Слуховая трубка - Леонора Каррингтон

Я услышала, как Наташа довольно рассмеялась. Джорджина повернула в другую сторону, и мне показалось, отпустила себе под нос крепкое ругательство.

По дороге домой я обдумывала все, что услышала. Мне очень не хватало Кармеллы, чтобы обсудить странные события. Мимо иглу Наташи я проходила как раз в тот момент, когда из дверей выскользнула чья-то фигура и скрылась в саду. Нельзя было не узнать синюю муслиновую блузку Мод. Не иначе явилась поживиться припрятанным фаджем.

Не могу сказать, что меня обрадовало все, чему я стала свидетельницей, но тревоги я не испытала. Мозг работал слишком медленно, чтобы прийти к своевременному заключению, а когда я все поняла, было слишком поздно. Меня отвлекла встреча с Кристабель Бернс, и я забыла о фадже, поэтому считаю, что не целиком виновата в том, что вовремя не предупредила беднягу Мод.

Если бы Кристабель Бернс была белой, я могла бы не заметить ее постоянной молчаливой деятельности. Но негритянка среди нас — экзотика, и я невольно находила в ней нечто необычное. Многие из нас пытались втянуть ее в разговор, но она была постоянно занята: носила из башни и в башню то накрытые подносы, то банные полотенца, то белье. Из-за этих постоянных перемещений она напоминала мне одинокого торопливого муравья, тем более что при своем солидном торсе имела тонкие руки и ноги. Но на этот раз Кристабель никуда не спешила — сидела на скамейке возле маяка, аккуратно сложив на коленях руки.

— Добрый вечер, миссис Летерби, — поздоровалась она с приятным оксфордским акцентом. Позднее я узнала, что Кристабель родом с Ямайки, дочь знаменитого химика.

— Добрый вечер, миссис Бернс. Я рада, что вы для разнообразия решили отдохнуть.

— Жду вас, миссис Летерби, — объявила она. — Настало время нам немного поговорить.

— С удовольствием, миссис Бернс. — Я села подле нее. — Давно хотела поговорить с вами, но вы всегда так сильно заняты.

— Срок не пришел. Надо было, чтобы вы сначала освоились с окружающим. Вы здесь счастливы?

На этот вопрос было трудно ответить. Категория счастья была из тех, о которых я в последнее время не задумывалась. Я так и сказала.

— Вы не правы, — возразила Кристабель. — Счастье и возраст не имеют одно к другому никакого отношения. Счастье зависит от способностей. Я вдвое старше вас и могу признаться, что очень счастлива.

Я сложила в уме девяносто два и девяносто два. Кристабель утверждала, что ей сто восемьдесят четыре года. Это было маловероятно, но я не стала возражать.

— Поймите, счастье не прерогатива молодежи, — продолжала она. — Никто вам в этом не поможет. Вы должны сами позаботиться о своем счастье. Однако не буду теоретизировать и перейду сразу к делу. Почему вас так сильно заинтересовала картина в столовой? — Ее вопрос застал меня врасплох, и я настолько растерялась, что некоторое время, жуя беззубым ртом, собиралась с мыслями. Кристабель терпеливо ждала.

— Портрет висит в столовой напротив меня, — наконец заговорила я. — А поскольку порции миссис Гэмбит очень малы, я моментально все съедаю, и остается много свободного времени для созерцания.

— Вряд ли это что-нибудь объясняет, — возразила Кристабель. — Напротив вас сидит миссис ван Тохт. Она ближе к вам и крупнее женщины на портрете. Почему же вы не созерцаете ее?

— Предпочитаю картину. К тому же было бы невежливо таращиться во время еды на миссис Ван Тохт. И еще мне стало интересно, кто такая эта монахиня. Вы же не возражаете?

— Разумеется, нет. Прошу прощения за мои неожиданные вопросы. Они ни в коей мере не направлены против вас.

— Ну раз уж вы спросили… — начала я. — Меня заинтриговало выражение лица подмигивающей монахини — такое особенное, неопределенное. И я не перестаю размышлять: кто она такая, откуда родом, почему постоянно подмигивает. Я так часто о ней думаю, что она превратилась в мою старинную подругу, разумеется, воображаемую.

— Значит, вы ощутили с ней дружескую связь, почувствовали, что она вам близка по духу.

— Да, в ней определенно чувствуется дружелюбие. Хотя разве можно ждать особых чувств от подобной связи? — Пока я говорила, негритянка пристально и выжидательно смотрела на меня.

Наконец она сказала:

— Наделение именем — это что-то вроде воскрешения в памяти. Надо относиться очень осторожно к тому, как ее называть.

— Могу признаться, что уже дала ей имя: донья Розалинда Альварес Круз делла Куэва. У нее испанская внешность.

— Так ее звали в восемнадцатом веке, — кивнула Кристабель. — Но у нее много-много других имен. И других национальностей. Но я сейчас не об этом. Я принесла вам одну книжицу. Знаю, что вы читать не большая любительница, но это совершенно иное дело.

Книга была в кожаном переплете, на титульном листе значилось: «Донья Розалинда делла Куэва, аббатиса обители Святой Варвары Тартарской. Канонизирована в Риме в 1756 г. Достоверная, правдивая история жизни Розалинды Альварес».

— Поразительно! — удивилась я. — Откуда я могла узнать ее имя, если определенно никогда его не слышала.

— Значит, где-то прочитали. У нас здесь оно написано девятьсот двадцать раз. Было бы очень странно, если бы вы на него не наткнулись.

Первая страница книжки была украшена узорами из гранатовых листьев и мечей. Бумага от времени приобрела цвет буйволовой кожи. По-старинному крупный шрифт не составляло труда читать.

— Я должна вас оставить. — Кристабель поднялась. — Прежде чем взойдет Венера, мне нужно покончить кое с какими делами. Мы побеседуем, когда вы все прочитаете. Пожалуйста, никому не говорите, что книга у вас. Это может привести к самым нежелательным последствиям — каким, сейчас не могу объяснить.

Когда я осталась одна, Венера уже блистала над башней. Понятно, что встреча с Кристабель Бернс наложила печать воодушевления на тот вечер. Я уже хотела удалиться в маяк и начать чтение жизнеописания доньи Розалинды, но вдруг мое внимание приковала неясная тень. Хотя я была не уверена, мне показалось, что от дерева к дереву бесшумно перебегает молодой человек с узлом на спине.

У меня сложилось впечатление, что он делал все, чтобы остаться незамеченным. Может быть, вор? Или любовник какой-нибудь из служанок? Последнее показалось наиболее вероятным, и я не стала поднимать тревогу. Любовные похождения слуг не мое дело. Если же это вор, ему у нас нечем поживиться. Я вошла в маяк, села за стол и открыла книгу.

Достоверная, правдивая история жизни доньи Розалинды Альварес делла Куэва, аббатисы обители Святой Варвары Тартарской. Переведено с латыни монахом нищенствующего ордена Святого Гроба Господня Иеремией Накобом.

Роза — это тайна, красивая роза — великая женская тайна, крест — разветвление или соединение дорог. Вот значение имени аббатисы Альварес Круз делла Куэва. Ее канонизация осуществилась после некоторых удивительных событий, имевших место до и после ее смерти в год 1733-й от Рождества Христова, в месяц июль, чему свидетелями были достойнейшие и заслуживающие всяческого доверия мужи церкви. Ее погребли в подземной усыпальнице обители Святой Варвары Тартарской с должными обрядами и благословением Матери святой католической церкви. Ab ео quod nigram caudam habet abstine, terrestrium eoim deorum est [15].

Канонизировав аббатису, Рим своей властью узаконил ее святость, но еще задолго до канонизации ее могила стала священным местом. Простой люд совершал к ней паломничества из самых удаленных уголков страны и приносил подношения фруктами, цветами и даже скотом. Все это копилось в усыпальнице.

Мое сердце раздирали противоречивые чувства: я наблюдал простодушное почитание крестьян и молил Господа, чтобы он дал мне силы написать всю правду об этой удивительной и ужасной женщине.

Изначально документ был составлен исключительно для глаз Его Святейшества Папы. Но результат его создания превзошел мои самые дикие и страшные кошмары. Исключение из ордена — вот к чему привело мое страстное желание. Желание исполнить волю Божью — открыть сердце и освободить его от гнетущей тяжести. С тех пор мои уста не сковывала печать принадлежности к братству и ничто не мешало напечатать этот текст. Я больше не был священником.

В качестве личного духовника аббатисы я решил, что, как никто другой, проник в движения ее темной души.

Дальнейшие отступления по поводу моей личности не требуются.

Место рождения доньи Розалинды Альварес Круз делла Куэва вызывает серьезные сомнения. Нет никаких свидетельств того, что она родилась на испанской почве. Некоторые верят, что она, переплыв море, явилась из Египта, другие утверждают, что родилась среди цыган Андалусии, третьи — что перебралась через Пиренеи с севера. Самое раннее упоминание о ее присутствии в Испании содержится в письме, датированном 1710 годом. Оно было написано в Мадриде и адресовано епископу Трев ле Фрелю в Провансе неподалеку от города Авиньон.