Сотворение мира.Книга вторая - Закруткин Виталий Александрович

Конечно, Андрей не склонен был думать, что в Огнищанке все люди одинаково хороши, что они живут как одна дружная семья. Печальная история Лизаветы Шабровой, самосуд над Миколой Комлевым, драки при дележе земли, ночные обыски у Шелюгина и Терпужного — все это убеждало Андрея в противоположном, в том, что и тут, в заброшенной между двумя холмами глухой деревушке, как и везде в мире, идет напряженная борьба. Но — так, по крайней мере, казалось Андрею — в Огнищанке жизнь человеческая видна как на ладони, открыта для всех, добрая и злая. «Там же, — думал Андрей, — в больших городах, где такое скопище людей, хорошего человека не отличишь от плохого, и все они похожи один на другого, как деревья в лесу, и не узнаешь, что у каждого в душе».

Большие города запомнились Андрею с голодной зимы, когда на перронах и в поездах толпились беженцы, стыли на морозе трупы, сновали в толпах мешочники-спекулянты. С тех пор затаенный страх и неприязнь к городу не покидали Андрея. Даже село Пустополье сравнительно с Огнищанкой казалось ему чужим.

— Что ж ты будешь делать дальше? — спросил Андрея Колька Турчак. — Поедешь в город дальше учиться или останешься тут?

— Роман поедет учиться, — сказал Андрей, — а я пока останусь.

Лежавший сбоку Роман подтолкнул брата локтем:

— Знаешь, Андрюша, перед отъездом мне хочется одно дело сделать.

— Какое?

— Давай сходим с тобой в Костин Кут, купим пару голубей. Степан Острецов, Пашкин муж, развел голубей, вертунов. — Глаза Романа заблестели, он приподнялся, хлопнул себя по колену. — Ох и голуби, братцы мои! Красавцы! Был я у него, смотрел.

— Он их из Ржанска привез, — сказал Колька, — там, говорят, еще с монастырской голубятни остались вертуны. Ржанские голубятники их переловили, а теперь продают. Острецов по червонцу за пару платил.

— Пожалуй, давайте сходим, посмотрим, — согласился Андрей. — Сегодня воскресенье, перед вечером и пойдем.

— Куда это вы собираетесь идти? — раздался из-за кустов голос Таи.

Продираясь сквозь колючие кусты боярышника, к ним подошли Тая и Каля. Как мало были похожи братья Ставровы, так не походили одна на другую и двоюродные сестры. Насколько живой и подвижной была Тая, худенькая девочка со смуглой кожей, вздернутым носом и пушистыми каштановыми волосами, настолько Каля, рыжеволосая, светлоглазая, отличалась угрюмостью и диковатостью; она почти ни с кем не разговаривала, а если к ней обращались, отвечала раздраженно и односложно, с таким видом, словно все ее обижали.

— Куда ж вы собрались идти? — повторила Тая, усаживаясь рядом с Андреем.

— На кудакало! — ответил Роман.

— Не понимаю! — удивилась Тая.

Каля сердито сломала тонкую ветку:

— Он и сам не понимает, что говорит… лишь бы языком болтать…

— Андрюша, скажи ты! — капризно протянула Тая. Она оперлась подбородком в острые коленки, охватила руками ноги и запричитала: — Вредные, никогда не скажут. Жалко вам, что ли? Только о себе и думаете, бессовестные!

Смешливый Роман не унимался. С первого же дня приезда Таи из Пустополья он начал поддразнивать ее, высмеивал ее городские платья, шрам на переносице, привычку поводить плечами во время разговора.

— Если залезешь на верхушку тополя, тогда скажем, куда мы собрались, — категорически заявил Роман.

— Какого тополя? — Тая оглянулась.

— Вот этого, самого высокого.

Тая измерила взглядом расстояние от земли до тонкой верхушки дерева, обидчиво надула губы:

— Ишь какой хитрый! У него ствол гладкий, попробуй сам залезть.

— Я-то залезу.

— Нет, не залезешь!

— Залезу!

— Лезь! — коварно настаивала Тая. — А я полезу после тебя.

Роман привстал, потянул за рубашку Кольку Турчака:

— Постой внизу, Коля. Если я буду падать, подхвати меня.

Пока Роман с Колькой крутились возле тополя, Андрей незаметно склонился к Тае, прошептал ей тихо:

— Мы пойдем в Костин Кут покупать голубей-вертунов.

Тая кивнула — поняла, дескать, — но не подала виду и стала следить за Романом, который дважды срывался, порвал штаны и наконец, весь мокрый и поцарапанный, залез на верхушку тополя, посидел там с минуту и сполз вниз на плечи Кольки…

— Ну вот… все, — отдуваясь, сказал он Тае. — Теперь лезь ты.

— Куда? — сказала Тая, подняв брови.

— На тополь.

— Зачем?

— Как зачем? — удивился Роман. — Если залезешь на тополь, я тебе скажу, куда мы с Андреем и с Колькой пойдем вечером.

— Фу-у, какая важность! — скривила губы Тая. — Я и так знаю: вы пойдете в Костин Кут покупать голубей-вертунов.

— Хо-хо-хо! — захохотали все. — Молодец, Тайка, натянула ему нос!

Бедный Роман, прикрывал дыру на штанине, отфыркиваясь и пятясь в кусты, окинул Андрея уничтожающим взглядом:

— Предатель, предатель!

Девчонки кинулись за ним.

Через час легкая стычка под тополем была забыта. Тая и Роман помирились. После обеда можно было идти в Костин Кут, но ни у кого из ребят не нашлось десяти рублей. Андрей сберег еще в Пустополье четыре рубля, у Таи в какой-то коробочке нашелся рубль. Денег на покупку голубей явно не хватало, а просить у отца Андрей не хотел: знал, что скупой Дмитрий Данилович, прежде чем дать деньги, заведет разговор часа на полтора. Чтобы выйти из положения, решили послать к отцу его любимца Федора.

— Сходи, Жучок, — попросил Федора Роман, — тебе отец не откажет. Зато мы принесем таких голубей, что слюнки потекут!

Федя почесал затылок, подумал и на всякий случай осведомился:

— А чьи будут голуби — ваши или наши общие?

— Ясное дело, общие, — успокоил его Роман.

Постояв еще немного и попросив Андрея подтвердить, что голуби будут принадлежать всем троим, Федя посопел и отправился к отцу. Какой он вел разговор с Дмитрием Даниловичем, осталось неизвестным, однако десять рублей принес и вручил Андрею.

— Берите, но если обманете — никогда больше не пойду…

Обрадованные Андрей и Роман чуть ли не бегом кинулись в Костин Кут. Колька Турчак едва догнал их возле сельсовета и стал убеждать, чтобы они сразу не давали десять рублей, а поторговались как следует.

— И голубей не очень нахваливайте, а то он тройную цену назначит.

Острецов встретил ребят в садике. В белой ночной сорочке, в измятых галифе и в легких тапочках, надетых на босу ногу, он лежал на рядне, читал. Сбоку, между двумя кирпичами, горел костерик. На кирпичах стоял чугунный утюжок. В трех шагах от Острецова на низком пеньке сидел чернявый парень с охотничьей одностволкой.

— Это лесник с Казенного, — шепнул Колька, — его фамилия Смаглюк.

— С чем пожаловали, друзья? — не очень приветливо спросил Острецов.

— Голуби у вас хорошие, — начал Андрей, вслушиваясь в разноголосое воркование за деревьями, — нам давно говорили про ваших голубей.

— Приличные голуби, — подтвердил Острецов. — Что ж дальше?

— Мы хотели купить пару или две на развод.

Искоса глянув на горячий утюг, Острецов сказал недовольным тоном:

— Мне сегодня некогда — видите, у меня товарищ сидит.

— Мы можем подождать, — вмешался Роман. — Вы себе разговаривайте с вашим товарищем, а мы посидим за плетнем.

— Долго придется ждать, — уже начиная злиться, сказал Острецов. — Придете завтра, и я вам покажу свою стаю, а сейчас не могу.

Андрей решил не сдаваться. Он подошел ближе, присел на корточки и заговорил, посматривая то на Острецова, то на Смаглюка:

— Видите, Степан Алексеевич, я хотел подарить пару голубей брату, вот ему. Он завтра уезжает в город, будет там учиться. Очень просим вас показать голубей. Солнце на закате, они сейчас усядутся. А мы вас долго не задержим.

— Ладно, — скрывая раздражение, сказал Острецов, — пойдемте. А ты, — он повернулся к Смаглюку, — присмотри за утюгом, я скоро вернусь…

Десятка три голубей, самых разномастных, сидели на соломенной крыше низкого сарая, на распахнутых двустворчатых дверях, расхаживали, волоча крылья по земле. Протяжно и тонко гудели голубки, а вокруг них, важно выпятив грудь, поворачиваясь то влево, то вправо, ворковали голуби.