Другая. Украденная душа - Сергей Саканский

Родион рассеянно рассмотрел содержимое конверта.

– Ну и? Что ты об этом думаешь?

– Ничего я пока не думаю, – сказал он. – Просто лечу с тобой.

Самолет был полупустым, и они нашли места в передней части салона, чтобы крыло не заслоняло вид. Пусть они летят в неизвестность, и непонятно, что может с ними случиться, но этого ослепительного зрелища еще никто не отменил.

Маша сидела у окна, а Родион крепко прижался к ней плечом, вытянув шею к иллюминатору. Оба были радостно возбуждены на взлете: внизу разворачивалась сизая наклонная земля – с мостом через речку Сок, который они только что проехали по пути в аэропорт, с отраженным солнцем, скользящим по матовой, будто стеклянной Волге… Самолет набрал высоту, в иллюминаторе поплыли ослепительные облачные горы. Внезапно Родион потерял интерес к пейзажу, что-то всерьез беспокоило его.

– Дай-ка мне еще раз посмотреть приглашение, – попросил он.

Маша достала из сумочки конверт и бросила ему в руки. Несколько минут Родион внимательно рассматривал документы, вдруг нахмурился.

– Смотри! – показал он пальцем какое-то место на развороте открытки.

Маша увидела маленькую неправильную звездочку между строк.

– Ну и что? – недоуменно сказала она.

– А теперь сюда, – Родион ткнул в анкету.

Точно такая же звездочка, только черная, в отличие от синей, на открытке.

– Но, главное – это здесь! – Родион показал ей газетную вырезку, где тоже была звездочка.

Маша не могла понять, почему он так озадачен, даже испуган.

– Что в этом такого? – сказала она. – Ты хочешь сказать, что этот знак имеет какой-то тайный смысл?

– Никакого. Это просто дефект печати.

– Тогда почему… Ой! – Маша вдруг все поняла, и ее тоже бросило в дрожь, впрочем, наверное, это просто качнуло самолет…

– Дело в том, что и открытка, и анкета, и газетная вырезка – все эти бумаги были напечатаны на одном и том же принтере, – сказал Родион.

С минуту оба молчали, переваривая свое открытие.

Никакого конкурса не существует – газета фальшивая. Они летят в этом самолете, непонятно куда и к кому. Ловушка захлопнулась вместе с герметической дверью лайнера.

– В памятке сказано, что меня будут встречать… – с отчаяньем проговорила Маша. – Не могу же я заявить, что поеду своим ходом?

– Не можешь. Но и садиться в машину – тоже нельзя.

– Попрошусь в туалет и сбегу.

– Только и остается. Глупо, однако…

Родион опять просмотрел бумаги.

– Да, все на одном принтере, который исправно печатает одну и ту же звезду. Но это еще не доказывает подлога, не полностью доказывает. Газета может быть подлинной, они сканировали ее, а потом распечатали. Это же сделать дешевле, чем разослать пачку настоящих газет. Хотя, конечно, в таком случае, удобнее использовать ксерокс. Непонятно.

Маша помолчала.

– Какой же я буду выглядеть дурой, если сбегу в аэропорту!

– Выглядеть… – задумчиво повторил Родион. – А ведь ты можешь выглядеть…

Он смерил ее странным, будто оценивающим взглядом.

– Театрального грима у тебя с собой, конечно же, нет.

– Конечно же, есть, – в тон ему ответила Маша.

Еще бы, готовясь к выступлениям на сцене в ходе конкурса красоты, она бы не захватила с собой грим!

Маша вернулась в салон, переступила через ноги Родиона, опустив голову, и, только усевшись на свое место у окна, обратила к нему свое лицо. Родион с удивлением смотрел на свою невесту: наверное, ему казалось, что у этой новой женщины от Маши осталась одна лишь одежда.

– Если бы еще добавить к образу свет! – воскликнул он, – тогда и род…

Он осекся, Маша поняла, он хотел сказать «родная мама не узнает», но сообразил, что это запрещенная шутка.

Трюк, проделанный Машей в туалете самолета, был на уровне первого курса. Волосы стянуты резинкой, стяжка спрятана под небрежно повязанным платком и кажется, будто у нее короткая стрижка-каре. Новая форма нарисованного рта – обиженным сердечком. Толстые, как у хомячка, щеки – ну, это просто надувается воздухом. В довершении композиции – большие очки, словно у отличницы из восьмого класса.

– Очки-то откуда? – засмеялся Родион.

– Ниоткуда, – ответила Маша чужим голосом, взятым напрокат у Ноны Мордюковой. – Это просто мои очки. Для дали. У меня плохое зрение, я тебе и об этом не сказала.

Самолет пошел на посадку, и опять они вытянули шеи навстречу близко скользящей земле: нет, никто не отменил этих игрушечных домов и деревьев, этих озер, катающих на своих спинах солнечный шар…

Вскоре стало ясно, что они не ошиблись: стильная рыжеволосая Лиля стояла напротив единственного выхода из зоны контроля пассажиров и пристально смотрела на прибывших самарским рейсом. Маша не смогла сдержать улыбку: Лиля едва скользнула взглядом по ее лицу, увидев незнакомую толстощекую девушку в очках.

По настоянию Родиона они сдали свои вещи в камеру хранения и выглядели теперь как провожающие или, может быть, сотрудники аэропорта.

– Если наши подозрения окажутся параноидальным бредом, – сказал Родион, когда они миновали стеклянные двери, – то у тебя есть объяснение: не прилетела и все. Опоздала на самолет, например, может такое быть? Позже появишься. Нам надо часа два, чтобы навести справки.

Вдруг заиграл Машин телефон, она посмотрела и сбросила звонок: на экранчике отпечатался номер Виктора Викторовича Бурова, организатора конкурса и генерального директора фирмы «Афро». Маша отключила свой мобильник.

Они доехали на маршрутке до метро, и Родион сразу ткнулся в газетный киоск.

– Улица Лобачевского, два квартала отсюда, – сообщил он, поговорив с продавщицей.

Вскоре они уже сидели в читальном зале библиотеки №14 и листали подшивку «Московского комсомольца».

– Береженного Бог бережет! – воскликнул Родион, хлопнув ладонью по газетной полосе.

Он положил на стол вырезку, напечатанную на принтере. Маша ошарашено переводила взгляд с вырезки на газету и обратно. В том же номере газеты, в окружении тех же самых колонок была совершенно другая статья.

АФРОДИТА

Родиона мало волновала тайна конкурса имени Афродиты: все, что он хотел – это как можно быстрее вылечить Машу. Он уже не сомневался, что на нее было оказано какое-то сильное воздействие – то ли психотропными средствами, то ли гипнозом, непонятно и неважно даже, с какими целями, но, вне всякого сомнения, известно – где и когда.

Антона Петровича, владельца подмосковного замка и перстня с трискелем, им надо было найти, во что бы то ни стало.

– Ты должна вспомнить дорогу, – сказал Родион. – Это единственный частный дом, в котором ты была. В этом доме у тебя произошел первый провал памяти. Думаю, что отправная точка находится именно там.