Последнее танго в Париже - Роберт Элли

Переборов страх и злость, она сразу решила, что делать. Повернулась и пошла дальше.

— Ты уверен, что она не заметила? — обратился Том к звукооператору.

— Исключено, — ответил тот и убрал микрофон; фургон снова медленно покатил вперед.

— Ты уж постарайся, — попросил Том, — попробуй записать звук шагов и что-нибудь из уличных шумов, чтоб передать общую атмосферу.

Жанну так и подмывало завопить. Ей хотелось наброситься на Тома, хотелось сбежать и никогда его больше не видеть. Надоело. Теперь фургон так выделялся на тихой улице, что впору было захохотать или выкинуть какое-нибудь непристойное коленце. Однако это могло сыграть на руку Тому. Нет, лучше обвести его вокруг пальца, да так, чтобы он это понял.

Дойдя до перекрестка, она остановилась. На другой стороне улицы стояла потемневшая от многолетней копоти каменная церквушка романской архитектуры. Не оглядываясь по сторонам, Жанна перешла через улицу и скрылась за тяжелой деревянной дверью.

— Стоп! — приказал Том водителю и добавил, обращаясь к съемочной группе: — Чтоб ни единого звука!

Он распахнул дверцу и соскочил на землю.

— На цыпочках, — предупредил он выбравшихся следом коллег. Том почувствовал, что наконец-то добрался до святая святых Жанны. Вот уж чего бы он никогда не подумал, — оказывается, она верующая! Открытие порадовало его, поскольку свидетельствовало о ее непорочности.

В церкви было пусто, если не считать одного-двух молящихся, царил полумрак. В одном из приделов слабо мерцали свечи. Вечерний свет, скупо просачиваясь сквозь витражи в высоких оконцах, освещал алтарь. Оператор поднял камеру и, повинуясь жестам Тома, сначала наставил объектив на витражи, а затем опустил и повел вдоль нефа, отыскивая Жанну.

Она преклонила колени перед решеткой исповедальни, молитвенно сложив руки.

— Снимаем наездом, — распорядился Том. Они подкрадывались к Жанне все ближе и ближе, пока наконец ясно не расслышали то, что она говорила.

— Ты подлый гад, Том, — говорила она, глядя прямо перед собой. — Ты подлый гад, подлый, подлый. Подлый гад! Я тебя презираю, ненавижу.

Том подошел к ней вплотную, отказываясь верить собственным ушам. Теперь он стоял совсем рядом и открыл было рот, намереваясь потребовать объяснений, но не смог выжать ни звука. Она продолжала бормотать, не поднимая глаз.

Ассистентка подошла к Тому и взяла его за руку.

— Хватит, — шепнула она.

— И правда, — ответил он. — Она меня достала.

Они вышли из церкви, остальные за ними, молча забрались в фургон, сложили камеру, микрофон и все прочее. Том понимал, что оказался в дурацком положении, и оттого злился.

Фургон дернулся, взревел и поехал по улице Жюля Верна.

В нефе церкви стало темнее. Сквозняк исподтишка задувал свечи. Несколько минут Жанна не шевелилась. Она знала, что крепко наказала Тома, но он сам того заслужил. Ей казалось, что сейчас она разревется от отчаяния: она безнадежно опоздала, Пола, конечно, уже нет в их квартире.

Она вышла из церкви; вечер был по-зимнему холодный. Ей не хотелось думать, что она больше не встретится с Полом.

Глава шестнадцатая

В кои веки в гостинице было тихо. Пол окинул взглядом улицу до кафешки, запер дверь и привернул лампу — процедура привычная и надоевшая хуже зубной боли. С какой бы радостью он выгнал всех постояльцев и запер за ними дверь, чтобы больше никогда их не видеть. Теперь ему и вправду было плевать на деньги. Его одолело жуткое одиночество. Тело Розы — после судебного вскрытия — должны были доставить на другой день. То-то, мрачно подумал он, будет радости ему и Матушке.

Он вернулся к себе, извлек из гардероба бутылку виски и налил. Когда он сунул бутылку на место, рука у него не дрожала, но в желудке было пусто и муторно. Он накинул купальный халат, извлеченный из того же шкафа, и затянул пояс. Все остальное, что было в комнате, как бы и не имело к нему отношения — книги и картины принадлежали Розе, сам Пол не копил сувениров и памяток, однако эти стены давали ему укрытие, и он не хотел уходить отсюда. Марсель пригласил Пола подняться к нему в номер, весьма странное приглашение. О Марселе он неизменно и с горьким юмором отзывался как о неофициальном любовнике жены, отчего собственное его положение почему-то казалось ему еще безнадежнее и пошлее. У Пола, разумеется, тоже были любовницы — официантки, какие-то унылые продавщицы, женщины, которые попадались ему на жизненном пути и с которыми он вступал в связь главным образом по привычке. Но у Розы, вероятно, было на уме что-то другое. Пол считал, что, как законный любовник, имеет право на определенные привилегии, в частности — на любовь. Каким же он был тупым идиотом!

Он понимал, чего Марселю стоило его пригласить. Сколько ночей просидел Пол в этой комнате, ожидая, не сводя глаз с зеленой неоновой рекламы «Рикара» на другой стороне улицы, пока Роза была с любовником. Что ж, пообещал себе Пол, если Марсель начнет пускать сопли и предаваться чувствам, придется, видимо, продырявить его башкой стену между комнатами, возведенную из дешевого клееного картона. С другой стороны, не исключено, что он узнает от Марселя что-нибудь любопытное.

Пол поднялся наверх и постучался к Марселю.

— Entrez![20] — без промедления последовал вежливый ответ.

Пол вошел в узкую комнату, заваленную книгами и журналами, на которые лампа в малиновом абажуре струила теплый свет. На стенах красовались репродукции картин Тулуз-Лотрека и Шагала, фотографии приглаженных «естественных» пейзажей, выдранные из «Пари-Матч», старые билеты на скачки, письма, вырезки и плакат с портретом Альбера Камю. Марсель сидел за письменным столом, на котором громоздились номера «Монд», «Пари-Суар» и полдюжины других газет, и длинными ножницами вырезал статью. Он тоже был в купальном халате.

— Я пришел не затем, чтобы лить с тобой слезы, — заявил Пол.

Марсель продолжал щелкать ножницами. Его самообладание действовало Полу на нервы.

— Не возражаешь, если я буду работать? — спросил Марсель. — Работа отвлекает от мыслей о том, что случилось.

Он заметил, что Пол сравнивает их халаты, оба из одинаковой клетчатой шотландки.

— Один к одному, — сказал Марсель не без удовлетворения. — Роза хотела, чтоб у нас были одинаковые халаты.

Пол обозлился еще больше. Про халаты он слышал впервые, затея представлялась ему нелепой.

— Ничего нового ты мне не скажешь, я и так все знаю, — соврал он. Решив перейти в наступление, он ткнул пальцем в аккуратную стопку вырезок на письменном столе: — Зачем, интересно, ты их вырезаешь? Для работы или у тебя конек такой?

— Мне не нравится слово «конек», — возразил Марсель. — Этим я подрабатываю к жалованью.

— Тогда другое дело, — насмешливо согласился Пол. — Тут волей-неволей приходится читать. Можно узнать много нового.

— А если честно? — спросил Марсель. — Разве ты не знал, что у нас одинаковые халаты?

Пол невесело рассмеялся.

— У нас очень много общего, — продолжал Марсель, но Пол его оборвал:

— Я все знаю. Роза мне часто про тебя рассказывала.

В обществе другого мужчины, даже такого педанта, как Марсель, Пол был в состоянии вспоминать о жене, не впадая в бессильную ярость. Марсель был мужчина и поэтому не представлял для Пола угрозы, разве что в роли, какую ему навязала Роза.

— По стаканчику виски? — предложил Пол, внезапно проникшись щедростью, и шагнул к двери.

— Постой… — Марсель выдвинул ящик письменного стола и извлек бутылку «Джек Даниелс», — У меня тут имеется.

— Очередной подарок от Розы?

— Мне это как-то все равно, но Роза требовала, чтобы под рукой всегда было виски. Я часто думал — может, такие вот мелочи позволят нам объясниться, понять друг друга…

Пол принял у него из рук стакан виски.

— Почти целый год мы с Розой… — Марсель говорил неуверенно, подбирая слова. — Регулярно, хотя и без страсти, — продолжал он, решив не заострять внимания на сексуальной стороне дела. — Мне казалось, я ее знаю, как только можно знать собственную…

— Любовницу, — подсказал Пол без всякой задней мысли.

— Но не так давно произошло такое, чего я никак не мог объяснить.

Марсель показал на клин белой штукатурки у потолка, где были содраны обои.

— Роза забралась на постель и попробовала руками отодрать обои. Я ей не дал — она могла сорвать ногти. Но она царапала стену как помешанная. Я впервые видел ее в таком состоянии.

У Пола забрезжила догадка.

— В нашей комнате стены побелены, — сказал он. — Она хотела, чтобы во всей гостинице только у нас была такая комната, ну вроде как нормальная квартира. Значит, тут она тоже хотела все изменить, поэтому начала с обоев.

Пол тяжело опустился на кровать. Как легко устраивать чужую жизнь. Он вспомнил про Жанну и про то, что они до сих пор не знают друг друга по имени. Неужели Роза и с Марселем стремилась создать видимость нормальной жизни? А видимость-то оказалась зеркальным отражением ее жизни с Полом. На мгновение у Пола перехватило дыхание, и он, как зачарованный, воззрился на Марселя.