Могила галеонов - Мартин Стивен

Когда они благополучно добрались до «Елизаветы Бонавентуры», ожидавшие их товарищи подняли раненых на борт. Грэшем отметил про себя, что их корабль погрузился в воду гораздо заметнее, чем прежде, — очевидно, его сильно нагрузили захваченной добычей. Он уже собрался подняться по лестнице на корабль, как вдруг, словно пораженный какой-то мыслью, повернулся к стоявшему рядом Маниону.

— Дрейк знал о галерах в засаде? — спросил он. — Да знал ли он вообще, что именно меня посылает захватить мост? Может быть, он впотьмах принял меня за кого-то еще?

— Кто его разберет, этого Дрейка? — пожал плечами Манион. — Говорят, будто он колдует, чтобы узнать, где стоят вражеские корабли.

— Но если он знал о галерах, — продолжал Грэшем, — то не пытался ли он просто убить меня?

— Однако если бы вы сгинули, Бэрли бы ему этого не спустил, — заметил Манион.

— Да ведь на войне трудно бывает разобраться, что произошло, — возразил Грэшем. — Просто какой-то горячий молодой человек хочет доказать, что он храбрец, и бросается в темноту, не зная о поджидающих его испанских кораблях. Хороший предлог для Дрейка.

— Но если так, — поразился Манион, — значит, Дрейк собирался убить еще пятнадцать, а то и тридцать своих людей!

— Выходит, так, — ответил Грэшем. — И если это правда…

— Да это ерунда какая-то! — вмешался Джордж. Он уже стоял на палубе и теперь помог другу подняться на борт. — Рассудим здраво. А вдруг тебя послали шпионить за самим Дрейком? Ну и что из этого? Для него ты — что-то вроде назойливой мухи. Но скажем прямо: твоя персона для Дрейка не так уж много значит, чтобы из-за этого ссориться с большими шишками в Лондоне.

— Или моя персона вообще ни для кого не важна, — меланхолически заметил Грэшем.

Неизвестно, применял ли Дрейк колдовство для обнаружения вражеских кораблей, но Грэшема он всегда находил без всякого колдовства. Если он и удивился, увидев возвращение молодого человека, то на его бесстрастном лице это никак не отразилось.

— А почему вы здесь, а не на мосту?! — рявкнул Дрейк. — Я послал вас взять мост, а не бежать домой подобно зайцу от ничтожных испанцев! Снова оскорбительное обвинение в трусости!

Грэшем молча извлек свинцовый осколок мушкетной пули, застрявший в ткани его левого рукава, и, глядя в глаза Дрейку, швырнул ему этот осколок. Дрейк не пытался поймать его, и кусочек свинца, отскочив от его пуговицы, упал на палубу. Грэшем никогда прежде не испытывал такой злости, как в этот момент, но сумел сохранить хладнокровие.

— Я готов доказать свою храбрость, сэр Фрэнсис, и могу сделать это теперь же. Но я не хочу, чтобы меня считали за дурака. Одиннадцать ваших людей погибли, и еще один, боюсь, долго не проживет. Только идиот мог послать баркас с людьми, вооруженными только мечами и мушкетами, против галеры с полным вооружением. Но я сам лично вместе с моим слугой готов сесть снова в ту же лодку и отправиться в пасть испанской галеры, по-прежнему следящей за портом. Моста вы не получите. Тридцать человек на двух лодках не завоюют его для вас, но вы получите мою гибель, если именно это вас интересует. А я сохраню свою честь.

Среди моряков, стоявших позади Грэшема, раздался ропот. Дрейк внезапно выхватил пистолет и прицелился в лоб Грэшема, застывшего в двух шагах от него. Затем Дрейк спокойно взвел курок. Грэшем скорее почувствовал, чем увидел, как Манион сделал едва заметное движение. Скорее всего он готовился метнуть в Дрейка один из двух ножей, которые он прятал в рукавах. Грэшем слегка покачал головой, и Манион отступил на шаг назад. Дрейк заметил их немую перекличку и сказал:

— Если я захочу убить вас, я вас убью!

С этими словами он выстрелил, отведя руку с пистолетом в сторону на дюйм или два. Грэшем видел вспышку выстрела, но ничего не почувствовал. К его собственному изумлению, он остался жив и невредим. Пуля пролетела мимо и упала где-то за пределами корабля. Дрейк заткнул пистолет за пояс и разразился хохотом.

— Испанцы не смогли убить вас, Генри Грэшем, с трех раз, — заявил он. — Я мог бы убить вас с одного. И между прочим, — добавил он уже спокойным тоном, — вы правы. Мне следовало послать туда два-три катера, а не два баркаса без артиллерии. Это моя ошибка. Ошибка, стоившая жизни моим людям. Я буду молиться за них. Свою промашку я осознал почти сразу. Поэтому вторая галера стала преследовать два катера, которые я выслал на подмогу. А вам, — продолжал он, обращаясь уже не столько к Грэшему, сколько к его товарищам, — я советую молиться за меня, так как я решил не убивать вас. Я это делаю куда лучше испанцев.

С этими словами Дрейк удалился в свою каюту. Его приближенные наградили его речь смехом.

— О Господи! — простонал Манион, только теперь отпустивший рукоять. — И откуда он только явился, этот Дрейк?

— Откуда угодно, но к Господу он явно не имеет отношения, — заметил Грэшем. Сейчас ему хотелось только одного — поскорее заснуть и спать без сновидений.

— Интересное дело, — сказал Джордж, уже раздобывший где-то кусок вяленого мяса и начавший его жевать. — Возможно, мой отец заплатил за порох, которым заряжен его пистолет!

Герцог Медина Сидония хорошо знал: от испанской знати требуется, помимо истинной католической веры, еще два обязательных качества. Во-первых, каждый знатный человек должен хорошо управлять имением, быть достойным землевладельцем, берущим на себя ответственность и за урожай, и за людей, которые его выращивают. Во-вторых, он должен быть хорошим военным, а значит, уметь убивать (возможно, даже тех же людей) и разрушать все, созданное другими землевладельцами и земледельцами. Правда, сейчас любимые апельсиновые рощи герцога находились вне опасности, а люди, ухаживавшие за апельсиновыми деревьями, жили относительно благополучно. Только в этих местах он мог по-настоящему отдохнуть и получить удовольствие от жизни. В своем огромном особняке он никогда не бывал один. Здесь же царили тишина и покой, а те, кто работал на его землях, знали привычки хозяина, старались не беспокоить его и говорили с ним только тогда, когда он сам заговаривал с ними. Здесь он мог отдохнуть и от тяжелого бремени обязанностей, связанных с его имением и его положением в обществе.

Вот даже сейчас мыслями он невольно возвращался к последним новостям. Чему именно верить? Вероятно, вчерашний гонец отбыл слишком рано и сообщил только слухи, прежде чем совершились реальные события. Ясно одно: королева Шотландии действительно казнена, а это скорее всего изменит политическую ситуацию в Испании. Что теперь будет делать король Испании Филипп, затворившийся в горном замке Эскориал, корпевший над своими нескончаемыми бумагами и страдающий от приступов подагры? Заставит ли испанского короля католической веры начать войну казнь королевы той страны, которой и Филипп некогда фактически правил? Герцог, конечно, будет верен своему королю, об ином и помыслить невозможно. Но все же здесь, на землях предков, в своем родовом имении, Сидония иногда позволял себе помыслить о немыслимом. Воевать из-за королевы Марии — не похоже ли это на фарс? Эта женщина выбрала католицизм, как другие берут плащ в холодную ночь. Она сначала вышла замуж за идиота-сифилитика, причем пол-Европы считает, будто она его и убила, а потом еще связала свою судьбу с шотландским военачальником — пьяницей и гулякой. К тому же она — француженка по происхождению, а французские короли издавна являлись злейшими врагами испанцев. Ну и зачем Испании воевать из-за распутницы и сумасбродки?