Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский

Дима молча протянул мои ботинки, а я молча их взял.

И тут в холл вышла Кристина.

– Я тоже пойду, проводишь меня до отеля? – попросила она меня.

Не ожидал такого поворота событий. Если Кристина хотела узнать от меня подробности о Бесконечной Лестнице, то она поступила логично. Я тоже поступил логично и согласился:

– Конечно, провожу. Нам далеко ехать?

– Идти. Я остановилась в университетской гостинице.

Девушка подошла к шкафу и вытащила из него красный клетчатый пуховик с широким черным поясом. Затем она надела забавную шапку с помпоном и, попрощавшись с хозяевами квартиры, выскользнула на лестничную площадку. Я одевался дольше и догнал Кристину только во дворе, где в свете окон девушка рассматривала снежинки на своих белых варежках. Услышав скрип железной двери, она повернулась ко мне и мягко произнесла:

– Извини, что тебя из-за меня выгнали.

– Не извиняйся! Меня выгнали из-за скверного характера Диминого отца, – не согласился я.

– Он ни при чем. Тебя выгнали из-за меня, – сказала Кристина, укутываясь глубже в куртку.

– Откуда такая уверенность?

– Давай мы не будем спорить? Расскажи, что ты знаешь про Лестницу. Я хочу услышать историю твоего друга, – сменила тему девушка. Она показала пальцем в сторону дворов и добавила: – Нам туда.

С этими словами Кристина подошла ко мне и взяла под руку.

Последний раз я ходил парой с девушкой еще в университете. С того времени успел привыкнуть к одиночеству – женское прикосновение смутило. Однако я не был настолько малодушен, чтобы от легкого флирта, если это был флирт, начать делиться тайнами. Я ответил без конкретики:

– Ничего особенного. Мои коллеги говорят, что нашли в подвале здания, где я работаю, Лестницу, уходящую бесконечно вниз. Но я туда не спускался – нет допуска. Мы с Димой пробовали попасть в нее, но нашли обычный подвал.

– Что еще говорят твои коллеги?

– Что если уснуть на Лестнице, тебе могут присниться странные сны, а если спуститься в нее глубже, то можно увидеть, как эти сны становятся реальностью.

– Любопытно. Что еще?

Странно. Сейчас она смотрела на меня широкими глазами с мнимой улыбкой и нескрываемым любопытством, а сами вопросы напоминали допрос. А ведь еще десять минут назад, когда я только упомянул про Лестницу, Кристина сжимала до побледнения пальцев свои плечи. В этой перемене было что-то противоестественное.

– Почему ты так интересуешься городской легендой? – спросил я.

– Она напрямую связана с моим исследованием. Найду гравитационную ловушку – получу Нобелевскую премию. Будет здорово, как ты считаешь?

– Не факт, – пробурчал я.

Девушка не услышала и переспросила:

– Что?

– Я расспрошу коллег про Бесконечную Лестницу, тебе нужно только сказать мне, что тебя интересует. Вот только вряд ли мне удастся самому увидеть Лестницу.

Натянутую улыбку спутницы сменила прикушенная губа. Девушка отпустила мою руку, остановилась, а затем холодным голосом произнесла:

– Ты обманываешь меня: ты видел Лестницу!

Я молчал. Она догадалась, что я ездил с Димой в Лабораторию не просто так. Но как я должен реагировать? Признаться? Продолжить врать? Оставить девушку на этом месте, а самому сбежать? Кристина не дождалась моей реакции. Сделала шаг назад и, делая ударение на каждом из слов, повторила:

– Ты обманываешь меня!

Какая уверенность! Нет, я не мог ни соврать, ни сбежать. Но и признаться не мог —угрозы Алексея Георгиевича все еще звучали в моей голове. Я слышал их в пульсации висков и топоте сердца. Я не нарушу Табу снова. Тогда, чтобы выйти из положения, я предъявил спутнице встречное обвинение:

– Ты тоже не искренна со мной.

Кристина вздрогнула. Этого почти нельзя было увидеть, но она вздрогнула. Кристина боялась не меньше меня. Ее страх подарил мне облегчение. Я посмотрел на небо. Снег ложился на мое лицо. Мы стояли друг напротив друга в раздумье. Каждый из нас думал об одном и том же – о том, что мы не обязаны говорить друг другу правду, хотя каждый жаждал ее услышать и… сказать. Странно, что судьба свела нас двоих. Ах да, это же была не судьба, а Патрицио – тот странный незнакомец в баре, назвавшийся торговцем информацией. Он – еще одна причина молчать. Ради каких целей он нас свел? Вряд ли им двигали благородные мотивы.

Я посмотрел на девушку ледяным взглядом, таким же холодным, как ветер, проникающий до тел сквозь тонкие куртки. Если мы продолжим молчать, холод дойдет до сердца. Тогда мы разойдемся, так и не услышав общие тайны, способные подарить успокоение.

Кристина поняла это первой. Она вздохнула, опустили голову и дрожащим голосом произнесла:

– Это касается моего папы…

Девушка говорила через силу, с трудом выдавливая слова из своих легких. Душевные страдания становились физическими и проступали слезами на щеках. И все же, она говорила:

– Когда-то папа жил в этом городе. Он учился в университете, том самом, где я читала лекцию. Меня пригласили туда только из-за того, что ректор знал моего отца. Вместе с папой учился Эдвин Крамп. Ты его наверняка знаешь.

Я утвердительно кивнул, и девушка продолжила:

– После университета мои родители уехали из страны. Затем родилась я. В новом месте папа стал успешным ученым: его статьи печатались в самых престижных журналах, а исследования получали гранты от правительства и крупнейших корпораций. К тридцати пяти он добился того, о чем многие ученые и не мечтают в пятьдесят! Папа очень любил меня и маму. Он постоянно брал меня к себе на работу. Мы ездили вместе по научным конференциям – я тебе рассказывала об этом за ужином. Все изменилось в один момент. Вместе с телефонным звонком…

Голос девушки дрогнул, и она замолчала, чтобы перебороть накатывающие на нее эмоции. Мне хотелось ее как-то успокоить: взять за плечо или обнять, сказать, что все хорошо. Вместо этого я продолжал беспомощно стоять на месте, боясь сократить дистанцию.

Девушка справилась с болью сама и продолжила:

– Трубку взяла я. Незнакомый голос спросил папу. Он спал, и я не хотела его будить, но голос настоял. Я разбудила папу. Он о чем-то долго говорил по телефону, а когда положил трубку, сказал, что его пригласили в родной университет прочитать лекцию. Папа звал поехать с ним, но я отказалась – сказала, что выросла и больше не хочу заниматься физикой. Он как-то грустно на меня посмотрел. До сих пор помню тот взгляд и свою вину перед папой: за то, что сказала так. И за то, что не поехала с ним. Он улетел один.

Когда папа вернулся через неделю домой, я