Золотой век русской поэзии. Лирика - Василий Андреевич Жуковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как обещанье обманувшее
Для нас оно!..
Глядим на грозное грядущее,
Прищуря глаз,
И не домыслимся, что сущее
Морочит нас!..
Разладив с вещею сердечностью,
Кичась умом,
Ведем с какой-то мы беспечностью
Свой ветхий дом.
А между тем под нами роются
В изгибах нор,
И за стеной у нас уж строются:
Стучит топор!..
А мы, втеснившись в настоящее,
Все жмемся в нем,
И говорим: «Иди, грозящее,
Своим путем!..»…
Но в сердце есть отломок зеркала:
В нем видим мы,
Что порча страшно исковеркала
У всех умы!
Замкнули речи все столетия
В своих шкафах;
А нам остались междуметия:
«Увы!» да «Ах!»
Но принял не напрасно дикое
Лице пророк:
Он видит — близится великое
И близок срок!
1849
Две дороги
(куплеты, сложенные от скуки в дороге)
Тоскуя — полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе…
А там вдали мелькает струнка,
Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.
Шоссе поет про рок свой слезный,
«Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..
Давно ль красавицей дорогой
Считалась общей я молвой?
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.
Где-где по мне проходит пеший;
А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший
И без коней — обоз бежит…»
Но рок дойдет и до чугунки:
Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.
И станет человек воздушный
(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной
И каменистому шоссе.
Так помиритесь же, дороги, —
Одна судьба обеих ждет.
А люди? — люди станут боги,
Или их громом пришибет.
1850-е — 1870-е
Канун пред Св. причастием
Завтра, завтра в дом Закхея,
Гость таинственный придет,
И, бледнея и немея,
Перед ним Закхей падет.
Мытарь смутен, беспокоен, —
Вскликнет в сретенье Его:
«Недостоин, недостоин
Посещенья Твоего!..
Гость чудесный, Гость небесный!
Ты так светел и лучист!
А сердечный дом мой тесный
И не прибран, и нечист!
Где же гостя посажу я?
Тут и там сидел порок:
Тут и там, где ни гляжу я,
Вижу все себе упрек!
Чем же Гостя угощу я?
Добрых дел в прошедших днях
Все ищу и не сыщу я:
Весь я в ранах и грехах!»
Был ответ: «Не угощенья,
Не здоровых я ищу:
Завтра к чаше исцеленья
Я болящих допущу.
Завтра, Собственною Кровью,
Благодатию Отца,
Духом мира и любовью
Весь войду Я к вам в сердца!
И душа, хоть вся б истлела
В знойном воздухе грехов,
Моего вкусивши Тела,
Возродится к жизни вновь!»
Так — надеждой в душу вея, —
Кто-то будто говорит:
«Завтра, завтра Гость Закхея
И тебя же посетит!»
О, приди ж, наш Гость священный,
С чашей жизненной Своей:
Ждет грехами отягченный,
Новый ждет Тебя Закхей!
1867
Павел Александрович Катенин (1792–1853)
Грусть на корабле
Ветр нам противен, и якорь тяжелый
Ко дну морскому корабль приковал.
Грустно мне, грустно, тоскую день целый;
Знать, невеселый денек мне настал.
Скоро минуло отрадное время;
Смерть все пресе́кла, наш не́званый гость;
Пала на сердце кручина как бремя:
Может ли буре противиться трость?
С жизненной бурей борюсь я три года,
Три года милых не видел в глаза.
Рано с утра поднялась непогода:
Смолкни хоть к полдню, лихая гроза!
Что ж! может, счастливей буду, чем прежде,
С матерью свидясь, обнявши друзей.
Полно же, сердце, вернися к надежде;
Чур, ретивое, себя не убей.
1814
Сонет
Кто принял в грудь свою язвительные стрелы
Неблагодарности, измены, клеветы,
Но не утратил сам врожденной чистоты
И образы богов сквозь пламя вынес целы;
Кто те́рновым путем идя в труде, как пчелы,
Сбирает воск и мед, где встретятся цветы, —
Тому лишь шаг — и он достигнул высоты,
Где добродетели положены пределы.
Как лебедь восстает белее из воды,
Как чище золото выходит из горнила,
Так честная душа из опыта беды:
Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила;
Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды,
И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила.
1835
Михаил Васильевич Милонов (1792–1821)
На кончину Державина
Элегия
Не was a man, take him for all in all,
We shall not look upon his like again.
Шекспир
О ком, зрю, хариты и музы в
