Белый шайен - Сергей Юров

Я понимал, что любая задержка осложнит наше положение до предела. Но разве я мог оставить девочку в беде, скача себе и дальше по дороге спасения? Конечно же, нет. Тут речь шла о простой порядочности.

Оправившись от падения, Голубая Птица в нерешительности стояла у подножия холма, бросая взгляды то на меня, то на удалявшегося гнедого жеребца. Мне нужно было подхватить ее и скакать на Маркизе прочь. Жаль, что не успел. Когда я приблизился к ней, на вершине холма появились преследователи с карабинами на перевес. Спрыгнув с лошади, я обнял Голубую Птицу, и громко крикнул:

— Не стреляйте!.. Кроме беззащитной девчонки, вы прикончите своего соотечественника.

Я видел, что кавалеристы меньше всего ожидали услышать чистый английский из уст преследуемого «краснокожего». Они выглядели озадаченными, те десять солдат во главе с лейтенантом и сержантом. О чем-то переговорив с последним, лейтенант произнес:

— Ладно, отстегни ремень и отбрось его в сторону. Все они спустились к подножию и, сойдя с коней, окружили нас полукольцом. Молодые солдаты, скорее всего, новобранцы, с любопытством разглядывали меня и мою одежду. В глазах же их командиров читалась угрюмая подозрительность. Сержант поднял с земли мой ремень с револьвером и отдал его одному из солдат.

— Ну, соотечественник, что ты за птица? — начал допрос лейтенант, смазливый, со светлыми щетинистыми усами над тонкой верхней губой. Слово «соотечественник» он произнес с заметной издевкой.

— Джозеф Кэтлин — ответил я. — Из Сент-Луиса.

— Индейское имя?

— Что? — переспросил я.

— Твое индейское имя, изменник! — рявкнул чернобородый сержант, сверкнув темно-карими маленькими глазками.

— Никакой я не индеец. — Мои губы раздвинулись в попытке улыбнуться, но рот пересох, как мелкий ручей в засушливое лето. Мне становилось ясно, что я попал в жестокую переделку.

— Лейтенант Скотт, сэр, — гаркнул сержант. — Провалиться на месте, если это не проклятый сквомэн, кочующий с тетонами! — Он зло посмотрел на меня.

— Дело в том, что я случайно оказался среди индейцев военного отряда. Вас смущает моя одежда? Я объясню…

— Ни один честный американец не поедет запанибрата с краснокожими головорезами, ублюдок! — процедил лейтенант, буравя меня презрительным взглядом. — Изворотливая змея, ты заслуживаешь, чтобы тебя проучили!.. Сержант Мортон, к делу!

Широкоплечий сержант повиновался с радостью. Его крепкие кулаки тут же застучали по моему лицу, и вскоре я напоминал собой изувеченного боксера, которому соперник не дал никаких шансов. Результатом избиения стали рассеченные брови, губы и щека. Я держался на ногах до тех пор, пока один из хлестких ударов Мортона не отправил меня в нокаут. Очнувшись и лежа лицом вниз, я услышал голос лейтенанта:

— Мы можем пристрелить его и здесь, Мортон, без всяких проблем. Но сдается мне, живым он послужит нам лучше. За поимку ренегата полковник Коллинз замолвит словечко там, наверху, и нас будет ждать награда… А сейчас я позабавлюсь немного с этой краснокожей потаскушкой.

О, этот подонок собрался изнасиловать девочку! Невзирая на боль и тяжесть в голове, я сумел встать на ноги.

— Опомнитесь, лейтенант! — мой голос звучал глухо. — Она же еще ребенок!

Лейтенант Скотт повернул голову в мою сторону, его светло-серые глаза смотрели на меня с наглостью.

— Ах, защитник краснокожих язычников уже очухался! Что ж, подожди вместе со всеми, пока я буду заниматься с твоей спутницей.

— Она сестра Римского Носа. Задумайтесь о последствиях!

— В самом деле?! — удивился лейтенант. — Ну, для меня это большая честь. — Он обернулся к Мортону. — Надо же, сержант, искали Римского Носа, а нашли его родную сестру.

Он схватил руку Голубой Птицы и потащил ее в близлежащие сливовые кусты. Она сопротивлялась, кричала что-то на своем языке.

Я опустился на землю и обхватил голову руками. Мне было больно и стыдно за то. что тут творилось. Появись у меня в тот момент оружие, я бы с удовольствием расстрелял и наглеца лейтенанта, и бессердечного сержанта, и даже этих скалящихся молоденьких солдат, оживленно обсуждавших своего командира. Клянусь, я сделал бы это. и не дрогнула бы моя рука.

Через какое-то время удовлетворенный Скотт вышел из кустов, ведя девочку за руку. На ею губах играла улыбка, он. по всей видимости, был доволен собой. Усадив Голубую Птиц) на землю в дюжине футов от нас. он подошел ко мне.

— Признаться. Кэтлин, я неплохо выглядел.

— Ты животное, лейтенант! — отреагировал я с ненавистью. — Подлое, грязное животное!

Скотт рассмеялся мне в лицо.

— Зачем же так строго судить меня, Кэтлин? Ты хватил через край. Я всего лишь доставил себе маленькое удовольствие.

Он отошел к сержанту и о чем-то вполголоса с ним заговорил.

Я посмотрел на Голубую Птицу. Она сидела, опустив голову, и тихо плакала. Мое сердце обливалось кровью от жалости к ней и от своей беспомощности.

— Поди-ка сюда, Кэтлин, — послышался голос Скотта.

Я подошел. Он вертел в руках мой кольт и улыбался.

— Знаешь, у меня есть к тебе предложение, — с наигранной любезностью произнес он. — Ты сейчас возьмешь свой револьвер, в котором есть один патрон, и пристрелишь индеанку — не оставлять же ее в живых, чтобы она потом пожаловалась этому кровавому Римскому Носу — а я берусь доставить тебя в Форт Ларами и доложить полковнику Коллинзу, что ты во всем раскаялся… Ну, как, идет?

После того, что случилось с Голубой Птицей, я знал, что ее короткая жизнь на исходе. От моей ли руки, от чужой ли, она все равно бы погибла, но для меня открывалась возможность единственной пулей рассчитаться с этой мерзкой скотиной, лейтенантом. Я мало заботился о своем будущем, во мне горело желание пристрелить подлеца.

— Я согласен, — коротко сказал я и принял из рук Скотта оружие.

Голубая Птица по-прежнему сидела с опущенной головой. Я прицелился в нее. затаил дыхание, а потом резко навел ствол на лейтенанта и спустил курок. Осечка! Я снова попытался выстрелить — опять без результата. Пустой барабан лишь звонко щелкал от моих усилий.

— Ха-ха-ха! — раздался хохот Скотта. — Я же говорил тебе, Мортон, что этот мерзавец стал настоящим индейцем. Ты видел, как он старался отправить меня на тот свет?

Лейтенант стоял вполоборота ко мне, и не смог заметить моего рывка. Его заметили другие, но я действовал стремительно. Зажав в правой руке ствол кольта, я со всей силы обрушил увесистую рукоятку на голову Скотта. Прежде, чем чей-то приклад погасил мое сознание, я услышал. как треснул череп лейтенанта.

Мое пробуждение было долгим и тягостным. Темный мрак беспамятства отступал медленно, словно я был его ценным пленником. Он сдавал свои позиции потому, наверное, что крохотная искорка жизни мало-помалу разгоралась в моей груди и еще оттого, что его гнал прочь настойчивый голос. Этот голос был мелодичным, приятным, утешающим, дающим надежду и успокоение. Казалось, он звучал постоянно. Когда свет проникал в мое сознание, он лился, подобно волшебной музыке, когда же мрак простирал надо мной свою могучую длань, в нем слышались легкая грусть.