Князья Ада - Барбара Хэмбли

не побоялась бы скипетр отнять и этим же скипетром настучала бы ему по голове! – тихо проговорила она и оглянулась на залитые солнцем двери, проверяя, достаточно ли далеко отошла баронесса, чтобы ничего не услышать. – Она похожа на мою тётушку Эмилию – очень добрая и заботливая, но замашки у неё как у генерала!

– Вероятно, в том числе поэтому сэр Джон попросил её сопроводить меня сегодня на прогулку? – таким же заговорщическим шёпотом спросила Лидия.

– É verra[27]! Он заботился о бедной леди Эддингтон… – Паола покачала головой. – Мы с вами оказываем этой несчастной леди огромную услугу, мадам Эшер. В армии это называется «отвлекающий манёвр». Всякий раз, когда кого-то в Посольском квартале одолевает недуг или другие неприятности, баронесса тут же возникает на пороге с собственными слугами, собственными запасами мыла и мётел, кадкой с кипящим уксусом и едой в горшках – а её повара, мадам, расстрелять мало! Он у неё грузин и просто чума ходячая!

– Надеюсь, мой вопрос вас не оскорбит, но мне хотелось бы узнать… Как вы оказались на приёме у Эддингтонов? – поинтересовалась Лидия.

Улыбка на лице Паолы угасла.

– Мы с Холли Эддингтон были ровесницами, мадам. В Посольском квартале не так уж много молодых женщин. Бедняжка Холли – она была так одинока и несчастна, насколько может быть одинокой и несчастной женщина, до двадцати четырёх лет не получившая ни одного предложения руки и сердца. К тому же, полагаю, её задевало то, с какой жалостью на неё смотрят злоязыкие дамы вроде госпожи Шренк – жены первого секретаря австрийского министра… – сеньора Джаннини вздохнула и направилась вдоль галереи жутких портретов адских чиновников, сурово скалящихся из полумрака. – Мы с Холли обе любили музыку и птиц, однако, если честно, больше у нас не было общих интересов. Иногда она пускала меня поиграть на пианино её матери – у нас с Тонио дом небольшой и пианино поставить некуда. Как и её мать, Холли воспринимала китайцев исключительно как людей второго сорта и ничуть не сомневалась в том, что они сами выбрали такую жизнь. И она была так невероятно… горда собой, когда мистер Гобарт сделал ей предложение, а уж её мамаша и вовсе едва не лопалась от счастья. Однако в таком ограниченном обществе, как Посольский квартал, друзьями перебирать не приходится.

– А почему вы вышли в сад так поздно вечером? – спросила Лидия. – Ведь уже было так холодно…

– Я вышла всего на минуточку; мы с Холли занимались подготовкой к торжественному выносу торта, но тут пришёл слуга и сообщил, что у ворот сада её ждёт сеньор Гобарт.

– Он ждал её у ворот сада?

– Именно так, мадам! Она и так уже с восьми часов крепилась, чтобы не расплакаться, потому что мистер Гобарт не явился на приём в честь собственной помолвки. Поэтому, услышав слова слуги, она заявила: «Если он напился, я его убью!» – и пошла в сад. Впрочем, мы обе прекрасно понимали, что он всё-таки напился. Я закончила расставлять блюдца для торта и бокалы с шампанским, а потом сообразила, что прошло уже минут пятнадцать, если не больше, а Холли до сих пор не вернулась. Я выглянула в сад, но нигде её не увидела – вы же помните, что на ней было белое платье, хорошо заметное в темноте. Так что я вышла через садовые двери гостиной и пошла по тропинке – и тут заметила что-то белое на земле.

Паола умолкла и отвернулась, некоторое время разглядывая статую, изображавшую какого-то налысо бритого поэта с огромными клыками и свитком в руке. У ног чудовища в муках корчились грешники.

– А вы что-нибудь слышали? – мягко подтолкнула итальянку Лидия. – Или, может быть, кого-то видели?

Паола снова покачала головой.

– Мне сначала показалось, что у Холли обморок. А потом я подошла ближе и увидела, что рядом с ней валяется Ричард, от которого несёт выпивкой и опиумным дымом…

Без очков Лидия не так хорошо видела лицо спутницы, но услышала в её голосе нотки стыда и горя.

– Я уверена, что Холли не хотела бы, чтобы их разговор видел кто-то ещё…

– Конечно, она не хотела. – Паола обернулась, глядя на Лидию. – И всё-таки мне стоило выйти хотя бы на крыльцо и понаблюдать за ними издали. Ричард всегда вёл себя абсолютно по-джентльменски, даже будучи пьяным. Он бы и мухи не обидел. – Она вздохнула и обхватила себя руками, словно наконец-то ощутила царящий в храме сырой холодок, а затем печально добавила: – Однако во всех посольствах знают, что за человек его отец.

– Будьте добры, слезьте с лошадей. Не нужно лишних неприятностей, – высокий человек в серо-зелёной форме – единственный из бандитов, восседавший на нормальной европейской лошади, а не на лохматом китайском пони, – требовательно махнул револьвером. Его лицо, основательно изуродованное оспой, было почти лишено бровей, губы – тонкими, а волосы коротко острижены. Остальная банда, одетая кто в крестьянские ципао и штаны-ку, кто в униформу того или иного западного образца, наставила на отряд русские и немецкие винтовки.

– Гоминьдан, – тихо шепнул сержант Уиллард, поднимая руки.

– Может, удастся сбежать? – сурово нахмурил седые брови Карлебах, и его тёмные глаза гневно сверкнули. – Через час уже стемнеет.

– Далеко не убежим, – откликнулся Эшер. Он послушно поднял руки вместе с остальными сразу же, как только бандиты, пешие и конные, выскочили из зарослей рододендрона, окружавших тропу. Спешившись, Джеймс замер, позволяя одному из китайцев стащить с него шинель и выпотрошить карманы пиджака.

– Прошу вас, ребе, спешьтесь, – попросил он и, заметив, что старик по-прежнему медлит, спокойно добавил:

– Или они вас пристрелят.

Карлебах наконец-то послушался – и в результате этого послушания лишился и старомодной охотничьей куртки, и шарфа, и часов (сам Эшер предусмотрительно оставил часы и деньги в гостинице – ему-то уже доводилось поездить по китайской глубинке), и дробовика.

– Им ни к чему лишние проблемы с британскими властями, – пояснил Джеймс всё на том же чешском, потому что чешский из всего отряда понимал только Карлебах. – Им нужны только лошади и оружие.

Про себя же Эшер порадовался, что эти борцы с республикой не вознамерились лишить их заодно и сапог.

– Пожалуйста, уговори их вернуть хотя бы лекарства из кармана моей куртки, – попросил Карлебах.

Эшер передал его просьбу бандитам на ломаном китайском. Бандиты вскрыли один из пузырьков, по очереди понюхали и попробовали содержимое и дружно поморщились.

– Что это? – требовательно спросил один, и Эшер пояснил:

– Ий-яо. – Это означало «лекарство». – Для моего отца, – он положил руку на плечо Карлебаха.

Наглядно убедившись, что содержимое вскрытой бутылочки никак не походило на выпивку, бандиты с поклоном вернули её обратно.

– Это они преследовали нас весь день, – пробурчал сержант Уиллард. – Теперь не видать мне следующей получки как своих ушей…

Эшер не ответил. Да,