23000 - Владимир Сорокин

– Это похоже на правду. Мы должны серьезно задуматься.

– Крепко сказано! – иронично кивнула Ольга, доставая сигарету из пачки и закуривая.

– Вам кажется, что я слишком… – начал он, но Ольга перебила его:

– Мне уже ничего не кажется, – она потерла переносицу. – Знаешь, Бьорн, я, во-первых, не люблю жару, а во-вторых, у меня джет-лег.

– У меня есть таблетки. Я уже принял.

– Отлично. Тогда ты пойдешь к себе и часа на полтора серьезно задумаешься. А я посплю. Okay?

– Okay, – он встал, виновато улыбнулся и вышел.

Ольга докурила, задернула зеленую штору, разобрала постель, разделась догола и легла, накрывшись простыней. Кондишен тихо урчал над дверью.

«Сонная болезнь… – подумала Ольга, водя ладонью по прохладной и свежей простыне. – А ведь это лучше, чем бессонная болезнь…»

Она тронула рукой свой живот. Тело устало за последние сутки.

«Два барака. Два барака… – пальцы коснулись пупка, поползли выше. – Два барака в чистом поле… ни надежды и ни горя… Господи, зачем я сюда приехала…»

Пальцы тронули шрам на груди, небольшую впадину в грудной кости.

«Бумажка. Из-под селедки. Это хорошо. Надо бы и мне завести такую. И на ночь расправлять… Жизнь комкает…»

Она заснула. Ей приснился Тод Белью, топ-менеджер из отдела элитных кухонь, голый и невероятно худой. Он ходил по залу с железной палкой и, бормоча что-то на иврите, стучал по кухонным гарнитурам, пробуя их на прочность.

Ольга проснулась от телефонного звонка. Открыла глаза. В номере было по-вечернему сумрачно. Звонил телефон на тумбочке у кровати. Она сняла трубку:

– Да.

– Это Бьорн. Ольга, уже 20.07.

– Господи… всё, встаю.

Она приняла душ, привела себя в порядок. И через пять минут постучала в дверь Бьорна. Вскоре они сидели в небольшом ресторанчике неподалеку от отеля. Бьорн заказал себе местного пива и баранину на ребрах. Ольга взяла тост с курицей, воды и кофе. Есть ей не очень хотелось.

– Ну, ты задумался серьезно? – спросила она, гася сигарету в глиняной пепельнице.

– Да. Мне кажется, что это те же люди, что похитили нас и наших родных.

– Значит, они были и до войны?

– Да.

– А что это за изможденные старик со старухой?

– Не знаю. Возможно, это их руководители, – он отхлебнул пива.

Ольга посмотрела на полоску пены, оставшуюся над его верхней губой. Он заметил, приложил к губам салфетку:

– Наверно, это как-то связано с фашизмом.

– Как?

– Не знаю. Но и те тогда, и мы сейчас – голубоглазые и светловолосые. А у фашистов была идея нордической расы.

– Белокурая бестия?

– Да. Белокурая бестия.

– Но в бараках были евреи. Фашисты ненавидели нас, уничтожали. И я тоже еврейка. И мои родители тоже были евреями.

Бьорн вздохнул:

– Это странно. Но все равно, Ольга, мне кажется, это как-то связано с фашизмом.

Ольга закурила новую сигарету.

– Не знаю… Нас с родителями похитили трое голубоглазых. Один был блондин, это точно, а двое, по-моему, крашеные. Потом, когда они били меня этим ледяным молотком, то говорили одно и то же: говори сердцем. До тех пор пока я не отключилась. При чем здесь фашизм?

– Не знаю. Интуиция.

Ольга усмехнулась.

– Это смешно, понимаю. Но пока интуиция – единственное, что у нас есть. Больше нет ничего.

– Интуиция! – зло фыркнула Ольга. – Средь бела дня какие-то уроды похищают людей, забивают их до смерти. Исчезают. Никто не знает, кто они! Полиция называет цифры ежегодно пропадающих людей. Статистика! Это нормально?

– Это ненормально. Когда я рассказал про все в полиции, мне долго не верили. Молот изо льда! «Говори сердцем…» Они долго переглядывались, думали, что я чокнутый.

– Мне тоже не верили… Потом провели экспертизу ранений. У меня и у… (она запнулась) у папы и мамы. У них грудины были совершенно разбиты. А у меня только ребро и выбит кусочек кости. Когда меня нашли, рядом была лужа. Лед, которым нас били, растаял.

– А я сперва подумал, что это стекло. Он в первый раз ударил не очень сильно. Потом, когда молот треснул, я понял – это лед. И тоже осталась лужа. Не только воды.

Он посмотрел на свою огромную ладонь, сжал ее в кулак и разжал:

– Там была не только вода. У брата горлом пошла кровь. Кровь… много крови. И моей тоже.

Они замолчали.

В этот момент полноватый официант принес большое блюдо с жареной бараниной и поставил перед Бьорном. Ольга глянула на шипящее, сочащееся мясо. Подняла глаза на официанта:

– У вас есть русская водка?

– Конечно! – улыбнулся официант. – Две порции?

– Принесите… – задумалась она, – бутылку.

Официант кивнул, не удивившись, и вернулся с запотевшей бутылкой «Столичной» и двумя стаканчиками. Ольга молча разлила водку в стаканчики, взяла свой. Бьорн протянул пальцы, и стаканчик исчез в его длани.

Ольга скосила глаза на соседний столик. Там сидели трое смуглых пожилых евреев и неторопливо ужинали.

– Всего четыре месяца прошло, а я… не могу поверить, – произнесла Ольга. – Все это… сон какой-то. Очень муторный. Очень… очень… Ненавижу!

И выпила залпом водку.

Бьорн вздохнул:

– А я уже поверил. Когда брата похоронили, я пришел в его комнату. Там был дневник, я никогда не читал его. Я сломал замочек, открыл дневник. Он записал в тот день: «Сегодня в Гётеборге опять мое любимое небо, цвета синего корунда. Значит, будет удачный день». После этого я поверил, что Томаса больше нет. Нет моего младшего брата.

Он вздохнул и выпил свою водку.

– Синий корунд… что это? Камень?

– Да. Брат учился на геологическом. Он хорошо знал камни. Он говорил, что у меня глаза похожи на александрит, а у него на аквамарин.

– А мне мама говорила, что у меня глаза – берлинская лазурь плюс немного изумрудной зелени.

– Она была художником?

– Нет, просто реставратором. Но давно. Еще до эмиграции.

Ольга наполнила стаканчики. Посмотрела на неловкие руки Бьорна и впервые за вечер улыбнулась:

– Ты очень большой. Брат был таким же?

– На два сантиметра выше. И в баскетбол играл лучше меня. На улице нас звали «фонарными столбами».

Ольга с улыбкой смотрела на него:

– Как это по-шведски?

– Фонарный столб? Lyktstolpen.

– Ликтстольпен… – повторила Ольга.

Выпитая на голодный желудок водка быстро опьянила ее.

– Давай за них. За… наших. Только чокаться не надо.

Они выпили. Но Ольга выпила быстрее.

– Все русские девушки так быстро пьют? – спросил Бьорн, переводя дыхание.

– Не все. Избранные. Ешь, пока горячее.

Она взяла с его тарелки баранье ребро, вцепилась в сочное мясо зубами.

– Что ж ты меня не спросишь о моей версии?

– Какая твоя версия?

– Мне кажется, что фирма «LЁD» знает, кто нас бил молотом.

– Не знает.

– Ты видел их приставку, пробовал ее?

– Да, конечно. Кто ее не пробовал…

– Но там же тоже лед! Там ледяной наконечник, который стучит тебе в грудь. И ты испытываешь какую-то грусть, потом появляется какой-то круг людей, и тебе становится очень хорошо с ними.

– Это просто компьютерная игра нового поколения. Безусловно, сенсор-приставку изобрела корпорация «LЁD», они же породили миф о тунгусском льде, который якобы вызывает необычные ощущения у людей, когда им стучат в грудную клетку. Они якобы добывали этот лед, везли его из тундры, все наконечники только из этого льда… Но это миф. Лед есть лед. Упавший с неба или замерзший на земле – он одинаков. И что бы ни говорили их «ученые», миф о льде тунгусского метеорита – лишь повод подороже продать свой продукт. Об этом было много написано. Серьезные ученые подняли их на смех. Это даже обсуждать не интересно… На своей приставке «LЁD» сделал миллиарды. И зачем им еще похищать людей и лупить ледяными молотами?

– Но кто-то использует их идею! – выкрикнула Ольга так громко, что сидящие за соседними столиками оглянулись.

– А может быть, наоборот?

– Что – наоборот?

– Может быть, «LЁD» использует чужой метод?

– Стучать льдом в грудь до смерти?

– Да.

– И что же это за метод?

– Пока не знаю. Что-то из древних культов. Может, у кельтов, например, или у якутов был такой обряд. Может, это делали шаманы. Хотя ни в Интернете, ни в нашей университетской библиотеке я такого ритуала не нашел.

– Кто же это?! Сатанисты?

– Не похоже. Скорее – фашисты.

– И как это связано с фашизмом?

– Как-то связано. Уверен. Немецкие фашисты использовали древнюю мифологию. Кстати, у них была своя теория космоса. Я нашел это в Интернете. По их мнению, весь окружающий нас космос состоит изо льда. И только горячая воля человека может растопить в этом льду пространство для жизни.

– А какого хера они лупят этим льдом в грудь?!

– Не знаю. Может, чтобы проверить волю человека? Способна ли она растопить лед?

– Бред! И ради этого они идут на убийство?!

– Ну, многие тайные общества легко идут на убийство ради своих целей. Которые нормальным людям кажутся бредом.