Ловушка страсти - Джулия Лонг

Мгновение он смотрел на нее, чуть склонив голову, словно слышал все ее недостойные мысли.

— Во время балов моя третья пуговица так часто остается без партнерши, что вряд ли станет возражать против вашего разговора с ней.

Женевьева молчала. Это было так восхитительно глупо, что она на минуту забылась. Украдкой она бросила взгляд на третью пуговицу. Конечно, она была перламутровой, как и все остальные, и напоминала дорогую сияющую маленькую луну, нарочно спустившуюся с небес, чтобы оказаться на рубашке герцога. Целый ряд снобов — все эти пуговицы.

«Прелестное платье, — могла бы сказать ей пуговица. — Ваша родословная восходит к Вильгельму Завоевателю?»

Родословная ее семьи восходила к Вильгельму Завоевателю, и именно тогда, по слухам, начались все беды с Редмондами. Именно так она и ответит пуговице.

Герцог поймал взгляд Женевьевы. Он чуть заметно загадочно улыбнулся и покачал головой, словно опять прочел ее мысли.

— Мне очень нравится «Сэр Роджер де Каверли», — с вежливым упрямством ответила она. — Я с удовольствием потанцую с вами.

Это была неправда. Однако этот танец исполняли в самом конце вечера. И это был не вальс, а довольно энергичный танец, во время которого было трудно говорить друг с другом. Если Женевьеве повезет, герцог устанет и отправится спать, в пивную или куда-нибудь в поисках кутежа в Суссексе к тому времени, как начнется «Сэр Роджер де Каверли». Конечно, ее братья расскажут ему обо всех злачных местах по соседству.

Женевьева почти боялась прикоснуться к герцогу. Он был таким мужественным. Крепким. Очень высоким и угловатым. Он слишком много требовал от нее. Ей хотелось остаться наедине со своим разбитым сердцем, попытаться утолить свою боль, а не думать о чем-то или пытаться кому-то противостоять. Она хотела покоя. И он был почти доступен даже посреди этой толпы, потому что Женевьеве нужно было лишь пройти по комнате с фальшивой улыбкой на лице, нигде не присаживаясь и ни с кем не разговаривая.

Но как назло, именно в этот момент она услышала смех Гарри.

Она беспомощно повернулась в его сторону, словно услышав звук божественных губ, и радость вперемежку с болью сдавили ее сердце, как будто оно было резиновым мячиком.

Гарри заметил ее взгляд: он всегда точно знал, где именно в комнате находится Женевьева. Он быстро улыбнулся ей лукавой, заговорщической улыбкой, которая когда-то была так ей дорога, ведь сколькими такими улыбками они обменялись в переполненных залах, и каждая из них соединяла обоих узами понимания и согласия. Так казалось Женевьеве. Все это время Гарри точно также улыбался и Миллисент или же компрометировал ее в саду какого-нибудь лондонского особняка, когда Женевьевы не было поблизости.

Возможно, он целовал Миллисент не только руку.

И эта мысль пронзила сердце Женевьевы, словно ножом.

Ей надо приучить себя не вспыхивать от радости всякий раз, заслышав голос Гарри.

Гарри посмотрел на герцога, потом на нее, а после скорчил комичную угрюмую мину, прежде чем вновь обратить все свое внимание на Маркуса и его жену Луизу. Он дразнил ее и сочувствовал ей из-за присутствия герцога. Возможно, он даже испытал укол ревности, подумала Женевьева. Нет, вряд ли он считал герцога соперником. К чему бы это, ведь Гарри никогда не относился к ней как к женщине. Он видел в ней лишь друга.

А герцог был скорее ровесником ее отца, нежели Гарри. Кстати, о герцоге…

Гарри и герцог — весна и зима.

— Я восхищен вашими изысканными манерами, мисс Эверси, и ваша забота о моем физическом благополучии во время вальса очень трогательна. И я уверен, вы доставите мне удовольствие, потому что я бы предпочел танцевать вальс, поскольку выгляжу не таким неуклюжим, как во время исполнения деревенских танцев. Как видите, у меня длинные руки и ноги.

Какая чушь. Герцог был самим воплощением грации, и Женевьева не сомневалась, что он прекрасно сумел бы сплясать веселый танец не хуже плавного вальса.

Однако она начала верить в его рассказ о дуэли, поведанный мисс Оувершем. Потому что герцог прекрасно знал слабые места других, умел парировать и наносить удар.

Однако и Женевьева была не настолько наивна. Ей наконец удалось отойти от него на подобающее расстояние, чтобы совершить задуманное.

— Лорд Монкрифф, уверена, вы с удовольствием побеседуете с моей сестрой Оливией, пока я встречу своего кузена Адама, викария из Пеннироял-Грин.

Женевьева изысканно отступила в сторону, представив взгляду герцога Оливию, стоящую у резной каминной доски. И прежде чем Оливия успела остановить свою сестру — она все-таки храбро попыталась это сделать, — Женевьева во второй раз покинула герцога.

Через мгновение она уже молниеносно рассекала толпу.

Герцог смотрел ей вслед. Он снова был удивлен. В его намерения входило соблазнить и бросить Женевьеву, и он не ожидал, что задача доставит ему такое удовольствие. Ради всего святого, он ведь герцог Фоконбридж! У него нет ни горба, ни уродливых жировиков на лице, все зубы на месте, живот подтянут, и он абсолютно уверен в себе как мужчина. Он мог вполне беспристрастно оценить свое отражение в зеркале, зная, что большинство женщин желают его, хотя его репутация могла бы их напугать. Однако многие из них сами хотели бояться.

И вот Женевьева бросила его своей сестре, словно стряхнула грязь с ботинка.

Вне всякого сомнения, Оливия Эверси была очень красива. Однако ее красота пугала. Она вся точно сияла, словно сделанная из хрупкого темного стекла, внутри которого горела свеча. Как и у сестры, у нее была прекрасная кожа. Элегантные скулы выделялись чуть сильнее из-за худобы, пронзительный и чуть циничный взгляд. Ее ресницы были такими черными и густыми, что любого мужчину можно было бы простить, если бы он поверил, будто Оливия — нежная и мягкая женщина. Эти ресницы были словно ловушка, словно щупальца морских анемон. Ее волосы вились от природы, возможно, объект зависти Женевьевы, и были уложены в пышную прическу, создающую впечатление беспорядка, однако герцог прекрасно знал, что для выпрямления непослушных кудрей потребовалась целая команда опытных женщин с нагретыми щипцами и другими невероятными приспособлениями. Несколько непослушных прядей падало на острые ключицы. На Оливии было зеленое платье оттенка морской пены. Герцог по-прежнему замечал цвета платьев, потому что его жена постоянно спрашивала, какой цвет ей подходит. Оливии бы он сказал, что ей подходит все, если бы она вдруг разрешила ему такую вольность.

— Добрый вечер, ваша светлость. Вас прислали ухаживать за мной?

Ну и ну!

— Никто не в силах заставить меня делать то, чего я не желаю, — спокойно ответил герцог. — Я счастлив возможности побеседовать с вами.