Искатель. 1972. Выпуск №6 - Леонид Платов

Но для того чтобы вам стал яснее ход его мыслей, вы должны постараться представить себе, как связисты Потаенной проводили свой досуг.

Я, кажется, упоминал о том, что перед отъездом из Архангельска связистов забыли снабдить книгами? Зато было домино.

Гальченко очень удивлялся азарту этой, казалось бы, совершенно безобидной игры, придуманной молчаливыми монахами-доминиканцами. Лишь в Потаенной стала понятна ему снайперская точность выражения: «забивать козла», да еще «морского»! Именно забивать!

Старшина Калиновский относился к домино отрицательно.

Что касается шахмат, то никто, кроме Гальченко, не отличал на посту ладьи от пешки, да и он неизменно отказывался играть, отговариваясь неумением.

Патефон? Он утешал обитателей Потаенной месяца полтора или два. Первое время то и дело слышалось:

— Валентин! Сыграй-ка что-нибудь!

«Шаленка» была единственной пластинкой на посту. Гальченко вытаскивал патефон из-под нар. Стук костяшек на несколько минут затихал. Держа костяшки в руках и склонив голову набок, игроки в молчании слушали про серую лошадку и черноглазую девчонку.

Однако прискучила и пластинка. В конце концов мичман Конопицин распорядился «провертывать» ее только по праздникам…

Оставались беседы. О войне, ее трудностях и опасностях говорилось вскользь. Психологически это объяснимо. Война для Гальченко и его товарищей была работой, а отдыхая, стараются не говорить о работе.

Зато шутки были в большой цене.

Но Гальченко как новичок отнюдь не был их объектом. Здесь начисто обошлись без флотских подначек и розыгрышей новичка.

Множество отличных, многократно проверенных розыгрышей, которыми обычно досаждают новичку на флоте, осталось в Потаенной неиспользованным. Вероятно, товарищи щадили его, понимая, как трудно дается служба такому юнцу.

Между собой они не церемонились, напропалую подшучивали друг над другом. Но Гальченко удостоился первой шутки лишь после того, как совершил пресловутый свой «марафон» по тундре. Наконец, ему были пожалованы золотые рыцарские шпоры. Значит, он уже не «салага», а воюет на равных с остальными связистами и нежничать с ним больше не приходится.

Есть поговорка: «В тесноте, да не в обиде». Глупая это поговорка, вот что я вам скажу! От тесноты чаще всего как раз и разводятся разные обиды. Вообразите: день за днем видишь одни и те же лица, слышишь одни и те же голоса. И, главное, внешних впечатлений в общем-то мало. Зимой война громыхает где-то очень далеко, на западе, за горизонтом.

И бесконечно тянется и тянется зима-ночь.

Последние недели полярной ночи, несомненно, самые тягостные. С нетерпением ждешь восхода солнца. Сказывается, конечно, и нехватка витаминов в организме. А может, это просто взрыв усталости, которая накапливалась постепенно за зиму!

Только военная дисциплина, поддерживаемая на посту мичманом Конопициным, не давала нервам окончательно отказать и «забарахлить».

Из скромного слушателя и неотвязчивого вопрошателя Валентин Гальченко превратился вдруг в рассказчика. Да еще какого!

Как ни странно, связано это было с отсутствием в Потаенной киноустановки.

Были у нас на флотилии посты с такой установкой. Например, пост Норд-Колгуев! Не уверен, что она сохранилась после войны, но до войны была там наверняка. Связистам Потаенной рассказал о ней Галушка, который весной сорок первого года служил на Норд-Колгуеве.

Фильмов, правда, было всего пять, и немые, начала тридцатых годов. На посту их знали наизусть и все-таки не уставали смотреть.

И вот, представьте, Гальченко неожиданно заменил товарищам отсутствующую на посту киноустановку!

Началось это так.

— Вот ты, Валентин, — сказал Галушка, зевая, — говоришь, что у тебя есть земляк-киноартист, который в «Чапаеве» играл.

— Ну есть. Ты что — не веришь?

— Почему не верю? Надо бы тебе с ним переговорить перед войной. Может, и тебя в киноартисты устроил бы, а?

В кубрике оживились. Начали перебирать отдельные эпизоды «Чапаева», И тут-то выяснилось, что память на фильмы у Гальченко получше, чем у других. По-теперешнему сказали бы: кибернетическая память!

С тех пор так и пошло.

С помощью Гальченко они по второму разу «просмотрели» «Чапаева», «Ленина в Октябре», «Ленина в восемнадцатом году», «Семерых смелых», «Комсомольск», «Цирк», «Волгу-Волгу», «Нового Гулливера» и еще много других довоенных фильмов.

— Небось добавляешь кое-чего и от себя, — недоверчиво сказал Тимохин.

Обиделся Гальченко:

— Нет, я все правильно говорю, товарищ старшина.

Вам это может показаться странным, но не любили связисты Потаенной воспоминаний о больших городах. Слишком уж резким и удручающим был контраст между большим городом и обступившим пост безлюдьем. На западе — гладь замерзшего Карского моря, на востоке — оцепеневшая под снегом тундра. И — мрак, мрак, снежные заряды, пурга!

Лишь однажды было нарушено табу. Московское радио сообщило о том, что немецко-фашистские войска отброшены, наконец, от Москвы.

Нужно вам пояснить, что связисты поста слушали последние известия из Москвы в определенный час и старались по возможности не упустить ни единого слова. Оно и понятно: перед ними как бы на несколько минут распахивалось окошечко из окружающего огромного мира в их тесный маленький мирок.

В декабре связисты жили еще в бане.

В тот вечер, когда все в определенный час слушали последние известия из Москвы, Гальченко был занят установкой перилец в снегу на пути от дома к вышке и немного запоздал к передаче.

— Твой батька в какой армии служит? — неожиданным вопросом встретил его Галушка. — Кто командующий у него?

Гальченко еще больше удивился.

— Был генерал Говоров.

— Правильно! — сказал Конопицин. — И сейчас он. В сообщении Совинформбюро войска генерала Говорова названы в перечне других войск — мы только что слышали. Поздравляю, Валентин. Попятили, наконец, наши фашистов от Москвы.

— И продолжают их гнать на запад — по морозцу! — подхватил Галушка.

В этот удивительный вечер, как вспоминает Гальченко, товарищи обращались с ним так, словно бы это не отец его, а он сам служил в армии генерала Говорова и гнал фашистов на запад — по морозцу!..

В ознаменование победы под Москвой мичман Конопицин даже разрешил добавку к ужину — компот.

— Кончится война, — сказал Галушка, быстро доев свою порцию, — приеду на недельку в Москву, там у меня сестра замужняя живет, и уж накатаюсь я, братцы, на троллейбусе! А по вечерам буду ездить только через Красную площадь. У меня все уже заранее распланировано.