Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потому не стал обращать внимания на отползающих пехотинцев, решив ими заняться, когда отстреляю все патроны из ПТР, если останусь жив.
Уже зная на практике, что противотанковое ружье, которым я работаю, неплохо берёт в борт даже современные, по этому времени, немецкие танки Т-3, ими и решил заняться.
Один из таких бронированных монстров, стоящий седьмым с начала колонны, решил, что самый умный. Он стал пробовать проехать, маневрируя между обочиной и кюветом и горящими остовами танков.
Но я решил, что это дело ему стоит прекратить. И нажав на спусковой крючок, отправил в него пулю.
Как всегда, когда я фокусировал зрение, время словно бы немного замедлялось, и сейчас я увидел, как мой мини-снаряд, преодолев положенное расстояние, влетел внутрь башни танка, разбрасывая металлические осколки и сея на своём пути смерть и разрушения.
Танк сразу же задымил, а судя по тому, что пробитие было ровно по центру корпуса, участь экипажа, скорее всего, была понятна и однозначна — все они уже были уничтожены. И свидетельством этого предположения было то, что никто из немецких танкистов люки подбитой машины не открывал и на свет белый вылезать не спешил.
Однако радость моя была недолгой. Я ещё не успел перезарядить ПТР, а в воздухе уже стал слышаться нарастающий и приближающийся с каждой долей секунды, неприятный свист. Который был, понятное дело, предвестником очередного взрыва.
И так как этот свист я слышал очень чётко, то, с большой долей вероятности, мог предположить, что артиллерийский снаряд летит именно ко мне.
«Бабах!!!»
Взрыв раздался чуть правее моей позиции, совсем недалеко, и это было последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание.
Глава 10
Контузия
Я точно не знаю, как долго был в отключке. Может быть, минуту, может быть, секунду, а может быть, лишь мгновение. Но очнулся я заваленным землёй в том месте, которое когда-то называлось окопом. Пошарил руками по лицу и, найдя рядом с ухом очки, нацепил их на нос. Нашёл я их по чистой случайности. Вероятно, когда меня швырнуло на землю, и голова прижала их, это не дало потеряться моим окулярам. А по всей логике потеряться они должны были. Снаряд взорвался в десяти метрах от меня, и взрывной волной обрушило земляные стенки траншеи.
Посмотрел по сторонам и тяжело выдохнул. Оказалось, что всё вокруг вспахано снарядами. Вероятно, артобстрел продолжался не одну минуту, и снарядов на меня не пожалели.
Накатывали волны боли, что отзывалось во всём теле при каждом движении, повернул голову в сторону лесополосы, и настроение совсем упало. Оказалось, что пока я был без сознания, немцы обошли мою позицию и фактически заняли восточную часть этого холма.
— И что же мне делать? — доставая из-за пояса ТТ, прошептал я, прекрасно понимая, что с пистолетом особо много не навоюешь.
Ситуация на моём личном участке фронта сложилась не сказать, что хорошая. И даже можно уверенно заявить: хреновая сложилась ситуация.
Враг меня обложил со всех сторон. Со стороны запада, по направлению от Троекуровска, который захвачен немцами, меня поджимала пехота, что я изрядно проредил.
С юга, со стороны леса, в низине расположилась всё та же пехота, что обошла меня по дуге и захватила не только эту низину, но и среднюю часть лесополосы, на которой находилась моя позиция. Этим манёвром они отрезали мне путь отступления на восток к Новску, где были расположены основные силы нашей дивизии (если, конечно, их так можно было всё ещё называть).
На севере же простиралась дорога, усеянная не только сожжёнными танками и грузовиками с бронетранспортёрами, но и целыми экземплярами их. Несколько минут назад экипажи боевых машин врага, вероятно поняв, что они оказались в огневом мешке и не могут двинуться ни вперёд, ни назад, ни съехать с дороги в какую-либо сторону из-за не позволяющих это сделать насыпи и кювета, от всей своей бессильной злобы, не жалея снарядов и патронов, из всех стволов без пауз стреляли во все стороны. Доставалось и Новску, и окопам, что шли перед городом, и, разумеется, моей лесополосе, от которой во все стороны летели щепки и комья сырой земли.
Сейчас вроде бы артиллерийский обстрел моего холма немного прекратился. Во всяком случае, интенсивность обстрела снизилась. А потому я, обалдевший от контузии и вообще от всего, что происходит вокруг, прекрасно видел, в какой ловушке сам нахожусь. Я словно бы попал в улей, в котором, буквально как пчёлы, кишели враги. И разбираться мне с ними было нечем.
Кроме того, случилась ещё одна неприятность. Я обнаружил, что мой славный ПТР полностью уничтожен. Сейчас он стал представлять собой довольно жалкое зрелище. Погнутый ствол, разбитый в щепки приклад. Судя по всему, в него прилетел осколок и разворотил его. Его, не меня. Мне же лишь неглубоко поцарапало плечо, разорвало рукав гимнастерки и, к моему удивлению, сорвало с ног обувь. Один разодранный ботинок лежал метрах в трёх от меня, а второго вообще было не видно.
Посмотрел на его почти оторванную подошву башмака, державшуюся лишь на паре гвоздей, которая, хищно открывая рот, словно бы желала что-то проглотить, и, сморщившись от внезапного приступа головной боли, спросил в пустоту:
— А патроны для ПТР где⁈
Ответа, естественно, не последовало. Да, собственно, и не нужен был мне этот ответ. Патроны были уничтожены так же, как и всё остальное.
Взял себя в руки и стал осматриваться по сторонам. Позиция моя была полностью уничтожена.
На ней, кроме вышеназванных вещей, ничего обнаружить не удалось. Ни основной винтовки Мосина, ни запасной, вообще не было видно. Может быть, они оказались засыпаны землёй, а может быть, их разметало от взрыва. Но по большому счёту их дальнейшая судьба была мне сейчас уже абсолютно неважна. Всё равно терять время на их бесконечные поиски я не мог.
Сквозь пелену и серую муть, стоящие перед глазами, пришло понимание того, что я в одночасье остался практически без оружия. Лишь ТТ, который был выдан мне личным приказом, и финка, что осталась мне в подарок от Воронцова, отныне составляли всё моё вооружение. Очевидно, что этого было недостаточно для остановки вражеского наступления.
Не знаю, в своём ли уме я был к этому времени, или сказались раны, боль, контузии, усталость, грязь, но вполне возможно, что я немного переклинил, поехав головой.
Глядя на то, что вокруг меня всё разрушено, внутри словно бы что-то оборвалось. Казалось, какая-то незримая нить лопнула, оставив после себя пустоту. В это мгновение я ощутил, что меня совершенно перестала волновать моя судьба, да и вообще почти всё.
Сейчас мне хотелось только одного: раскромсать, разорвать, растерзать эти проклятые колонны вместе со всеми, кто там есть внутри.
«Надо уничтожать колонны врага!» — в миллионный раз напомнил я себе, совершенно позабыв, что у меня даже обычной «мосинки» уже нет.
Однако застрявшая мысль требовала немедленного действия, сопротивляясь логике. А логика, находящаяся где-то на задворках сознания, говорила однозначно: «Как бы, Лёша, тебе бы ни хотелось, остановить врага ты больше не в силах. Тебе нечем, тебе некем, и у тебя нет ни малейших шансов».
И эта логическая часть моего сознания была полностью права. Артиллерия наша разбита, мой ПТР уничтожен, и сейчас с немецкими танками придётся воочию столкнуться лишь немногим нашим солдатам, которые остались ещё в живых после массированных обстрелов. Да, некоторые из них выжили и в эти секунды ведут неравный стрелковый бой с противником, который стремится вперёд. Но и у них вряд ли есть шанс выстоять. Уж очень значительный перевес противника в живой силе и технике. Ряды же защитников немногочисленны. И когда передовым танкам врага удастся найти или пробить проход среди подбитых машин, а затем вырваться из западни, то нашим воинам станет очень тяжело. Вести бой с танками и бронемашинами им придётся почти в упор, используя лишь противотанковые гранаты. А если учесть, что наступающих в разы больше, то и прикрытие танков пехотой будет существенным. Солдаты врага просто не дадут нашим бойцам кидать гранаты в бронированных монстров, оружейным огнём не давая им поднять головы. А в это время танки будут утюжить позиции защитников, сравнивая их с землёй. Следовательно, шансов удержать оборону после того, как колонны продолжат движение, абсолютно нет.