Любовь против (не)любви - Салма Кальк

счастью, на верхнем столе, кроме скатерти, лежали ещё и ложки — красивые, серебряные, с костяными ручками — так показалось Катерине.

— В доме госпожи Мэгвин я видела вилку. А здесь нет ни одной? — она сказала первое, что смогла придумать.

— Миледи Маргарет не жалует вилки. Но в вашем приданом, в сундуке у вас в гостиной, есть три штуки, просто вы не решились их доставать — чтоб не вызвать неудовольствия.

Какие все нежные, с ума сойти можно. Неудовольствие вилкой? А чем ещё? Ладно, посмотрим потом на те вилки.

Кстати, в зале было темновато. Факелы по стенам давали какой-то свет, но — недостаточно. Катерине показалось, что серебряные блюда на главном столе давно не чищены, как и ложки. И что скатерть тоже не самая белая на свете. На свету было бы видно лучше. А теперь у неё молодые глаза, и хочешь — не хочешь, а замечаешь детали. Которые, может быть, было бы лучше и не замечать.

— И где же ты была всё это время? — раздался недовольный голос за спиной Катерины.

Она оглянулась и узрела миледи хозяйку нечищеных блюд и грязной скатерти.

Леди Маргарет была довольно высока ростом — не ниже Катерины, но Катерин в её объём вместилось бы минимум две. А то и с половиной. Одета она была не в юбку с жакетиком, а как будто в платье — но Катерина не поняла, где у того платья застёжка. Бордовая — ну, насколько в этой темноте можно что-то разобрать — шерстяная ткань покрыта вышивкой вся, и металлический пояс, и у него длинная драгоценная висюлька спереди, и воротник — тарелка в мелкую складочку, и чепец вроде кокошника на голове, и светлые волосы виднеются. На шее — золотая цепочка и жемчужные бусы. Наверное, это всё означает большое богатство. Но — дама тучная и слабо поворотливая. Лицо отёчное, ей бы мочегонку какую попить, что ли. Может, у них тут травка с такими свойствами есть, и ей подсыпать из добрых побуждений?

— Добрый вечер, миледи, — кивнула Катерина. — А была я в доме госпожи Мэгвин, большое ей человеческое спасибо, только благодаря ей я снова на ногах.

— И что же с тобой случилось? — свекровь смотрела на Катерину, как на таракана.

— А я этого, поверите ли, не помню, — Катерина постаралась вложить в улыбку побольше яда. — И мне самой очень интересно, что со мной случилось. Была моя жизнь здесь настолько невыносима, что я решилась на смертный грех, или я здесь кому-то так сильно мешала, что от меня решили избавиться.

— Больно ты нужна, избавляться от тебя, — зыркнула глазами свекровь и прошествовала к своему месту у стола.

За ней семенила особа тех же лет — вся в сером, как мышь, только фартук и чепец белоснежные. Именно белоснежные — на общем фоне это было заметно. Зыркнула на Катерину ровно как её госпожа, и пошла умещать ту госпожу в кресло. Разложить складки платья и поправить завязки рукавов. И всё это время — бросала исподлобья взгляды на Катерину.

Нижние столы понемногу заполнялись, становилось шумно. А к их столу направлялся снизу молодой парень — моложе Роберта, но если тот был как большая безалаберная и незлая собака, то этот — как бультертьер соседки Таньки, кошмарный зверь, которого хозяева только успевали от людей оттаскивать. Черная одежда без украшений подчёркивала общее впечатление. Взгляд тот же самый, что у пса, только глаза не красные, а голубые. И эти глаза в какой-то момент прямо упёрлись в Катерину — и такая злость была в тех глазах, куда там безмозглому бультерьеру! Будто Катерина лишила его всех надежд на будущее одним своим существованием.

— Выжила, значит, — бросил он, проходя мимо, и уже собрался толкнуть, но Катерина была готова к какой-нибудь пакости и отодвинулась.

— А ты, Джейми, точно знаешь, что не должна была? Интересно, откуда? — Катерина зло сощурилась — как Мэгвин, когда говорила о Грегори и вот об этом его сыне.

Шаги известили о приходе ещё людей — самого милорда, бесценного супруга и третьего — как его? — о, Рональд. Племянник. Все трое встали и с интересом прислушивались. Роберт хотел было что-то сказать, но Рональд остановил его, положив руку на плечо — послушай, мол, интересно же.

Да-да, Катерина по-прежнему ощущала эмоции и намерения всех, кто случился поблизости. И было очень интересно — что скажет в ответ Джеймс.

Но тот ничего не сказал — сплюнул под ноги, отодвинул свой стул и сел. За спиной облегчённо выдохнула Грейс.

Роберт подошёл, поцеловал Катерине руку и провёл к стулу. Сам он сидел подле матери, с другой стороны от неё уселся в кресло с подлокотниками лорд Грегори, а дальше за ним — Джейми и Рональд. Это хорошо, что оба они с другой стороны. И плохо, что леди Маргарет так близко. Грейс ушла куда-то вниз — видимо, она сидела с другими служанками.

Понесли еду. На стол ставили блюда, накрытые крышками — видимо, чтобы не остывали, пока их несут с кухни, кстати, интересно — далеко ли она? Под крышками были те же пироги и мясо, что на нижних столах, но — в невероятном разнообразии. Видимо, она слишком долго смотрела на еду, не понимая, что с ней как, и даже Роберт, успевший за это время что-то съесть, спросил:

— Кэт, ты чего? Скажи уже, что тебе положить, да и ешь тоже! Тебе налить воды, как всегда?

— Да, будь добр, воды. И положи мне пирога.

Тут же на её тарелке выросла горка кусков пирога — с мясом, с рыбой, с какими-то ягодами. Ножа не предлагали — у каждого на поясе был свой, а для леди Маргарет мясо и пироги отрезал стоящий за её стулом слуга. Надо узнать, где таких берут. Или добыть нож.

— Робби, отрежь мне треть от мясного пирога и четверть от рыбного, — Катерина решила задействовать ту силу, которая есть под рукой. — И небольшой кусочек мяса, — она показала на запечённую говядину.

Ой, даже телятину — мясо оказалось хорошо пропечённым и мягким. Но эксперимент с куском из соседнего блюда не прошёл — мясо не досолили, и никаких других специй не использовали тоже. Хотя как минимум горчица у них есть, сама видела. И лук с чесноком тоже должен быть, наверное. Пироги же оказались хороши — и мясной, и рыбный.

Запивать эту еду водой было не очень-то вкусно, тем более — холодной. Пришлось немного подогреть — всё равно никто не заметит и не поймёт,