный лэрд ерзал на стуле, пытаясь унять увеличивающееся вожделение. В паху все окаменело и ныло, руки только что не чесались от желания ласкать роскошные формы баронессы Арундел. Перед глазами проплыло видение их тел, сплетенных так крепко, что их невозможно было отделить друг от друга. Даже когда она жевала это жесткое пережаренное мясо, он испытывал прилив похоти. Боже мой, он теряет рассудок!

За свою жизнь Гэвин был знаком со многими красивыми женщинами. С несколькими он даже переспал. Но то, что он испытывал к Фионе, отличалось – это была какая-то неведомая сила, которая гнала его рассудок на самое дно сознания.

Гэвина поразила красота и твердый характер баронессы с той минуты, когда он впервые увидел ее. Граф дивился своему странному чувству по отношению к незнакомой женщине. К этому примешалось и ощущение вины: ведь его снедало желание обладать вдовой своего друга и союзника.

– А она гордая, эта наша английская леди, – сказал Дункан, наливая эль в кружку Гэвина.

– Да. А какая красавица, – добавил Эйдан. – Тебе завидуют все мужчины в зале.

Гэвин состроил гримасу. Он чувствовал себя неуверенно. Граф Киркленд посещал бордели, где общение с женщинами было делом обычным. Он был дважды женат и дважды вкусил таинства первой брачной ночи, несмотря на то, что его вассалы провожали молодых до спальни, не стесняясь непристойных комментариев.

Но он ни разу не спал с любовницей в стенах собственного замка, где его челядь жила на первом этаже и могла слышать все, что происходит наверху. В этом было что-то низкое, омерзительное.

Тем не менее все эти угрызения совести нисколько не умаляли его желания и решимости уложить Фиону в свою постель. Похоже, он просто заболел этой девчонкой!

Лэрд уже в десятый раз бросал взгляд на лестницу и сразу же отворачивался, чтобы никто ничего не заметил. Хватит с него шуток Дункана и саркастических замечаний Эйдана. Он и так слишком нервничает.

Гэвин поднял кружку.

– Разве мы сегодня не будем петь? – спросил он.

– Какие у тебя сегодня могут быть на уме песни? – с улыбочкой спросил Дункан. – Это отличительный признак старого хрыча, который желает оставаться со своими друзьями и петь, вместо того, чтобы пойти к красотке, которая ждет наверху и согревает ему постель.

– Старого хрыча? Да я мужчина в самом соку, – заявил Гэвин, стараясь не засмеяться.

– Глядя на то, как ты себя ведешь, этого не скажешь, – поддразнил его Эйдан.

Гэвин отпил глоток эля и со стуком поставил кружку.

– Я победил вас сегодня на тренировочной площадке, – сказал Гэвин самодовольно. – Всех троих.

Дункан что-то пробурчал себе под нос, а Эйдан стал оправдываться тем, что был застигнут врасплох решающим ударом.

– Это лишь доказывает, что для некоторых вещей ты не слишком стар, – улыбаясь, сказал Коннор и затянул песню. Остальные подхватили с энтузиазмом.

Песни постепенно становились все более непристойными, по причине того, что эль лился рекой, но они отвлекли Гэвина. А он очень в этом нуждался.

Когда он поднялся наверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени, было уже очень поздно. Может быть, Фиона сидит раздетая в его постели и ждет? Или она в своих покоях, которые он ей отвел, и ждет, когда ее позовут?

Гэвин смотрел то на одну дверь, то на другую, пытаясь принять решение. Подчинившись инстинкту, он рванул тяжелую дубовую дверь, ведущую в спальню Фионы.

Как-то странно пискнув, Фиона вскочила на ноги. Гэвин вошел, дверь за ним захлопнулась, и он остался наедине со своей новоявленной любовницей.

Свечи не были зажжены. Комната освещалась лишь лунным светом, но ему все же удалось разглядеть распущенные по плечам золотистые волосы и изящные очертания роскошной фигуры леди Фионы. Гэвин знал толк в женской красоте, но красота Фионы была особой, редкой.

Она, видимо, ждала, что он что-то скажет. Или прикажет. «Сними ночную рубашку, ложись на спину и раздвинь ноги».

Если бы он это сказал, она послушалась бы. Он был ее хозяином. Черт! Он мог бы сорвать с нее нижнюю сорочку, повалить на постель и сделать с ней все, что хотел, а она слова бы не сказала. Но от этой идеи у Гэвина почему-то не забурлила от страсти кровь. Его положение лэрда не вызвало у него чувства силы и превосходства. Наоборот, Киркленд почувствовал себя тираном.

Он был вожаком по натуре и взял на себя управление кланом, когда ему еще не было двадцати двух лет. Привычка командовать, держать все под своим контролем стала его вторым «я», так же как неукоснительное исполнение своего долга главы клана.

Но уже в ранней юности Маклендон понял, что спорт в постели был гораздо более приятным, если удавалось находить отклик в партнерше. Терпеливо и умело Гэвин добивался ответной страсти у своих девственниц – невест. Разве его любовница не заслуживает такого же отношения?

– Почему ты сидишь в темноте? – спросил он. – Я думал, ты ждешь меня в моих покоях.

Кровь прилила к лицу Фионы, но голос был спокойным:

– Вы ничего мне не сказали. Я посчитала лучшим ждать здесь, а не вторгаться в вашу опочивальню.

Она наблюдала за ним, но в глубине ее изумрудно-зеленых глаз невозможно было угадать, о чем она думает, что чувствует. Но Гэвин мог бы поспорить на все золото, какое у него было, что сердце этой английской аристократки трепещет, как пойманная птичка.