Змеиные боги - Лизавета Мягчило

мягкий подтопленный пчелиный воск из миски ложился на натянутый между двумя толстыми дощечками фитиль ровно и гладко. Громко щелкали ножницы, обрезая готовые свечи. И натягивался новый фитиль. Армия свечек у окошка росла, рассказ лился мягким журчанием ручья:

«В древние времена, когда мир был еще молод, а прадеды наших прадедов бегали малыми детьми по этой земле, в местах этих хозяйствовали древние змеиные боги. Тело одного из них и стало Уральскими горами. Был он жаден до богатств и славы, желал преклонения каждого живого существа перед собою. И тогда Великий полоз решил опутать собою всю землю, чтобы мощь его смог увидеть каждый. Однако на пути своем уткнулся в Северный Ледовитый океан и заледенел. Тело его превратилось в горные хребты, мощь его обратилась золотыми жилами, а потомки его научились жить среди людей. Сколько отмерено жизни каждому змеиному королю, мне неведомо, но мать моя видела того самого, что живет и ныне. Странный народ эти короли, но сильный. И настолько глубока его сила, что ни одна из существующих ныне змей не может дать великому полозу потомства. Вот и вынужден он каждый год отправлять сватов к человеческим невестам – заползут змейки за порог и оставят дар – золотое колечко с самоцветами. А возьмет девка по глупости или алчности, обратного пути уже не будет, придется в змеиное царство невестой идти. Ох и много ж молодух перевел у нас царь, плакали они, наряжались в белые сарафаны, шли на погибель. Отчего ж он каждый год новую искал? Может, чахнут под землею и мрут, словно бабочки без света, а может, сына родить не выходит, и он своею дланью их жизнь прекращает? Верно я говорю, странный змей… Что-то чует он в людских сердцах, на что-то опирается. Иной раз встретишь его в лесу или у болот, голову низенько согнешь, а он стоит, молчит, усмехается. Кому-то жилу золотую покажет, расскажет о россыпи драгоценных камней, что найти в подгорье можно. А кто-то из леса уже не воротится, есть у него невеста иль нет, мужчина или женщина. Да, девка, суров змей, но справедлив. А жестокость его страшнее мук ада. Не знает он человеческой боли, не принимает и не понимает, оттого мы ему что игрушки. Покажи гнилое нутро, и он уничтожит, по лоскутку искромсает и с досадой заигравшегося ребенка выкинет».

Смоль спросила тогда, а что будет, если кольцо взять, да потом выбросить? Отказаться от змеева предложения? Бабка засмеялась. Громко, безудержно, как смеются над маленьким наивным дитем, спрашивающим, куда с неба падает солнце.

«Не знает змей отказа, девка. В кольце его великая сила заложена, что вплетается в судьбу крепко-накрепко. Девицы после этого змейками обращаться могут, как же иначе им в мир полоза пробраться? Легенда гласила, что девка, которую полоз выберет среди людей в качестве своей невесты, станет носительницей особых волшебных даров и сможет призывать дождь, уживаться с дикими животными и разбираться в знахарстве. Посмей она ему отказать – станет лампой для голодных слепых душ, стянется к ней вся нечисть в округе. Разве ж выживет? А колечко на следующий год к другой перейдет, сговорчивой да понятливой».

Эта легенда запала Кате в душу. Было в ней что-то глубокое и тоскливое, живое. Когда она сказала ребятам о своем выборе, умиленный Елизаров назвал ее безнадежным романтиком. Когда Саша поддержал и выбрал схожую легенду – о Малахитнице, хозяйке медной горы, Славик назвал его хитрожопым жуком, планирующим играть на чувствах бедной женской половины комиссии. И оказался прав – Смоль поняла это, когда увидела на губах Саши жестокую улыбку победителя. Он выбирал эту тему с холодным расчетом – хладнокровно оценивая шансы на то, насколько взволнует работа комиссию. И вот оно, счастливый бонус, Бестужев положил подбородок на ее плечо, щекоча дыханием пряди волос у уха – их темы схожи. Оба существа из легенд искали близкую душу среди людей, оба принимали человеческий образ. Змея и ящерица – невелика разбежка. Скопировать стиль Смоль будет несложным делом, тем более она не была против. Защита их пойдет на разных кафедрах, увидев различие в легендах, дальше преподавательский состав копать не станет.

Определился с темой и Елизаров – его подкупила мощь великана лешего, а рассказ Сони о ее спасении задал нужный настрой. Ребята прослушали его все вместе в тот же вечер, как Смоль поговорила с девушкой. Она косила карим взглядом на распивающих самогон парней, уставившихся на диктофон, словно удавы на одного кролика. Первым ухватился за идею Елизаров, пообещав надавать пинков каждому, кто пикнет что-то против. И теперь он медленно и методично изводил всю деревню дотошными уточнениями, грубо прерывал любые рассказы о другой нечисти, вытряхивая факты лишь о хозяине лесов. Так быстро загоревшийся, Славик пропадал в чужих избах целыми днями, не утруждал себя просушкой насквозь мокрой обуви. Богатырский иммунитет психанул, махнул сдуревшему карьеристу рукой и сдал позиции. Славик слег.

Гаврилова же с темой никак не могла определиться. Она изводила всю команду нытьем вперемешку с проклятиями – Павел и тот успел услышать про Болотника и тут же его застолбил. Надя хмурила тонкие брови и капризно обвиняла присутствующих в своей несостоятельности – всех хозяев разобрали, а ей оставили жалкие огрызки в виде мелкой нечисти. Павел предложил ей уступить, та отказалась. Все продолжала лелеять надежду, что Бестужев уступит тему, которую ей непременно нужно было взять. Тот свою джентльменскую натуру отрицал и уступать найденный материал категорично отказался. У Смоль Гаврилова не спрашивала, прекрасно зная реакцию, а Славик при любом вздохе о его Лешем сразу крутил фиги и грубо хохотал.

Он и сейчас сидел на Катиной печи, громко шмыгал красным забитым носом и довольно скалился, глядя на снующую взад-вперед одногруппницу.

– Не плачь, Гаврилова, на твою жизнь хозяев тоже хватит, про них просто селяне еще не упоминали, но ты-то их знаешь. Пораскинь мозгами, ты же не для красоты их на лекции носила столько лет.

Частые громкие шаги замерли за печкой. И в отверстие между стеной и трубой на них уставились два зло прищуренных зеленых глаза. Лежанка располагалась высоко, ничего ниже глаз они не видели, но и Смоль, и Елизаров расплылись в блаженных улыбках. Воображение дорисовывало знакомо перекошенное обидой и гневом лицо.

– Ты достал меня, Елизаров. Вот ты где уже у меня. – Голова чуть дернулась, но движение руки они так и не увидели. Оставалось лишь додумывать, в какую часть тела она отправила больного Вячеслава путешествовать. Глаза моргнули и исчезли, пока их владелица обошла печь и замерла у лавки, наблюдая за