Голубой молоточек - Росс МакДональд

- Ее?

- Себя, - ответила она. - Я боялась, что могу сделать что-то ужасное! Она была, по меньшей мере, на двадцать лет старше меня. А Джек, который со мной всегда был таким скупым, купил ей этот дом...

- Она продолжает жить в нем?

- Не знаю. Возможно.

- Где находится этот дом?

- В Каньоне Хантри, в Аризоне. На границе с Нью-Мексико, недалеко от прииска. Кстати, его владельцем когда-то был Хантри.

- Художник?

- Его отец, Феликс, - ответила она. - Феликс Хантри был инженером. Это он начал разработку прииска и руководил ею до самой смерти. Именно поэтому меня так задело то, что Джек купил дом у его наследников и подарил его этой женщине!

- Я не слишком понимаю...

- Но это же так просто! Джек получил прииск от Феликса Хантри. Они были родственниками - мать Джека была кузиной Хантри. Это еще одна причина того, что он должен был купить этот дом для меня! - в ее голосе зазвучала почти детская обида.

- Именно поэтому вы купили картину Хантри?

- Возможно... Но я никогда так не думала... Я купила ее потому, что меня интересовал автор. И не спрашивайте меня, какого рода это интерес, в последнее время эта тема стала слишком небезопасной...

- Вы все еще хотите найти картину?

- Сама не знаю, - задумалась она. - Но я хочу найти дочь. Мы не должны стоять здесь и тратить время.

- Это я понимаю, но я жду чека, который должен принести ваш муж.

Миссис Баймеер встревоженно глянула на меня и вошла в дом. Внутри она пребывала довольно долго.

Бинокль все еще висел на моей шее, а потому я снова пересек площадку и остановился у обрыва. Темноволосый мужчина и худая женщина все еще были заняты уничтожением растущих в оранжерее насаждений.

В дверях дома появилась миссис Баймеер, в глазах ее стояли гневные слезы. Чек, который она вручила мне, был подписан не мужем, а ею.

17

Я поехал в центр и получил наличными по баймееровскому чеку прежде, чем кто-либо из них успеет задержать платеж. Оставив машину на стоянке у банка, я пересек улицу и оказался в сквере, посреди которого возвышалось здание редакции. Зал отдела информации, ночью казавшийся вымершим, сейчас бурлил жизнью. За машинками сидело человек двадцать.

Бетти, заметив меня, поднялась из-за стола и направилась ко мне с улыбкой, вся подтянувшись.

- Мне нужно поговорить с тобой, - сообщил я.

- А мне - с тобой.

- Я имею в виду важный разговор.

- Я тоже.

- Ты выглядишь очень счастливой.

- Я и в самом деле счастлива!

- А я нет. Мне необходимо уехать из города, - я объяснил ей, почему. - Ты не могла бы кое-что сделать для меня в мое отсутствие?

- Я надеялась, что могу кое-что для тебя сделать в твоем присутствии, - сказала она с многозначительной улыбкой.

- Если ты намерена вести со мной словесный поединок, то, может, мы найдем для этого местечко поспокойнее?

- Может, тут?

Она постучала в дверь с табличкой "Младший редактор", никто не отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил, что поднимается не только моя температура.

- Эй! - сказала она, - значит ты все еще любишь меня?

- Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.

Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди, словно выстукивая какое-то послание на машинке.

- Береги себя. Фред из тех мягких парнишек, которые оказываются опасными.

- Он уже не парнишка.

- Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной, рассказывая о своей кошмарной жизни дома. Его отец - ни к чему не способный алкоголик, а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого и, хотя держится спокойно, мне кажется, близок к срыву. Так что будь осторожен.

- С Фредом я управлюсь.

- Я знаю, - она положила ладони мне на плечи. - Так что я могу для тебя сделать?

- Ты хорошо знаешь миссис Хантри?

- Практически с рождения. Я познакомилась с Франсин, будучи еще малышкой.

- Вы подруги?

- Пожалуй, да. Я часто оказывала ей всяческие услуги. Но после вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.

- Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы хотелось знать, что она будет делать сегодня и завтра.

- Можно спросить, зачем? - моя просьба как будто встревожила ее.

- Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу тебе ответить. Я не знаю зачем.

- Ты ее в чем-то подозреваешь?

- Я всех подозреваю.

- Надеюсь, за исключением меня? - ее улыбка была серьезной и испытующей.

- За исключением тебя и себя. Можешь ты для меня понаблюдать за Франсин Хантри?

- Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.

Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет местной авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета до Тьюксона пришлось ждать минут сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая его пивом, и позвонил в агентство, принимающее мои телефонограммы.

Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще достаточно, чтобы связаться с ним.

Голос в телефонной трубке показался мне еще более старческим и неприязненным, чем утром. Я представился, сообщил, откуда звоню и поблагодарил за его звонок.

- Не за что, - сварливо ответил он. - Я не намерен извиняться за свою резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки когда-то поступил со мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.

- Я не выступаю от имени Баймеера, - сообщил я.

- Мне так показалось.

- Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.

- И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.

- Значит, вы видели ее?

- Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.

- Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?

- Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?

- Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.

- Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону. Когда я рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было самое счастливое время в моей жизни! - неожиданно он взял себя в руки. - Я начал ныть. Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.

18

Дом Лэшмэна стоял на краю пустыни у подножья горы, вырисовавшейся перед моими глазами уже на второй час полета. Это был приземистый двухэтажный дом, обнесенный деревянным забором, напоминающим миниатюрный частокол. День клонился к вечеру, но жара не спадала.

Лэшмэн вышел мне навстречу, отворив калитку в заборе. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, окружали длинные седые волосы, спадавшие до самых плеч. На нем были рубашка и штаны из полинявшей голубой материи и мягкие мокасины из козьей шкуры. Голубые глаза, как и одежда, полиняли от долгого соприкосновения с окружающим миром.

- Мистер Арчер?

- Он самый. Благодарю вас за разрешение приехать.

Старик держался совершенно свободно, но было в его поведении нечто, заставлявшее меня относиться к нему с почтением. Его ладонь, которую я пожал, была изуродована подагрой и выпачкана красками.

- В каком состоянии Фред Джонсон?

- Он казался очень усталым, - ответил Лэшмэн, - но возбужденным. Возбуждение придавало ему сил.

- Но чем оно было вызвано?

- Он хотел как можно скорей поговорить с Милдред Мид. Речь, кажется, идет об установлении авторства какой-то картины. Он говорил, что работает в музее в Санта-Терезе. Это правда?

- Да. А как девушка?

- Была очень спокойна. Насколько я помню, она не произнесла ни слова, - Лэшмэн изучающе глянул на меня, но я сделал вид, что не заметил этого. Войдем в дом.

Он проводил меня через двор в свою мастерскую. Единственное огромное окно выходило на тянущуюся до самого горизонта пустыню. На мольберте стоял неоконченный, а может, только начатый, женский портрет. Мазки краски казались свежими, а вырисовывающееся из них лицо напоминало лицо Милдред Мид, упрямо выплывающее из волн времени. На стоящем рядом столе, покрытом потеками шелушащейся краски, лежала прямоугольная палитра с блестящими разноцветными пятнами.

Я остановился перед картиной, Лэшмэн встал рядом со мной.

- Да, это Милдред. Я только начал этот портрет, уже после нашего разговора по телефону. Мне захотелось написать ее еще раз. А я уже в том возрасте, когда нужно немедленно воплощать в жизнь любые внезапные желания.

- Она позировала вам для этого портрета?

Он внимательно взглянул на меня.

- Ее не было здесь, если вас интересует именно это. Я не видал ее уже двадцать лет. Мне кажется, я уже говорил это вам по телефону, - резонно заметил он.

- Наверное, вы часто рисовали ее?

- Она была моей любимой натурщицей. Жила у меня долгое время с небольшими перерывами. А потом уехала в другой конец штата. С тех пор я ее не видел, - тон его был задумчив, в нем звенели тоска и сожаление. Другой мужчина предложил ей жизнь, более устроенную с ее точки зрения. Я не в обиде на нее. Она начала стареть. Должен признать, я не слишком хорошо к ней относился...

Его слова задели во мне какую-то струну. От меня тоже когда-то ушла женщина. Но она покинула меня не ради другого, я потерял ее по собственной вине...