Долгая прогулка - Стивен Кинг

Для Гэррети эта минута стала самой долгой минутой самой долгой ночи в его жизни. Это был отлив, мертвый отлив, время, когда море сдает позиции, оставляя на мокром пляже разбросанные водоросли, ржавые пивные банки, использованные презервативы, битые бутылки, разломанные буйки и замшелые скелеты в рваных плавках. Это был мертвый отлив.

После парня в зеленом плаще билеты получило еще семь человек. Примерно в два часа утра трое ушли практически одновременно, словно сухие кукурузные скирды, поваленные первым осенним ураганом. Пройдено уже 75 миль, и 24 человека мертвы.

Но это все не важно. Единственное, что имеет значение - это мертвый отлив. Полчетвертого утра и мертвый отлив. Прозвучало очередное предупреждение, а вскоре после него и выстрелы. На этот раз это был знакомый - номер 8, Дэвидсон, тот, который на Стейбенвилльской ярмарке залез в палатку со шлюхами.

Гэррети мгновение смотрел в бледное, забрызганное кровью лицо Дэвидсона, а потом снова перевел взгляд на дорогу. В последнее время он много смотрит на дорогу. Иногда линия посередине бывает сплошной, иногда - прерывистой, а иногда - двойной, как трамвайные рельсы. Непонятно, как могут люди ездить по этой дороге все остальные дни в году и не замечать рисунка жизни и смерти на этой белой краске. Или они все же видят его?

Мостовая завораживала его. Как хорошо и как просто было бы сесть на эту твердую поверхность. Сначала присаживаешься на корточки, и напряженные коленные суставы издают щелчок, похожий на выстрел игрушечного пистона. Затем упираешься ладонями в холодную, усыпанную мелким мусором поверхность и опускаешь ягодицы вниз, чувствуя как асфальт перенимает давление твоих семидесяти двух с лишним килограмм... а потом ложишься, просто заваливаешься на спину и лежишь, ощущая, как расправляется усталая спина... смотришь вверх, на раскачивающиеся вокруг тебя деревья, на волшебный звездный хоровод... не слышишь предупреждений, просто смотришь в небо и ждешь... ждешь...

Да.

Слышишь звуки шагов, когда другие Идущие уходят с линии огня, оставляя тебя в одиночестве, как жертву на заклание. Слышишь шепотки. Это Гэррети, эй, Гэррети сейчас получит билет! Может успеешь еще услышать, как смеется Баркович, натягивая в очередной раз свои воображаемые танцевальные туфли. Движение винтовок, которые прицеливаются в тебя, а затем...

Усилием воли он оторвал взгляд от дороги и обвел мутным взором тени вокруг. Потом посмотрел на горизонт, желая разглядеть там хотя бы намек на свет восходящего солнца. Конечно, там ничего не было. Ночь была по-прежнему темна.

Они прошли еще два или три мелких городка, все темные и слепые. После полуночи им повстречалось с три дюжины сонных зрителей, из тех твердолобых, которые всегда упорно бодрствуют 31-го декабря, желая встретить Новый год во что бы то ни стало. Все остальное время представляло собой не более чем безумную мешанину полусна-полубодрствования.

Гэррети присмотрелся к лицам, окружающих его людей, но не увидел никого знакомого. И вдруг им овладела иррациональная паника. Он хлопнул по плечу парня, идущего впереди.

— Пит? Пит, это ты?

Парень ускользнул от него с недовольным ворчанием и даже не оглянулся. Гэррети помнил, что Олсон шел слева, а Бейкер - справа, но сейчас слева никого не было, а у человека справа щеки были гораздо более пухлыми, чем у Арта Бейкера.

Каким-то образом он умудрился сойти с дороги и приткнуться к толпе бойскаутов-полуночников. И теперь его ищут. Охотятся за ним. Пушки, собаки, и Отряды с радарами и тепловизорами и...

Облегчение захлестнуло его. Вот же Абрахам, впереди на четыре часа. Требовалось только голову чуть-чуть повернуть. Этого дылду трудно было с кем-либо перепутать.

— Абрахам! — громко прошептал Гэррети. — Абрахам, ты не спишь?

Абрахам что-то пробормотал.

— Я говорю, ты не спишь?

— Не сплю, мать твою, Гэррети, оставь меня в покое.

Ну он хотя бы не отбился от своих. Ощущение полной дезориентации прошло.

Кому-то впереди вынесли третье предупреждение, и Гэррети подумал: а у меня ни одного нет! Я могу присесть на минутку, или даже на полторы, я могу...

Но тогда уже не встать.

Да конечно же я встану, сказал он себе. Конечно же встану, надо просто...

Просто умереть. Он вспомнил, как обещал матери, что они все увидятся во Фрипорте. Он пообещал это с легким сердцем, почти не задумываясь. Вчера утром, в девять часов, его прибытие во Фрипорт было чем-то само собой разумеющимся. Но это больше не игра, это трехмерная реальность, и вероятность войти во Фрипорт на окровавленных культяпках выглядела теперь очень вероятной вероятностью.

Кого-то еще застрелили... на этот раз позади. Стрелок прицелился плохо, и несчастливый обладатель билета очень долго неприятно кричал, пока еще одна пуля не оборвала его крик. Без какой бы то ни было причины Гэррети подумал о беконе, и рот его наполнился тяжелой, кисловатой слюной, отчего его едва не стошнило. Интересно, а 26 — это необычно высокий или необычно низкий показатель для 75-ти миль?

Его голова медленно опустилась вниз, и ноги пошли сами по себе. Он думал о похоронах, на которых побывал в детстве. Хоронили Фрики[19] Д'Аллессио. Не то чтобы его на самом деле звали Фрики, нет — его звали Джордж, но все дети называли его Фрики, потому что он был немного косоглазым...

Гэррети помнил, как Фрики ждал, чтобы его выбрали в команду по бейсболу, и всегда оставался в числе последних, и как его поломанные глаза перемещались с одного капитана на другого, светясь надеждой, словно у теннисного фаната, наблюдающего матч. Его всегда ставили в глубоком центре, куда долетало не так много мячей, и он не мог причинить особого вреда; один его глаз почти совсем ослеп, и ему не хватало ощущения глубины, чтобы оценивать расстояние до мяча. Однажды мяч полетел к нему, и пока Фрики хватал перчаткой воздух перед собой, врезался ему в лоб с громким бом!, как будто дыню раскололи рукоятью кухонного ножа. На его лбу еще неделю виднелся отпечаток этого удара, похожий на клеймо.

Фрики сбила машина на Федеральной дороге № 1 неподалеку от Фрипорта. Одни из друзей Гэррети, Эдди Клипштейн, видел, как это произошло. На целых шесть недель он поработил всех детей рассказами о том, как машина стукнула велосипед с сидящим на нем Фрики Д'Алессио, как Фрики перелетел через руль, (а удар был так силен, что его плебейские ботинки остались на месте), как его ноги нелепо раскачивались в этом коротком, бескрылом полете, который очень скоро закончился у каменной стены, в которую Фрики врезался головой, и как его мозги растеклись по этой стене, больше похожие на выдавленный из тюбика клей.

Гэррети пошел на похороны Фрики, но прежде, чем попасть на них, он едва не избавился от завтрака, думая о том, увидит ли голову Фрики растекшейся в гробу как гигантская капля клея "Момент", но Фрики выглядел хорошо, на нем была его спортивная куртка и галстук, и значок за посещение собраний бойскаутов, у него был такой вид, будто стоит кому-нибудь произнести слово "бейсбол", как он тут же встанет из гроба и пойдет. Косые глаза покойника были закрыты, и Гэррети, в общем, испытал облегчение.

Это был единственный покойник, которого Гэррети видел, прежде чем попал сюда, и это был чистый, аккуратный покойник. Ничего общего с Эвингом или парнем в водонепроницаемом плаще, или Дэвидсоном с кровью на бледном, усталом лице.

Мир свихнулся, накатило вдруг на Гэррети тягостное понимание. Просто-напросто повредился умом.

Без четверти четыре он получил первое предупреждение и дважды сильно ударил себя по лицу, чтобы проснуться. Его тело совершенно продрогло. Почки ныли, но в то же время, он чувствовал, что не хочет пока что в туалет. Возможно это только воображение, но ему показалось, что звезды на востоке стали чуть бледнее. С изумлением он понял вдруг, что вчера в это же время он спал на заднем сиденье автомобиля, который вез его к границе. Он словно наяву видел себя, развалившегося там, лежащего на спине без движения. Ему ужасно захотелось вернуться туда. Всего лишь на сутки назад.

Без десяти четыре.

Он огляделся вокруг, испытывая особый род удовольствия — равнодушный, одинокий — от того, что был одним из немногих бодрствующих и в полном сознании. Определенно становилось светлее, света было уже достаточно для того, чтобы разглядеть отдельные черты шагающих рядом силуэтов. Бейкер шел впереди — это точно был Арт, Гэррети узнал его хлопающую на ветру рубашку в красную полосу — а рядом с ним и МакФриз. Он удивился, увидев Олсона слева от себя — тот шел рядом с вездеходом. Гэррети был уверен, что Олсон получил свой билет в эти утренние часы вместе с прочими, и был даже благодарен за то, что ему не пришлось этого увидеть. Сейчас было еще слишком темно, чтобы понять, как он выглядит, но голова его болталась вверх-вниз в такт ходьбе, как у тряпичной куклы.