Катары - Патрик Вебер

В разговор вступил еще один человек, с более дородной фигурой. Он совершенно явно искал слова, не слишком неприятные для главы шайки:

— Совершенный! Вы не думаете, что нам слишком долго приходится действовать одним? Почему мы не призываем наших братьев?

— Сейчас мы не можем им доверять, — ответил тот с раздражением. — У нас только что случился провал. После такого мы впредь должны вести себя еще осторожнее.

— Но они никак не могут нас предать, — возразил Добрый Муж. — Это не в их собственных интересах.

— В теории ты прав, — ответил его товарищ. — Но часто люди действуют нерассудительно. Нам надо как никогда тщательно взвешивать все угрозы, чтобы быть уверенными в своей власти.

— А как быть с побегами?

— Пока они у нас под контролем — ничего страшного нет. А если зайдет слишком далеко, мы без труда наведем порядок. В другие времена мы бы давно показали, что можем немало.

Добрый Муж почувствовал, что Совершенный склонен к откровенности и решился задать один деликатный вопрос:

— А нормандец — с ним вы что собираетесь делать?

— Он мне не нравится, — бесстрастно отозвался Совершенный. — Я думал, он быстрей поведет дело. Кажется мне, что он сбился со следа, как собаку сбивает посторонний запах.

— Но вы же хотите, чтобы он открыл секрет, который нам самим вот уже тринадцать лет не дается! — возразил Добрый Муж. — Почему он должен оказаться умнее нас?

— Не умнее, — поправил его Совершенный. — У Ле Биана есть свои козыри, его собственные, которые могут оказаться полезны. Он историк; он имел дело с нашей организацией в прошлом, умеет добывать важные сведения, а главное — им движет сильная жажда мести. Я глубоко убежден, что это чувство — лучший двигатель для человека; оно помогает ему преодолеть любые пределы.

Внезапно Добрый Муж повернул голову: показалось, будто во дворе замка появился посторонний. С облегчением он убедился: это всего лишь ворона гоняет огрызок яблока. Совершенный решил, что настал момент дать людям работу. Он развязал мешок, достал из него кирку и две лопаты и раздал их членам отряда.

— Вот! — сказал он решительно. — Теперь задело. Сторожить будем по очереди. Ты встаешь в охрану первым. Вы трое роете траншею, а ты таскаешь хворост. Удачи — и не забывайте, что вера Добрых Мужей позволяла им одолевать горы и переносить огненную казнь!

ГЛАВА 33

Берлин, 1938

Дорогой Жак.

Многие недоумевали, почему я вступил на тропу, которая привела меня в ряды СС. Когда я думаю об этом теперь, то прихожу к выводу: те, кто осуждал мое вступление в Черный Орден — это те же люди, которые смеялись над моими работами.

Постепенно победа Гитлера принудила всех немцев, желавших осуществить свои профессиональные стремления, встать на путь национал-социализма. Историков это касалось так же, как и врачей, и государственных служащих. Поэтому я тоже решил принять участие в новом великом порыве Германии. Сначала меня приняли в Лигу немецких писателей — приняли благодаря кое-какой поддержке, которая у меня была в штурмовых отрядах. Для начала неплохо, но это еще далеко не был пропуск, дававший мне доступ в лоно СС!

Как часто бывает в жизни, дальнейший ход событий определила судьба. Одну из читательниц «Крестового похода против Грааля» моя книга восхитила, и она рассказала о ней Карлу-Марии Виллигуту. Я уже слыхал об этом человеке, но и представить себе не мог, что скоро мы с ним встретимся. Виллигут вступил в СС под псевдонимом Вайстор и имел чин штандартенфюрера. Обладая большим образованием, движимый необычайной работоспособностью он быстро стал одним из генераторов идей в Аненербе — учреждении, созданном Гиммлером для изучения наследия наших предков. Труды Аненербе были столь же разнообразны, сколь революционны. В то же время Виллигут явно был и одним из самых эксцентрических сотрудников этого учреждения. В ранней молодости он основал религию, которую назвал ариософией; вся она строилась вокруг речений одного немецкого пророка, дошедших в семейном предании самого Виллигута. За десять лет до вступления в СС он был заключен в приют для душевнобольных по причине мозгового шока. Враги пользовались этим предлогом, чтобы объявить его сумасшедшим, а последователи были убеждены, что ожесточение против их наставника служило доказательством справедливости его теорий. Со временем Виллигут стал пророком нового язычества, корни которого уходили в самые древние германские мифы, в самое чистое многобожие.

Я дошел в своих изысканиях до такой стадии, когда для дальнейшего продвижения, а главным образом чтобы отражать нападки моих врагов, мне непременно требовалась солидная поддержка. Кроме того, я был убежден, что Аненербе сыграет ключевую роль в развитии исторических и расовых исследований. После многих попыток мне был доверен пост ассистента в Департаменте рас и колоний, находившемся под прямым руководством всемогущего Виллигута. Несколько месяцев спустя я официально вступил в СС. Тогда я в первый раз надел черную форму с эмблемой мертвой головы, и, должен признать, был этим весьма горд. Я шел по улицам Берлина и был уверен: теперь я не какой-нибудь человечишка, осужденный вечно ощипывать чертов хвост, как говорят французы. Я понял, что жизнь моя началась заново. Мне больше не придется прятаться за ширмой какой-то гостиницы или выдавать свои поиски за невинные прогулки на природе члена клуба юных туристов. Скоро в моем распоряжении будет достаточно возможностей явить истину перед глазами всего мира. И очень во многом я обязан был таким будущим своей форме с мертвой головой.

Я знал, что лично рейхсфюрер Гиммлер высоко оценил мою первую книгу. Ему показались убедительными мои доводы в пользу того, что катары были не христианами, а крещеными друидами. Если так, то их трагическая мужественная борьба связывалась с наидревнейшеми временами жизни германской нации. В Риме же следовало видеть наследника Иерусалима, притом отдавая себе отчет в том, что вечное противостояние лесных племен с пустынными решающим образом определяет раздел мира и населяющих его народов.

Я был единственным человеком в мире, который знал, что случилось с катарами после страшных казней, которым их предали, — единственным историком, напавшим на след беглецов из Монсегюра. Но мне еще не хватало некоторых деталей и прежде всего — дозволения тайно путешествовать для продолжения своих разысканий.

Рейхсфюрер Гиммлер поручил мне чрезвычайно деликатную миссию. Мне было велено поехать в Швейцарию и отыскать там сведения о его предках, восстановив его генеалогию до 1750 года. Законы о происхождении, установленные в СС, очень строги: они служат краеугольным камнем программы расового очищения, осуществляемой Рейхом. Кое-кто из врагов нашего шефа были готовы на все, чтобы поставить под сомнение его арийство; они доходили даже до обвинения в том, будто в жилах его есть еврейская кровь. Необходимо было опровергнуть эту мерзкую клевету. Поэтому я отправился c тайной миссией в Швейцарию, откуда происходили предки рейхсфюрера, и без особого труда обнаружил искомые документы. Гиммлер был очень доволен моим успехом и выразил мне признательность. В это время моя репутация в Аненербе была превосходна.

Я был убежден, что наш шеф готов выслушать подробности моих открытий, но боялся, не слишком ли подрывающими основы они покажутся остальным вождям нацизма. Мне даже приходило в голову, что сам Гитлер не смеет прямо нападать на власть церкви и установленные ею догматы. Мне нужно было соблюдать осторожность, чтобы меня не принудили замолчать и не обратили в ничто все плоды моих трудов. Неделя шла за неделей. Я стал замечать, что Виллигут склонен сомневаться в моих открытиях, а иногда и открыто оспаривать обоснованность моих выводов. Через несколько месяцев я понял: тот, кого я считал союзником, может обратиться в моего смертельного врага.

Мне пришлось вооружиться терпением и двигать пешки по доске, где на каждом ходу поджидала ловушка. Без всякого хвастовства скажу тебе: я знал, что в результате этой партии получу абсолютное оружие, которое уничтожит и Виллигута, и всех остальных. Но я еще не знал, сколько капканов таится на пути к осуществлению моего плана.

Искренне твой

Отто Ран.

ГЛАВА 34

Длинные нити плавленого сыра с картофельным пюре наматывались на вилку. Движения Ле Биана становились все увереннее; наконец он поднес вилку ко рту.

— Ну что, — улыбнулся Морис, — кажется, мой алиго тебя убедил? Сердце радуется, как ты его уплетаешь!

— Честно говоря, для меня это настоящее открытие, — ответил Пьер. — Очень хорошо получилось, браво!