Дорога к небу - Сергей Тюленев

Глеб остановился, воспоминания, жившие на протяжении всего маршрута, ушли вместе с нажатием кнопки, отключающей двигатель, он вышел из машины и пошёл во вторую таверну, находящуюся прямо в центре курионовских пляжей.

Найдя свободный шезлонг, он постелил полотенце, намазался кремом и лёг, надев чёрные очки. Солнце приятно грело, ветерок создавал ощущение отсутствия жары, а девушки в разноцветных купальниках ласкали глаза изящными формами, близостью и расцветающими в голове фантазиями.

Рассматривая через тёмные очки одиноко лежащую блондинку, он слегка повернул голову в другую сторону, считая, что таким образом не вызовет в её мыслях обвинения в бесцеремонности при разглядывании её природных достоинств.

Девушка лежала на спине, верхняя часть купальника, высохнув, чуть приподнялась, открывая его взгляду маленькие, словно у подростка, бугорочки сосков. Косточки бёдер наоборот – натянули полоску трусиков, и в сочетании с провалившимся юным животом позволили взгляду дойти до лобкового бугорка, а мыслям – сделать вывод об отсутствии на нём волос.

«Что? – сказал он сам себе. – Что из того, что есть у этой красотки, я в своей жизни не видел? Но, – он улыбнулся, повернул голову в её сторону, – тянет, зараза, глаз оторвать невозможно!»

Вдруг она приподнялась, посмотрела по сторонам, явно собирая в свою коллекцию взгляды и, довольная количеством смотрящих на неё мужчин, стала медленно укладываться на живот.

«О-па-на!» – Вырвался откуда-то из области киноварного поля, расположенного чуть ниже пупка, рефлекторный возглас Глеба. Повернувшись, девушка обнажила округлые, загорелые ягодицы, красивую поясничную впадинку и, расстегнув замок лифчика, положила руки вдоль туловища.

«Точно, русская красавица!» – Глеб вспомнил, как сын учил его отличать русских девушек от киприоток. Наши, говорил он, все ходят в трусиках с тесёмочкой в попу, а местные ходят в широких, закрывающих все мысли, плавках.

Близость обнажённого женского тела, пригревающее солнышко и разгулявшиеся в голове фантазии заставили Глеба тоже перевернуться на живот, правда, не с целью демонстрации ягодиц, а в связи с потерей контроля над одним, плохо поддающимся внушению, органом. Специально отвернув голову в сторону, он ждал, когда планер его настроения приземлится и, успокоившись, выключит двигатель. Но, как назло, чем больше он уговаривал себя успокоиться, тем более твёрдый характер проявлял непослушный орган.

– Нет, – сказал он, улыбаясь и снова поворачивая голову в сторону блондинки, – это какое-то безобразие, чего встрепенулся-то?

– Это вы мне? – Неожиданно услышал мужчина её голос, отчётливо понимая, что произнёс эти слова вслух.

– Что? – решил он не расслышать и выиграть немного времени.

– Вы что-то сказали! – Девушка привстала на локти и даже подалась немного в его сторону, тем самым открывая свою миниатюрную грудь и маленькие, не знавшие детских губ, соски.

– Как вас зовут? – сказал Глеб, поправляя очки, в надежде, что через их тёмные фильтры она не сразу определит, куда направлен его взгляд.

– Настя! Но вы сказали о каком-то безобразии? – Девушка ещё больше приподнялась и, прикрывая правой рукой одну грудь, удивительно кокетливо преподнесла красоту другой.

«Опять Настя!» – произнёс он про себя, а вслух выпалил:

– Извините меня! Это я разговаривал со своими мыслями, и вот одна фраза нечаянно выпрыгнула наружу.

– A-а! Я, было, подумала, вы осуждаете меня за лёгкий то-плес.

– Да ну, что вы! На этом пляже считается нормой, если девушки загорают в одних трусиках. А в вашем случае это очень красиво.

– Ой, как хорошо! А я лежу и мучаюсь – можно тут без верха загорать или нельзя? – произнося это, Настя смело перевернулась на спину, показав всему пляжу достоинства своего тела.

– Я вам представилась, а как вас зовут? – Девушка, потянувшись, немного выгнула спину и закрыла глаза.

– Глеб Михайлович, – продолжая оставаться на животе, но уже чувствуя, что ветряный порыв прошёл, ответил он.

– Дистанцию устанавливаете или подчёркиваете разницу в возрасте?

Неожиданно Глеб услышал, как звуком и лёгкой вибрацией телефон уведомил его о поступившем сообщении. Оставляя вопрос Насти без ответа, он надел очки и открыл свой мобильный.

Акико сообщала, что билет до Вены куплен на шесть вечера, а такси вызвано на три. Перекинув взгляд на текущее время, он понял, что его загоранию и купанию пришёл конец.

– Пора! – произнёс он, поднимаясь. – Через час улетаю.

– Жаль, – произнесла Настя с нескрываемой досадой в голосе, – могли бы хорошо провести время. Киприоты мне не нравятся, цепляются, как подростки, а ты сразу видно – мужчина солидный, обеспеченный.

– Извини, не судьба! И потом, в моей жизни уже была Настя, и она тоже хотела только одного – хорошо проводить время. – Глеб взял в руку собранную сумку и, не прощаясь, пошёл к машине. Параллель между его Настей и этой искательницей спонсоров болезненно пробежала по нервам, снова напомнив о его наивности в понимании молодых женщин.

Дорогой до дома он молчал, выключив музыку. Почему-то ничего не хотелось, предстоящий полёт стал в тягость, а все планы и мысли утонули в одном единственном желании – напиться.

Дома, собирая чемодан, он поглядывал на холодильник, даже дважды подходил и открывал дверь, проверял наличие в нём водки, но всё-таки сдерживал себя, и тем самым ещё хуже раскачивал настроение.

Самолёт, аэропорты, такси и лица прошли перед ним, не оставляя следа и, лишь только когда, добравшись до бара в номере отеля, он открыл бутылку виски, сразу почувствовал, как первый глоток начал тормозить его, громыхающий стонами прошлого, состав раскисших мыслей.

Засыпая, он посмотрел на потолок. Блики города играли отражением реклам и проезжающих машин. Глеб закрыл глаза и почувствовал, как долго он сегодня, ехал, летел и шёл…

Утро началось замечательно. Во-первых, Акико прислала ему на телефон пожелания хорошего дня, а, во-вторых, печали и тяжёлые воспоминания растаяли, словно их никогда и не было.

Отель SACHER, в котором он остановился, парадным крыльцом выходил прямо на Венскую государственную оперу и пешеходную дорожку, где на одиннадцать часов ему была назначена встреча с Мариной. Поэтому Глеб, привычно пропуская завтрак и очень красивый и богатый шведский стол, выпив только чашку кофе, вышел на Фильхармоникерштрассе и, завернув за угол, пошёл в сторону Собора святого Стефана. Несмотря на раннее время, разноязычные туристы с вечной улыбкой радости на лице хаотично шли в разных направлениях, фотографируясь у всего, что хотя бы издалека напоминало древность или выглядело исторически ценно.

Выйдя на площадь перед Собором, Глеб увидел ярко одетую молодёжь, разъезжающую на странных электрических самокатах с цветами и проспектами в руках.

Подняв голову вверх и прикрывшись ладонью от солнечных лучей, он стал рассматривать одну из старейших готических построек Австрийской столицы. Яркая чёрно-бело-жёлто-зелёная крыша, выложенная майоликовой черепицей, отражала солнечные лучи и дарила окружающим зданиям разноцветие красок. Южная башня, «Штефль», удивляла высотой и ажурным орнаментом декора. Самые старые, романские части Собора – «Резентор» и «Хайден-тюме» – чернели пылью веков и манили секретами старых легенд. Вот и сейчас, когда Глеб подошёл к «гигантским воротам», быль, рассказанная ему пятнадцать лет назад одним колоритным старичком, проявилась в его сознании и расцвела отчётливым воспоминанием.

Внутри Собора есть «чудесное кольцо» небольшого размера, называемое «Фрайюнг». Интересно оно тем, что человек, преступивший закон или совершивший не очень честный поступок, получал неприкосновенность, пока держался за это кольцо. Королевские стражники, не могли войти внутрь и арестовать виновного, до тех пор, пока он, изнемогая от усталости и борясь со сном, сжимал его в своей руке.

Откуда, из какой глубины веков пришла эта быль – старичок не знал, но после этого рассказа Глеб, когда бы ни прилетал в Вену, всегда шёл к заветному кольцу и хотя бы ненадолго ощущал холод кованого металла.

Так было и в этот раз: не изменяя традициям, он прошёл внутрь, но, тут же увидев очередь столпившихся у кольца людей, улыбнулся. Мысль, что количество «преступников» и нарушителей растёт день ото дня, развеселила его.

В ожидании окончания возни у стены с кольцом, Глеб присел напротив каменной кафедры с портретами четырёх основателей католицизма, и совершенно неожиданно для себя поймал взглядом небольшие фигурки ящериц и жаб.

«Странно, – сказал он сам себе, – сколько раз приходил сюда, и никогда раньше не видел на перилах кафедры этих животных».

Он поднялся и подошёл ближе.

«Интересно, почему их так расположили друг относительно друга…»

Проведя рукой по перилам и фигурками, он задумался. Получалось, священник, поднимающийся на кафедру, каждый раз проводил по ним рукой, полируя спины рвущихся в бой животных.