Его большой день - Рудо Мориц

— Добрый вечер, Никита Владимирович, — первым нарушил молчание отец.

— Здравствуйте, — ответил Никита.

— Я привел к тебе моего сына. Он уже сон потерял от любопытства. Ну, думаю, пусть все узнает… Так будет лучше. А то вдруг по неведению сделает какую-нибудь глупость.

— Да ведь мы уже знакомы, — сказал Никита и подал мальчику руку. — Здравствуй, голубчик!..

Лицо Никиты стало серьезным. Он обратился к отцу Йожо:

— Тех пятерых я позвал сюда, во «Взрыв». У них много оружия… Правда, они пробудут здесь лишь день, а то и меньше. Но оружие мы спрячем. А потом они пойдут туда, куда направлены.

Хорват кивнул и добавил:

— Йожо нашел парашют одного из них. Неподалеку, на Буковинке. — Потом перевел разговор: — А когда их ждать?

— Завтра вечером, когда стемнеет.

Никита Владимирович вытащил из кармана пальто, висевшего над кроватью, кожаный кисет с табаком. Из заднего кармана брюк достал сложенную газету и оторвал от нее маленький четырехугольник. Завернул в него табак. Получилась большая папироса. Потом предложил кисет и газету Хорвату.

— Я курю наши… У тебя табак слишком крепкий, в прошлый раз у меня всю ночь першило в горле, — с улыбкой ответил Хорват.

Никита рассмеялся:

— Ничего, Андрей, привыкнешь к нашему табаку!

Они вышли из подвала, где пахло сыростью, и сели на недостроенную перегородку. Здесь легче дышалось, ветер доносил сюда запахи леса. Никита держал папиросу так ловко, что огня вообще не было видно. Лишь когда он затягивался, огонек слегка поблескивал между пальцами, и только.

Довольно долго сидели молча: огонек — тьма, огонек — тьма. Но Йожо казалось, что отец с Никитой между собой разговаривают. Говорят о чем-то необыкновенном, но не словами, а иначе, как будто между ними проскакивают искры. Он был взволнован. Всматривался в темноту и скопления звезд на востоке. Ему так хотелось узнать, о чем отец с Никитой беседуют, но они молчали. «Может, они не хотят говорить при мне?» Эта мысль прожгла Йожо как огнем. Ведь отец только что сказал: «Пусть все знает», а теперь они, как немые скалы, — ни звука.

Молчание наконец нарушил Хорват.

— Скучно так одному, правда, Никита? — спросил он шепотом.

— Ничего, выдержу, не к такому привык, — ответил Никита весело, и папироса на миг осветила его лицо.

— Теперь уже недолго, — сказал отец. — Скоро выйдешь отсюда, братец, и еще повоюешь.

Никита Владимирович приглушенно засмеялся.

— За меня не бойся, Андрей, ведь и это кто-то должен делать, правда?

И снова наступила тишина. Такая тишина, что зазвенело в ушах. Огонек — тьма, огонек — тьма. Наконец Никита докурил, погасил окурок о подошву и растер его пальцами в пыль. Где-то далеко захрипел паровоз, и снова стало тихо. Йожо так хотел спросить у Никиты о многом, но не решался. Не решался нарушить ночную тишину, боялся, что его голос будет далеко слышен.

— Я только по вечерам могу к тебе приходить, — сказал Хорват. — Но вот Йожо…

Тут Йожо не выдержал: наконец речь зашла о нем.

— Я буду приходить, когда захотите, — сказал он с готовностью. — Как только каникулы начнутся, я смогу здесь быть по целым дням. И завтра у нас не будет занятий.

Йожо был счастлив. Он сможет находиться рядом с человеком, которого сбросили на парашюте. Он узнает от него много интересного о войне: кто знает об этом больше, чем Никита, принимавший участие в стольких боях!

— Я с самого утра приду, — почти крикнул Йожо от радости.

— Тише! — одернул его отец.

— Приходи. — Никита Владимирович похлопал Йожо по плечу. — Веселее будет, время быстрей пробежит. — И добавил серьезно: — Но, смотри, поосторожнее!

На другой день Йожо встал раньше, чем всегда. Быстро умылся и оделся, наспех поел.

— Ведь ты сегодня в школу не идешь, — сказала мать удивленно, — отчего же ты так спешишь?

— Надо, — стал объяснять мальчик второпях. — Я иду к Никите, мама. Мне хочется его о многом расспросить. Наверное, и до вечера не успеем…

— А отец… разрешил?

— Разрешил… Сам сказал…

— Ну хорошо, Йожко. Только будь осторожен. Ты ведь знаешь: никто не должен знать, что, кроме нас, еще кто-то живёт во «Взрыве». Не то беда.

— Знаю, мама, знаю. И отец мне наказывал.

— Ну тогда ладно, — успокоилась Хорватова и продолжала свою работу: она перебирала на столе сухую фасоль, на обед будет похлебка.

Йожо вышел из дома и огляделся по сторонам. В ноле никого: слишком рано. А от села сюда далеко. Даже на шоссе не видно ни живой души.

Только убедившись, что никто его не видит, он не спеша направился к «шестерке».

Никита как раз допивал холодный черный кофе с хлебом, которые вчера принес отец. У Хорватов не хватало денег, и поэтому кофе был почти без сахара. Но Никите на войне доставалось несладко, и в еде он был не переборчив.

— Доброе утро, — поздоровался Йожо, спустившись по ступенькам в подвал.

— Привет, — кивнул Никита, дожевывая кусок хлеба. — Ты, видать, торопился. Ну-ка садись, поешь.

Йожо присел на топчан, но к хлебу не притронулся. Он уже завтракал и ни за что на свете не станет есть хлеб Никиты. Скорее принесет ему свой.

Пока Никита ел, мальчик внимательно его разглядывал. Вчера вечером было темно, а при первой встрече Йожо так волновался, что не сумел рассмотреть как следует его лицо.

Закончив есть, Никита молча встал и вытащил из-под ящика рацию с наушниками.

Посмотрел, улыбаясь, на мальчика, подмигнул и сказал:

— Ты посиди, голубчик, а я послушаю… Заранее трудно сказать, что поймаешь: может, наших, а может, и врагов. Но пропускать приказы или важные сообщения нельзя.

В подвале стало тихо, слышно было только негромкое пощелкивание ручек передатчика.

Послушав некоторое время, Никита снял наушники.

— Ничего. Словно и войны нет.

Йожо заерзал на топчане. Он явно хотел о чем-то спросить, но никак не решался.

— Дядя Никита, а вы во многих боях участвовали?.. Расскажите, пожалуйста, что-нибудь об этом.

Никита засмеялся:

— Знаешь что, Йозеф, давай будем друзьями. Согласен?.. — И он подал мальчику руку как ровня.

Йожо это польстило. Вот бы Габо рассказать, какой у него взрослый друг!.. Тот бы лопнул от зависти. Он крепко пожал протянутую руку.

— А у нас друзья говорят друг другу «ты». А ну-ка, смелее! — сказал Никита и продолжал: — Знаешь, братец, не люблю я о себе рассказывать. Я выполнял свой долг, вот и все. — Никита поднял брови, но тут же лицо его прояснилось: — Да что поделаешь! Раз тебе интересно, так и быть — расскажу. Все равно ведь не отстанешь.

Никита встал и зашагал по подвалу. Земля под ногами приглушала его шаги, словно он ходил по толстому ковру. Йожо показалось, что он колеблется и не знает, с чего начать.

— Лучше всего будет начать от Адама, — улыбнулся Никита одними глазами. — Родился я на Украине, но уже давно оттуда уехал. Еще мальчишкой, таким, как ты, после семилетки я попал на Урал в промышленный район. Хотел стать конструктором и поступил в металлургический техникум. Днем работал на заводе, а по вечерам учился. Если бы ты видел заводы в Магнитогорске, у тебя бы дух захватило! Сплошь домны, трубы, цеха… Целый город из железа и стали…

Йожо сидел не шелохнувшись.

— На нашем заводе-гиганте я научился многому. Мы выпускали тракторы, комбайны, краны, экскаваторы и многое другое. Там я провел несколько лет, пока не кончил техникум. Это было чудесное время. Я мечтал, что со временем изобрету какую-нибудь умную машину. Но как только я закончил техникум, завод решил послать меня в Москву, в институт. Сначала я злился, говорил, что учебой сыт по горло, но потом был рад. Вот это город так город наша Москва! Целых три года учился я в институте, старался узнать как можно больше. Оставалось уже немного времени до возвращения на завод, как вдруг разразилась война! И, отложив книги, я пошел добровольцем в армию, защищать свою Родину. Вместо диплома инженера получил военный билет. Нелегко мне было, но я думал: если вернусь, закончу институт.

Я надел гимнастерку. Стал красноармейцем. Как миллионы таких же, как и я, людей от Украины до Владивостока, от Крыма до самого Кольского полуострова…

Никита говорил так увлеченно — и при этом помогал себе руками и мимикой, — что Йожо затаил дыхание, забыл обо всем на свете. С каждым словом у мальчика росло уважение к этому человеку, который шагал по подвалу от стены к стене, как бы измеряя шагами свою трудную жизнь.

— Сначала фашисты разоряли наш край. Горели села, бомбы падали на наши прекрасные города. И мою родную Украину захватили. Враг стоял под Москвой, дошел до берегов Волги. Но мы боролись, потому что знали, что боремся за правое дело. Боролись и знали, что должны победить. Сколько людей погибло в этих боях!..