Огнедева. Аскольдова невеста - Елизавета Дворецкая

Духи отчаянно взвыли — этот срок был сродни тому, что называется «когда камень поплывет». Дивляна ощутила, как тринадцать мелких воздушных змеек разом кинулись к ней, будто стрелы, но застыли, не в силах ее коснуться: сила княж-травы солонокреса, сила боронец-травы и сила Огнедевы образовала вокруг нее подобие кокона, куда не могло проникнуть ничто враждебное. Духи бесновались и выли, колотясь об эту невидимую преграду, но Дивляна сохраняла спокойствие. Она даже перестала бояться, видя, что противники у нее в руках.

— Мы согласны… — простонал сперва один голос.

— Мы согласны… — неохотно подхватил другой.

— Согласны…

— А ну живо все в клюку! — приказала Дивляна. — И сидите там, пока не позову.

Клубок холодных вихрей кинулся к бабкиной клюке, которая стояла возле печи, и мигом втянулся внутрь. Стало тихо, и Дивляна вдруг ощутила, каким теплым сделался воздух.

Присутствие духов выстудило избу, но тогда она не замечала этого.

Она подняла глаза к окошку. На темной глубокой синеве сияли звезды — глаза чуров, как о них говорят.

И тут ее начала бить неудержимая дрожь. От слабости Дивляна не могла даже сидеть и улеглась прямо на жесткую непокрытую лавку под окном, свернувшись калачиком. Когда напряжение спало, у нее совсем не осталось сил. Но все-таки она выдержала, сумела собрать воедино силу Матери Земли, огня и воды, вещего слова и верно направить их. И несмотря на нынешнюю слабость, чувствовала, что и сама благодаря этому стала гораздо сильнее.

Ночью никто не вмешивался, но, надо думать, все село с большим волнением ждало исхода решающей битвы Огнедевы с игрецами, потому что за ней пришли на белой заре, едва начало понемногу светать. Дивляну разбудил стук в дверь, но она не сразу проснулась и не сразу смогла встать, поскольку чувствовала себя разбитой, все тело болело, голова кружилась. Она ничего не ела все прошедшие сутки и теперь от слабости с трудом стояла на ногах, так что, цепляясь за стены, едва добрела до двери.

Они все были здесь: Белотур, Велем, Милоум с братом Синелей, Сушина, а за ними толпилось еще множество людей — жители Межи, поляне, ладожане и смоляне.

— Ты жива? — Велем крепко взял ее за плечи. — Что тут было?

— Я их победила, — сонным голосом сообщила Дивляна.

— А князь наш как? — спросил Сушина, через ее голову вглядываясь в дальний угол.

— Пойдемте, посмотрим. — Дивляна отошла от двери. Об Ольгимонте она почти забыла, поглощенная поединком с игрецами.

Все желающие в старую Новилину избу не поместились бы, и Званец встал у двери, пропустив только воевод. Тем не менее, никто из этих храбрых мужей не решился приблизиться к Ольгимонту раньше Дивляны. Она подошла, наклонилась над лежащим и позвала:

— Князь Ольг! Не пора ли тебе просыпаться?

Она слегка потрясла его за плечо… и он вдруг открыл глаза. Собственный его друг и воевода Сушина вздрогнул и отшатнулся — он слишком хорошо помнил, как вслед за этим его князь совсем недавно пытался вцепиться ему в горло. Но теперь Ольгимонт ничего такого не хотел, а лишь с изумлением смотрел на склонившуюся над ним незнакомую девушку, лицо которой ему плохо было видно в полутьме, и столпившихся позади нее мужчин. Но это выражение изумления было самым обычным, человеческим.

— Ну и долго же я спал… — хрипло выговорил он, и этот голос тоже не имел ничего общего с теми тринадцатью потусторонними голосами, которыми он разговаривал несколько дней перед этим.

— Слава чурам! — с облегчением простонал Сушина, наконец-то узнавая своего князя. — Сокол ты мой ясный…

— Что… Ой! — Попытавшись приподняться, Ольгимонт потревожил какую-то из своих ран и охнул. Оглядев себя — из-за множества повязок, которые часто приходилось менять, на него даже исподку не надевали, а лишь накрывали ею сверху, — он поднял недоумевающий взгляд на воеводу. — С кем мы дрались? Что со мной было? Я ничего не помню! Это голядь напала? Или Станила? Что молчите?

— Не голядь это и не Станила. — Сушина покачал головой. — Это, княже…

— Тебе пришлось сражаться с игрецами, князь Ольгимонт, — сказала Дивляна. — Эти раны — из-за них.

— С игрецами? — Ольгимонт перевел взгляд на нее и все-таки с усилием приподнялся и сел, морщась от боли. — А ты кто?

— Я — Огнедева.

Ничего больше объяснять сейчас у нее не было сил, и она привалилась к плечу Велема, закрыв глаза. Тот без разговоров подхватил ее на руки и понес к Милоуму. Там хозяйка напоила ее молоком, и Дивляна, едва сумев взобраться на полати, заснула, будто провалилась. И проспала весь день. В сумерках она встала, взяла у хозяйки кувшин молока, кусок хлеба, забрала клюку Кручинихи и со всем этим пошла на жальник. На родовом кургане Кореничей, возле камня, под которым зарыли прах старухи, она разлила по траве молоко, разбросала накрошенный хлеб и приказала:

— Ешьте!

Вокруг не было ни одной живой души, но даже если бы кто-то и нашелся, то ничье ухо, кроме Дивляны, не смогло бы различить свист, вой, голодное повизгивание, с которым тринадцать игрецов набросились на угощение.

Загнав свое дикое стадо опять в клюку, Дивляна отнесла ее в избу Кручинихи, а сама вернулась к Милоуму и улеглась спать. И снова спала до самого утра.

Глава 4

Ни детей, ни скотину никто больше не манил на жальник, и после двух ночей, прошедших в тишине и благополучии, жители Межи окончательно поверили, что их беды миновали. По этому случаю старейшины решили устроить пир, чтобы угостить и предков, и богов, и гостей, которые помогли усмирить злыдней и вернуть селению безопасность. Закололи бычка, женщины напекли пирогов, наварили пива. Соседи собирались изо всех окрестных весей, словенских и кривичских, и рассказы о буйстве духов и о сражении с ними Огнедевы обрастали все новыми подробностями.

А между тем пора было ехать дальше. За время этой остановки дружины отдохнули, что было очень кстати. Лишь чуть выше Межи судоходная часть Ловати кончалась и начинался волок — первый из тех, что, в конце концов, должны были привести к Днепру. Князь Ольгимонт уговаривал путников задержаться еще на пару дней — он хотел непременно сам сопровождать Огнедеву до Днепра, но ему требовалось время на то, чтобы окончательно окрепнуть. Его раны закрылись и быстро заживали, и Белотур согласился обождать еще немного. Ольгимонт, которому уже рассказали, что с ним было и какая печальная участь его ждала, если бы не вмешательство Огнедевы, был исполнен благодарности и выражал полную готовность служить ей, как она пожелает. Пока он мог сделать одно: провести дружину до самого Днепра наиболее удобными путями и оберегать от разных напастей.