Тысяча и одна минута. Том 4 - Иван Ваненко

К счастью в это время вошел хозяин книги, как увидал ее в руках у приятеля и что тот стоит, как окаменелый, так и ахнул: что ты это делаешь?.. выхватил книгу, давай читать посвоему; кто его знает, как он там читал, теже слова да не так выговаривал и в миг капуста пропала, точно ее не было.

Гость образумившись, начал было-распрашивать, что это такое, как это так сделалось; но приятель спрятал книгу и говорит: «лучше, брат, не спрашивай: нельзя сказать; эта книга не при нас с тобой писана, если я и знаю что по ней, то порою и сам не рад этому!»

Был у меня знакомый Михей Ильич, он содержал постоялый двор; так вот ему довелось добыть такую книгу.

Остановился у него один проезжий; вдруг Бог знает с чего заболел и скончался в доме. Михей Ильич объявил как водится полиции; проезжого похоронили, имущество все взяли, описали и опечатали; только осталась после него одна книга, затем видно и не взята, что она с виду действительно никакого внимания не стоила, так, старая, истертая книжонка, больше ничего!.. И сам Михей Ильич, взял ее, да и бросил на полку, думая от скуки когда прочесть, да в хлопотах совеем про нее и забыл.

Был у Михея Ильича племянник, учился он в школе и страшный был охотник до книг; он увидал эту книгу и взял себе. Уж как он ее там читал, кто его знает, показал чтоли кто ему, сам ли дошел, только выучился по этой колдовской книге разным штукам… бывало, говорят, то и дело строит какие нибудь проказы: сидят все в горнице, он почитает что-то в своей книге… вдруг, откуда ни возьмется, вода разольется по полу и станет прибывать… больше-больше… все кто в горнице, лезут на лавки, на столы, подбирают платья… особенно, говорит, смешно было на баб смотреть, известно, народ трусливый, так умора, да и только.

Или: лежит, примерно, у порога соломенка, хочешь перешагнуть, вдруг она растет, растет, растет, а ты ногу поднимаешь выше, выше, выше… пока назад не опрокинешься, а взглянешь после, соломенка-как соломенка, ничего больше, перешагнешь или наступишь и ничего!

Иногда возмешь чашку, али стакан с чем нибудь, хочешь напиться, поднесть к губам… вот, между губ и стакана вдруг и очутится маленький баран… вот так и видишь, просто живой баран под носом!.. относишь руку со стаканом, он все становится больше и больше… как отнесешь от себя стакан так, что уж больше нельзя, баран и лопнет, точно мыльный пузырь, и увидишь, что все только морока, больше ничего.

Михей Ильичь говорит, что всему этому был сам свидетель, да на себе испытал.

Только, как он рассказывал, видно в этой книге, кроме сметного, было тоже что-нибудь и страшное: случилось однажды, что к племяннику приехал в его отсутствие брат из другого села; дожидаясь его, увидел он эту книгу на полке, снял се, нашел в ней, как сам после говорил, какие-то не Русские слова, и стал читать… так вот штука, что твоя капуста: что ни выговорит, видишь, слово – мышь и выскочит из под полу – и ну бегать кругом… он прежде смеялся этому да дивился только, а после видит, что мышей набралось десятка с три; он перестал читать и начал гнать их, только они как взвизжат, и ну метаться на него… перепугали, говорит, проклятые; он напечь, они за ним, по стене царапкаются… да спасибо брат скоро пришел, так опять всю эту дрянь по книге отчитал.

11. Проезжий на ночлеге

А то вот одно приключение; уж через книги оно сделано, или как, не знаю; а только больно чудное…

На одной из проезжих дорог… Давно это было, так тогда дороги и большие-то были не то что нынче, не обрыты рвом, не обсажены деревцами, чтобы не сбиться путнику, тогда бывало, коли видишь следя., то и значит, что дорога, а сбился за темнотою, или в зимнюю пору, то и плутай до тех пор, пока Бог пошлет доброго человека… Таковы были и большие дороги, а о проселочных и говорить нечего. Может быть, где вы теперь видите селы да деревни, были леса дремучие, или болота непроходимые.

Так на такой-то дороге, далеко от селения, стоял постоялый двор; дворник, который содержал этот двор, мужик рослый, здоровый, был прежде целовальником, у него были два сына – и они только трое жили в этом дворе. Шла про них слава очень худая, поговаривали в околодке, будто у них опасно останавливаться, и что будто-бы случалось, когда едет один или двое проезжих по этой дороге, да остановятся ночевать на этом дворе, то нередко случалось, что видят их приехавшими, а уж выезжающими обратно и невидлт, пропадут, точно в тучу канут, ни слуху! Так же, что дворник, живя с сыновьями, и не занимаясь ни чем, кроме содержания двора, богатеет год от году все более и более; а по тогдашнему времени, доходы на постоялых дворах были не больно велики!..

Ну да как это были одни только слухи, а доказать никто не мог дурного, то и говорили и переговаривали разное.

Случилось проезжать одному барину по этой дороге: ехал он из далека, только с одним своим кучером, на своих лошадях и остановился в полдень в селении кормить лошадей. Барин такой доброй, словоохотливый, толковал-толковал с хозяином о том-о сем, и спросил: «а что, где мне придется ночевать, если я выеду этак через час места?»

– Да верст за сорок, батюшка; в постоялом дворе; ближе здесь и места нет.

«А хорош двор? можно найти что для себя и для лошадей?»

– Не-што всего найдешь…. а только лучше бы тебе, кормилец, здесь переночевать…

«От чего же?»

Хозяин почесал затылок и говорит: да так… слухи нехороши про то место ходят… оно хоть не всякому слуху надо верить, да коли многие говорят, то не ладно!.

«Э, пустое» говорит боярин «я ничего не боюсь.»

– Дай Господь, примолвил хозяин, проехать тебе по добру по здорову.

Боярин через час собрался и выехал.

Так и сталося, как мужичек сказал: поздо вечером, часов около двенадцати, доехал проезжий до постоялого двора, про который я вам говорил.

Въехали во двор, встрели его тотчас хозяин и сыновья, ребяты расторопные, говорят все так ласково; а посмотреть им на рожи… ну, и днем страх возьмет, не только вечером: отец-старик седой, косматый, брови как щетины, а глаза серые из под них так и сверкают…. сыновья здоровые мужики с рыжими курчавыми бородами, и не смотря на то, что говорят ласково и вежливо, голоса их раздаются точно из бочки.

Проезжий взошел, взглянул на них, и как будто ничего не заметил; веселехонько-себе сел за стол и начал раздобарывать о разных разностях. Чрез несколько времени вошел его кучер обогреться; барин взглянул на него и заметил, что он чего-то перепугался, бледный, как полотно. Барин спрашивает: что? убрал лошадей?.. кучер едва-едва вымолвил: «убрал…» губы у него так и дрожат. В это время хозяин и сыновья его из избы вышли зачем-то; барин и спрашивает своего человека: чего он так перепугался?

– Батюшка-барин, погибли мы…

«От чего это?»

– Здесь разбойники: я видел кровь на дворе под-навесом и не одну кровь, а, кажись, и тело мертвое…

«Это тебе почудилось, ты наслушался глупых рассказов, там, где мы останавливались давича.»

– Какое почудилось, видел собственными глазами: лежит на дворе мертвый…. и кони так и храпят, если не я, то они наверное чуют что нибудь недоброе.

«Так молчи же, не говори ничего пока; Бог милостив!»

Только они этак перемолвилися со своим кучером, вошли двое сыновей хозяина, а немного погодя и сам старик.

Боярин, как будто ничего небыло, спрашивает: «нет ли хозяин перекусить чего?..

– Как не быть, родимый, все есть.

«Ну вот и ладно, коли есть; а у меня есть и фляжка походная.» Вынул проезжий сулейку из ларца, который захватил с собой из повозки, и говорит: «выпьем-ко старина, славный травник, ну-ко!» налил себе, перекрестился и выпил, поднес старику, тот не отказался, потом сыновьям его, не забыл и своего кучера; а после налил себе еще в стакан и говорит: «ну, выпью же я теперь последнюю, покаянную!..» Взял в руки чарку, оборотился к старику и спрашивает: «Л что, старик, давно ты этим промыслим занимаешься?»

– Каким?.. постоялый-то двор держу?»

«Нет, проезжих-то режешь?… Давно?.»

У старика глаза засверкали точно у кошки, когда она вдруг увидит перед собою вспрыгнувшую мышь; вскочил он с лавки, а сыновья его, услышавши речи боярина, вскрикнули в один голос: «Чегож больше ждать? у него оружия никакого нет!» В одну минуту схватили топоры – и взмахнули ими, один над боярином, другой над его кучером…. В это мгновение проезжий выплеснул на земь чарку вина и поставил ее на стол к верьху дном… Все трое: старика, и его оба сына точно окаменели, так и осталися: старик со сжатыми кулаками и с зубами стиснутыми, а оба сына его топорами замахнувшися…

«Ну» сказал тогда боярин своему Кучеру «сотвори молитву, поблагодари Бога, что мы от смерти избавились да поди запрягай лошадей, поедем да пришлем кого надо. Этих кукол спровадили куда следует.