Садовник для дьявола - Оксана Обухова

Надежда Прохоровна бесшумно вошла в прихожую – когти Таси, предательски цокая, заторопились к кухне, – присмотрелась к обувной полке и расстроилась чрезвычайно: на полках вперемешку стояла обувь двух разных размеров. Поди тут угадай. У рослой Симы может оказаться ножка, у миниатюрной Лены – лапища.

Хотя. Сравнив на глаз, какой обуви черного цвета большее изобилие, Надежда Прохоровна взяла в руки холщовую черную тапку и приложила ее к изрядно мятой бумажке.

Тютелька в тютельку. Измазанная в крови балетка принадлежала Симе.

Вернув тапку на место, Надежда Прохоровна тяжело опустилась в удобное кресло на гнутых ножках, встретилась глазами с Тасей, с недоуменной мордой возвратившейся из кухни.

В черном пакете, заброшенном на балкон второго этажа, лежала одежда Серафимы, испачканная в крови отца. И это Надежда Прохоровна хотела обнаружить меньше всего. Понимала, видела в неприязни к Катарине корни эдакой классовой нетерпимости, но ничего не могла с собой поделать. Сима – нелепая бунтующая девочка с подведенными глазами, теперь круглая сирота, – вызывала у бабы Нади жалость. Такие и противоречат-то больше не по злости, а по молодости лет. Приходят постепенно в разум, снимают похоронные наряды, остепеняются. Детей рожают, на работу ходят. Пройдет немного лет, забросит Симка наркотики – ума ведь хватило на иглу не подсесть, – начнет учиться в своем театральном институте, замуж выйдет.

А какой тут «замуж», когда из-за смерти отца вся жизнь кувырком? Ведь, судя по одежде, на коленях возле мертвого отца она сидела – Сима.

И что же ей понадобилось той ночью у сторожки? Почему Денис ее сокрыл, не назвал милиции и до сих пор молчит?

Не видел? Она одна отца нашла?.. Нашла, поплакала маленько и, пока садовник не проснулся, одежду спрятала и спать легла?..

Ох горюшко ты горькое! Как тут узнать?! Ведь могло быть и такое: поймал папка доченьку с садовником, выволочку устроил. От дочери, поди, еще и марихуаной попахивало.

Могло быть так? Мог Гена осерчать?

Да мог, конечно.

А мог на нож нарваться?

Да тоже мог. Поругался с молодежью, полез на Симу с кулаками, а садовник сзади по горлу – чирк ножиком!

Представить страшно. Но возможно.

И как теперь со всем этим быть? Звонить в милицию, пусть Симку забирают?

А как потом Верочке в глаза смотреть? Ведь чует, подсказывает сердце – не виновата дочка в гибели отца! Не виновата! Вон как у тела убивалась.

А если сначала делов наделала, а после убивалась? Такое ведь бывает – сначала делаем, потом за голову хватаемся.

Но как тогда быть с временным перерывом в три часа? Сначала Гена с молодежью подрался, они его того, потом три часа советовались, как лучше поступить.

Ох горюшко ты горькое! Дай, Боже, сил и разума!

Таисия вдруг тявкнула, оживилась; из коридора, ведущего к кухне, выглянула заспанная, растрепанная Елена:

– Надежда Прохоровна?.. Доброе утро. Вы что тут делаете? Случилось что-нибудь?

Бабушка Надя – смятение на лице от страшных мыслей добавило достоверности – сказала:

– Да что-то плохо себя чувствую, не могла бы ты, Леночка, давление мне измерить?

– Конечно могу, – улыбнулась Лена. – Проходите! – И, поманив собачку с собой, скрылась в комнатах.

Надежда Прохоровна прошла на кухню, приготовила руку под манжет тонометра.

– А что же Сима? Не едет сегодня на учебу?

– Сегодня нет занятий, – прикладывая к бабы-Надиной руке холодный кругляшок стетоскопа, объяснила молодая вдова. – Все в порядке, – сказала через некоторое время, – давление как у космонавта. Попьете со мной чаю? – и добавила, внезапно погрустнев: – Через полчаса поеду в город, в судебный морг, медики все еще задерживают выдачу тела Геннадия.

Таисии на теплой уютной кухне перепал кусочек куриного филе.

Через пять минут после того, как за машиной Лены закрылись автоматические ворота, баба Надя с рулоном черного пакета под мышкой прошла по тихому дому до спальни Серафимы на первом этаже.

Стукнула костяшками пальцев в дверь, не дожидаясь отклика, распахнула ее настежь.

С белых подушек, само почти такое же белое, ей навстречу поднялось лицо. Умытое, без краски – в городе случайно встретишь, мимо пройдешь, не узнаешь, – оно сложилось в испуганную гримасу.

Она, еще более отчетливо поняла Надежда Прохоровна. Взгляд Симы зацепился за перевязанный ворсистой бечевкой кулек. Она сегодня ночью по второму этажу ходила.

Вынула пакет из-под мышки, бросила его в ноги Серафимы на кровать.

– Твое? – спросила грозно. – За этим ночью приходила?

Растерянная девушка молча села на постели, подобрала под себя ноги, обхватила руками колени.

– Твое, значит. А кто его на балкон закинул? Денис? Или сама на дерево слазала?

Серафима, изображая непонимание, затрясла головой.

– Да ладно врать-то, – оборвала пантомиму баба Надя. – В милиции быстро разберутся, кто в этой одежде ходил.

– Зачем милиция. – хрипло выдавила Сима, – не надо. Это я. я папу нашла.

– Когда?

– Той ночью.

– Это-то понятно, – внушительно мотнула подбородком сыщица Губкина. – Я тебя о конкретном времени спрашиваю.

Серафима сглотнула, пожала худенькими плечиками:

– Не знаю. Часов в пять, может, в полшестого. Он уже почти холодный был. – От воспоминаний, пережитого ужаса глаза девчонки распахнулись, по телу ударила крупная дрожь.

– Вставай, – сказала баба Надя, – пойдем на кухню, чаю выпьем, ты мне все расскажешь.

Серафима подумала пару секунд, отбросила одеяло – из-под задранной ночной рубашки мелькнули худющие острые коленки; нагнулась за тапочками – под белой кожей заходили тоненькие острые лопатки.

«Эх, бедолага! Что ж ты ешь-то так мало! Кожа да кости, на лице одни глазищи.»

У бабы Нади с детьми не получилось – застудилась, когда в послевоенное время для помощи колхозникам в совхоз отправили, а теплые постели молоденьким девчонкам справить не сподобились. Вповалку спали на деревянных настилах, под бушлатами. Кто поумнее, в центр пробирался, а Наде Губкиной не повезло – в одну ночь с краю застудилась. Спали ведь после тяжелой работы как – никаких подушек не надо! Бревно под голову положи, и ладно. Лишь бы спину вытянуть.

А скрутило тогда – страшно вспомнить! Какие там пенициллины, баней да травками лечились.

Предлагала тогда покойному Васе сынишку из детдома взять, да не договорились.

Работали посменно, бабушек и дедушек для пригляда не имели, с воды на квас перебивались. Не захотел Вася лишней волокиты с документами, мороки с чужим дитем.

А надо было волю проявить! Теперь, глядишь, и правнуков уже б дождалась.

Пока Серафима умывалась, Надежда Прохоровна согрела чайник, достала из холодильника крыжовенное варенье.

– Ты как папу-то нашла? – спросила, когда Серафима, подложив под себя одну ногу, скорчилась на стуле, выпила несколько глотков. – Что тебе в пять утра возле сторожки понадобилось?

– Я раньше пришла, – едва слышно вымолвила та, – в два часа.

– К Денису на свидание? – Надежда Прохоровна облизала ложечку, положила ее на край блюдца: слушать приготовилась.

– Это была шутка, – совсем-совсем тихо проговорила Сима. – Он не знал, что я приду. Никакого свидания не было.

– Так вот просто и пришла – в два часа ночи?

– Угу. Он мне до этого сказал: «Девушкам с такими ангельскими именами больше подойдут белые одежды.» Я купила белый парик, комплект «Энджел». Это была шутка.

«Знаем мы такие шутки, – с легким укором подумала Надежда Прохоровна. – В два часа ночи, да к холостому парню.»

– И он как? Смеялся над шуткой-то?

– Нет. Он. – Серафима поставила край на стула ноги, обхватила колени руками, вздохнула. – Он меня обругал. Вначале.

– За что?

Девушка с вызовом задрала остренький подбородок:

– Заметил, что я «дунула» для храбрости. Обругал, чуть-чуть не выгнал.

– «Дунула» – это ты про наркотики? Покурила для куража?

– Да! Для храбрости! Думаете, я каждый день через окно к мужикам лазаю?

– Лазает она. – проворчала баба Надя. – Ладно, не кипятись. Зачем через окно-то лазала?

– Чтоб не увидел никто. Из дома дяди крыльцо как на ладони, из нашей кухни дорожка до сторожки видна. Я побоялась напрямик идти, вылезла через окно и сквозь кусты возле гаража продралась.

– Там и клочок одежды посеяла.

– Угу, – кивнула девушка. – Зацепилась, дернула и дальше пошла.

– А папа мог тебя увидеть?

– Откуда? – пожала плечиками ветреная сирота. – Если, конечно, только носом к стеклу веранды не прижимался. Я же круг вокруг дома сделала.

– Понятно. То есть увидеть тебя из дома никто не мог?

– Я же говорю – по кустам прошла! Спальни Ленки и папы выходят на другую сторону, а чтобы случайно из кухни не заметили, я дом обогнула.