Влюблённые из Хоарезма - Торн Стюарт

— Если бы я над каждым решением раздумывал столько, сколько ты,— отозвался киммериец,— меня бы уже убили не одну сотню раз. Делай, что говорят.

Харра вернулся, неся в руках мешочек с чернильницей и связку заостренных палочек. Сунув все это Юлдузу, он подставил загорелую спину:

— Подписывай!

И Юлдуз подписал.

— Все!— торжествующе возгласил Харра и помахал фирманом в воздухе, чтобы скорее просохли чернила.

Конан засветил лампу, разогрел на огоньке сургуч и оттиснул печать.

— А теперь — к этим проходимцам!

И Харра помчался почти вприпрыжку к повозке, где сидели, ожидая наихудшей участи, казий и меняла.

Предъявив им фирман Повелителя, по которому Юлдуз отныне становился наемным солдатом туранской армии, их спровадили, причем Закир и Альмад еще долго шли рядом с повозкой по дороге, объясняя, как скоро они могут рассчитывать получить что-либо из казны Владыки Турана.

Троица в повозке жалась в углы и думала, что еще дешево отделалась, ибо всякому известно: никогда не связывайся ни с родичами властелина, ни с его личной гвардией, ибо распря и с теми, и с другими сильно укорачивает жизнь — а иногда и тело. На целую голову.

Избавившись от судейских, солдаты затеяли бурное ликование по поводу принятия новобранца. Ихор, ненамного превосходивший Юлдуза ростом, хотя был много шире в плечах, тут же достал ему из своих запасов вторую кольчугу с солнцегривым львом. Второго островерхого шлема ни у кого не было, но с этим можно было подождать до столицы. Но шлем Рамаса оказался Юлдузу как раз впору и, оглядев придирчиво нового воина с ног до головы, Конан изрек:

— Вот что, раз ты уже в отряде, ступайте-ка вы с Харрой в третью стражу. Она как раз начинается. Я вас сам и разведу.

— Ну, вот,— пихнул Харра в бок нового товарища.— Считай, что на этом ты окончательно принят.

По установленному обряду воины, охраняющие вход от злых духов, уходили из Двора Гаданий последними. Как ни отворачивался Юлдуз, как ни прятал лицо, когда Бахрам прошествовал мимо него в сад, астролог все же узнал его.

— Ты!— закричал он, подпрыгнув, словно мячик.— Ты здесь, сын греха и позора! Как ты только посмел появиться в этом доме, нечестивец!

— С сегодняшнего дня Юлдуз — воин моего отряда, почтеннейший Бахрам,— ответил неслышно подошедший Конан.— И я за него отвечаю. Чем он тебя сейчас обидел, многомудрый старец?

— Сейчас — ничем, клянусь Эрликом!— отдуваясь, пыхтел старик.— Но…

— Ты знал его раньше? — прервал его Конан.

— Знал ли я его! Знал ли я его! Да ты посмотри на его растерянный вид, доблестный ун-баши! Пусть он посмеет сказать, что он меня не знает! Юлдуз, в первый миг, опешивший от неожиданности, уже вполне справился с собой.

— Кто же в Хоарезме не знает личного астролога наместника Мардуфа,— спокойно сказал он.

— Пусть он скажет, пусть скажет тебе, о, украшение туранской армии, какую злую шутку они со мной сыграли!— продолжал бушевать Бахрам.

— Почтенный Бахрам, что было, то прошло,— сказал Конан сурово, уже хорошо зная, что с астрологом мохито разговаривать только таким тоном — начальственно-покровительственным. Во всех остальных случаях Бахрам начинал яриться, брызгать слюной и выкрикивать невнятные угрозы.— Теперь же этот юноша состоит в моем отряде. Если он доставит тебе какое-либо беспокойство, обратись ко мне, и виновный понесет наказание. Юлдуз и Харра, идите за мной.

Выйдя из сада, Конан развернулся к Юлдузу.

— Ну, что это значит? Почему ты мне не сказал, что ты его знаешь?

— Его и в самом деле все знают, мой ун-баши,— смеясь, ответил Юлдуз.— Но я никак не думал, что он запомнит меня с той проделки!

— Что это за мерзость вы над ним учинили?

— Куда большую мерзость он учинил над нами,— возразил Юлдуз, мрачнея.— Он навел порчу на наш квартал — теперь я думаю, что это вышло случайно, а тогда полагал, что он все это подстроил. Прямо над нами и соседями висело розоватое ядовитое облако. Почти четверть луны мы жили в ужасающем зловонии и духоте. Именно после этого случая моя мать тяжело заболела и вскоре умерла. И не только моя…

— Так он что же — колдун?— подозрительно спросил Харра.

— Наверное, можно сказать, что он пытается им быть. Но у него ничего не получается, по крайней мере, не получается то, чего он хочет — пояснил Юлдуз и продолжал, — ну, мы, мальчишки, собрались со всех дворов и стали думать, что же нам с ним такое сделать. И придумали: сделали настойку корня валерианы и полили ею крышу его дома. А потом мешками таскали к озеру кошек. А у него в это время гостил правитель Шангары — он приехал за каким-то важным предсказанием. Ну вот, вместо предсказания они три ночи подряд слушали кошачий концерт — пока дождь все не смыл.

Под конец этого бесхитростного рассказа и Конан, и Харра едва стояли на ногах от смеха. Просмеявшись, ун-баши хлопнул новобранца по плечу.

— Лучшего не мог придумать и Трам Гирдри, шут короля Зингары! Ладно, старик покричит и забудет. Но все же постарайся больше не выводить его из себя, Юлдуз.

— Будь моя воля, я бы с ним век не виделся,— негромко ответил юноша, и Конан невольно обернулся — с такой горечью это прозвучало.

Вечером, когда ун-баши, сидел на веранде с Магрибом, к ним подошел почтенный Бахрам.

— Да простит меня доблестный военачальник,— сокрушено молвил астролог, — но мне кажется, он поступил опрометчиво, приняв в свой прославленный отряд этого шакала в образе человека!

— О ком ты говоришь, ученый друг мой?— заинтересовался Магриб.— У тебя в отряде новобранец, Конан?

— Да,— кивнул киммериец.— Еще мальчик, но может выйти хороший воин.

— Правильно ли я понял, что речь идет о том юноше-полукровке, которого я видел у вас во дворе нынче утром?— спросил Магриб и, получив утвердительный ответ, покачал головой.— Нет, Конан, этот человек долго у тебя не задержится. Ты знаешь, кто он?

— Презренный сын презренного ткача!— заявил Бахрам, фыркая и отдуваясь.— Ничтожество! А со смертью отца — еще и нищий оборванец. Разве из таких людей должна состоять армия, опора порядка и власти?

— И тебе, сын мой, он сказал то же самое?— спросил Магриб Конана, не сводя при этом глаз с возмущенного Бахрама.

— Мне он сказал, что его отец не всегда был ткачом,— ответил ун-баши.— Парень, похоже, себе на уме. И преследует какую-то свою цель, которой не желает делиться с другими. И все же мне он по душе.

— Прекрасно сказано, сын мой!— кивнул Магриб, а Бахрам снова презрительно фыркнул.

— Цель его проста: обокрасть мой дом и соблазнить мою дочь!— заявил он.— Завтра же я поговорю с юным Амалем! Он уже не раз намекал мне, что был бы счастлив видеть Фейру хозяйкой в своем доме!