Давным давно была... (СИ) - Василий Колесов

не ходи, там раньше кузнец жил, но он уж полгода, как в партизаны подался, а теперь там староста живет. Внука его опасайся, всем мальчишкам в селе прохода не дает.

Получив всю нужную информацию, Лёшка должен был решить: рискнуть, пойти к старосте или сразу идти в лес?

— Эй, малый, стой. Чего тебе здесь надо? — остановил Лёху сидящий на крыльце полицай.

— Что, Миша, еще один побирушка? — прервал его расспросы, вышедший из дома, хорошо одетый мальчишка. — Ты иди, я сам разберусь, но — поглядывай.

— Никита, ты, если что, свистни…

— Ага.

Внук старосты осмотрел Лёшку с ног до головы:

— Ну, чего тебе надо? Чего сюда припёрся? А? Ты мне родной или сосед? Вещи на хлеб меняешь или попрошайничаешь? Что молчишь? Ты что здесь делаешь…

— А что, надо было тебя спросить? — до Алёшки дошло, что он делает все не так. Илья, неизвестно, жив или нет, а тут еще и он вздумал выпендриваться на внука старосты, на глазах у полицая. Полицай схватился за винтовку, стал передергивать затвор… Оставалось только выскакивать за ворота и бежать.

К утру у берега озера Лёшку остановил партизанский секрет. Алексей оказался в партизанском отряде Пинского соединения, которым командовал старший лейтенант НКВД Кутин (поэтому бойцов отряда называли кутинцами).

Получив сведения, Кутин отправил Лёху обратно в Барановичи с донесением:

— Давай, Алёша, возвращайся в город и передай все, что я просил. Знаю, что будешь просить: наши уже давно ушли в Залужье… Если жив твой друг — бойцы найдут. А проводит тебя, чтоб ты не заплутал, Сашок.

Показывал дорогу парнишка помладше Лёхи:

— Лёш, а ты знаешь, что тебе здорово повезло?

— Что повезло?

— Тебе повезло, что ты пошел справа Выгонощанского озера. Пошел бы слева — попал бы на минное поле.

— Мать моя, а я ведь хотел слева от озера идти, да заплутал…

Подойдя к явке и проверив все условные знаки, Алёшка смело открыл дверь… и упал на пол, задыхаясь от боли, получив удар прикладом винтовки в живот.

«Как же так, — не мог понять Лёшка, жмурясь от направленного на него слепящего света лампы. — Почему никто не оставил сигнала, что на явке немцы? Я же всё проверил!»

Он сидел, со скованными наручниками, за высокой спинкой стула, руками, перед унтерштурмфюрером Амелунгом. Самому с такого стула не подняться.

— Мальчик, ты ходил к партизанам, ты нам покажешь, куда ты ходил…

— Господин офицер, я расскажу… Я ходил по деревням и менял вещи на….

— Шарфюрер Ляйер! В Вашем распоряжении два часа, потом мы выступаем. Потом мы выступаем!!! И мне нужен результат, а не труп! Мальчишка должен самостоятельно передвигаться и говорить!

— Дверной проем?

— А почему бы нет?

— Слушаюсь! — и шарфюрер кивнул своим подручным.

Через час сорок минут Алёшку привели в кабинет Амелунга. Уже без наручников.

— Я покажу дорогу в лес, — хрипло и еле слышно сказал Алексей. Лицо его было в крови, левый глаз заплыл, а пальцы раздроблены.

Последний бой?

— Леший, ноги! — крикнул Илья, одновременно выкрутив полицаю пальцы (от чего тот взвыл) и ударив коленом в бедро, падая на спину, потянул за собой мужика, выставив вперед ногу, схватился за ремень автомата…

Полицай, перелетев через упавшего мальчишку, воткнулся головой в утрамбованный снег дороги, а Илья, лёжа на спине, передёрнув затвор автомата, дал длинную очередь по четверым полицаям, вышедшим из-за угла дома. Двое из них, не задетые пулями, открыли ответный беспорядочный огонь. Из соседних домов стали выбегать немецкие солдаты… Рычали и лаяли собаки.

«Да откуда же их столько? Да еще с собаками…» — подумал Илюха.

Илья вскочил на ноги, пробежал несколько метров, прыгнул в сторону и перекатился за угол сарая. Стрельба не прекращалась ни на секунду, пули фонтанчиками вздымали снег на тех местах, где совсем недавно он находился.

«Есть всё-таки бог на небе, — подумал Илья. — Но, не на долго. Сейчас разберутся что к чему, окружат и … всё. А бежать по полю к лесу то же самое, что прыгать с самолёта без парашюта. Ничего, ещё постреляем».

За спиной хрустнул снег, Илья обернулся на рычание, выставив автомат, нажал на спусковой крючок. Овчарка прыгнула и своим телом прикрыла от пуль хозяина. Патроны закончились… Это только в кино можно стрелять полчаса без перерыва. Илья медленно поднялся на ноги, глядя исподлобья на фашиста — не хотелось умирать лёжа, он не боялся умереть, ведь уже столько раз «умирал».

Фашист направил оружие на мальчишку, но стрелять не стал. И вот тут Илья испугался. Испугался повторения того, что он уже пережил и, поэтому, взяв оружие за ствол, бросился на врага в надежде умереть… Немец был хорошим воякой, прекрасно понял желание партизана, увернувшись от автомата, повалил мальчишку ударом локтя в лицо, а когда Илья, выплюнув на снег кровь, попытался подняться, добавил ногой. Всё же Илья поднялся… И сразу упал, сбитый с ног прыгнувшей на него ещё одной овчаркой. Илья не знал сколько на него натравили собак, две, три, да это было не важно. Единственное что он смог сделать, так это инстинктивно прикрыть голову руками и прижал ноги к животу…

Под березкой.

Никитка проснулся от нарастающего шума моторов, выглянул в окно.

— Деда, каратели! Много! — крикнул он.

Староста понял внука. Карательная операция фашистов началась раньше ожидаемого срока и, хотя партизаны усилили посты, но ждут атаки только через неделю. Никита уже успел одеться:

— Я в лес!

Входная дверь слетела с петель от могучего удара, затопали тяжелые сапоги. Никитка хотел отрезать ломоть хлеба, но так и застыл с ножом в руке от прозвучавшего за спиной пароля, по которому должны были связаться с ним:

— Спрашивай, старик: «Что ты здесь делаешь?». Добавь: «Рыжий». Я промолчу.

Никита с разворота метнул нож на голос предателя. Чей-то предсмертный хрип, выстрел, командный окрик. Пуля попала Никите в левое плечо, отбросив его к стене. У предателя дергались губы, а у его ног лежало агонизирующее тело одного из немецких солдат, с ножом в груди. Нож попал, как надо — горизонтально, поэтому прошел между ребер.

Никита сидел, прислонившись к стене, зажимая правой рукой рану. Перед глазами у него все было, как в дымке, голоса слышны, словно в ушах вата.

«Как только люди могут воевать, когда их ранят», — думал он и, хотя был ранен, сумел многое понять из разговора немцев (не зря на «пятерку» знал английский и немецкий языки в школе и ещё занимался дополнительно).