Ваше благородие - Олег Васильевич Северюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время варки я как заправский повар сновал туда и сюда, проверяя, как все накрыто на столе. А на столе кроме ухи было вполне достаточно всякой снеди.
Сняв готовую уху с огня, я взял одну горящую головешку и пошел с нею к столу. На виду у всех я погасил головешку в ухе, а затем влил в уху граммов пятьдесят водки.
Уха была оценена на пять баллов. Мы выпили по рюмочке водки и поели ухи. Я тоже ел ее с огромным удовольствием, как будто сто лет не ел.
Кстати, вы думаете, что я гасил головешку в ухе и лил туда водку для аромата? Ничуть не бывало. Это делается для того, чтобы уничтожить запах речной тины от воды и от рыбы.
Также никто не знал, чем отличается уха от рыбного супа. Все очень просто. Если на столе есть водка, то из рыбы получается уха, если водки нет, то это рыбный суп.
Иннокентий Петрович спросил меня, не помню ли я, где так ловко научился чистить рыбу, картофель, овощи и где научился рыбалке?
Говорить правду я не стал и врать тоже, поэтому и сказал, что не помню, но это умение не является лишним для жизни человека.
После ухи я сообщил, что экзамен по университетскому курсу назначен на шестое сентября и что мне сейчас будет нужна удача и поддержка моих друзей.
Иннокентий Петрович как постоянный оптимист сказал, что он нисколько не сомневается в успешности сдачи мною экзаменов, но вот куда далее меня поведет стезя с университетским значком на груди?
Я сказал, что думаю попробовать себя на военном поприще, так как военная служба это самая уважаемая и почетная служба, хотя и сопряженная со многими опасностями, но разве мы даже здесь защищены от этих опасностей?
Я сидел с разделочным ножом Иванова-третьего в руках, которым только что нарезал ветчину. Внезапно мое внимание привлек молодой человек, довольно высокого роста и чахоточного вида с рукой в правом кармане брюк, который напрямую шел к нам с явно недобрыми намерениями.
Иванов-третий курил в сторонке, чтобы дым не попадал на дам и на детей, и стоял вполоборота к нам и вполоборота к неизвестному человеку. Он как бы участвовал в общем разговоре и мельком видел идущего к нам человека. Шагах в семи молодой человек остановился, выхватил из кармана револьвер и закричал, целясь в Иванова-третьего:
— Именем российской социал-демократической рабочей партии…
И тут я метнул в молодого человека нож, зная его центр тяжести и примерно рассчитав, сколько оборотов сделает нож перед попаданием в цель.
Нож как-то легко вонзился в грудь террориста, и он упал, не успев сделать выстрела. Иванов-третий и я метнулись к злоумышленнику. Я прижал ногой к земле руку с револьвером, а Иванов-третий достал из кармана миниатюрные японские бронзовые наручники, которые надеваются на большие пальцы, и надел их на преступника.
Иннокентий Петрович осмотрел раненого и определил, что, в принципе, рана опасная, но если не трогать нож, то можно успеть доехать до больницы и оказать ему медицинскую помощь.
Наш полицейский друг вышел на городскую улицу и поймал извозчика, на котором приехал к нам минут через десять.
Мы погрузили раненого на извозчика, Иванов, Иннокентий Петрович и Марфа Никаноровна поехали вместе, а я остался с женщинами и детьми.
Все были в шоке. Я налил женщинам вина и налил себе водки. Я умел стрелять, знал навыки рукопашного боя с винтовкой, рубки шашкой, но мне ни разу не приходилось применять военные навыки в отношении живых людей. Все получилось быстро и механически, и только сейчас ко мне стало приходить осознание того, что я мог убить живого человека.
Посидев еще немного, мы сполоснули в реке использованную посуду, собрали вещи и погрузили все на мою тележку, освободив всем руки. Выйдя на городскую улицу, я нанял извозчика и развез по домам женскую половину компании.
Со слов Марфы Никаноровны, я оказался мастером на все руки. Она слышала, что в военных училищах будущих офицеров учат какому-то ремеслу, чтобы офицер не был беспомощным ребенком в трудной ситуации.
Ручная тележка, сделанная мной из тонких деревянных брусков орехового дерева, стала просто незаменимой помощницей в выходах на рынок и в выездах на пикники, не отягощая руки разным имуществом и продуктами.
Кроме столярного мастерства, я оказался удачливым и умелым рыбаком. А во время последнего пикника метнул нож в террориста, покушавшегося на полицейского чиновника Иванова-третьего. Хорошо, что рядом была она с Иннокентием Петровичем, и они успели спасти преступника для последующего допроса и наказания за преступление.
Глава 16
Марфа Никаноровна вернулась домой к вечеру.
— Революционер будет жить, — сказала она. — Нож достали, еще немного и не было бы необходимости доставать его операционным путем. Ты раньше умел метать ножи?
Я пожал плечами, вспоминая, как мы тренировались в метании штык-ножей от автомата. Они не были приспособлены для метания и иногда ломались, но это была наша инициатива и мы нашли книги, которые разъясняли технику метания ножей. Любое умение всегда когда-нибудь пригодится. Я вспомнил старую пепельницу, которая стояла на комоде у моей тетки. Пепельница была дореволюционная, на ней с ятями был нарисован ребус, который читался так: «Ремесло не коромысло, плеч не оттянет, а само в рот протянет». Так и военное ремесло особо-то и не отличается от другого ремесла. Не брось я нож, то оперировали бы Иванова-третьего, и не факт, что он бы выжил после стрельбы в него из револьвера с близкого расстояния.
— Мне приходилось ассистировать в операциях, — сказала Марфа Никаноровна, — но это все люди чужие мне, пострадавшие неизвестно где, то есть прямо не имеющие ко мне отношения, но здесь я была не только медицинская сестра, но как непосредственный участник боя, в котором пострадал человек, несший нам зло.
— Успокойся, — сказал я, — на нашем веку будет не одна война и к этому нужно привыкать. А это был не бой. Просто так, стычка. Мы сейчас допьем вино с ветчиной, а потом я заварю чай с пустырником, и ты завтра ничего не будешь помнить.
На следующий день пришел Иванов-третий с благодарностью за чудесное спасение от террориста и сказал, что на завтра меня приглашает к себе полицмейстер полковник Грудинин Павел Иванович.
— Ты не задумывался над тем, почему именно на тебя было направлено покушение? — спросил я. — Без обиды, но ты не настолько важное должностное лицо, как,
