Ртуть и соль - Владимир Кузнецов

Эд непроизвольно поводит плечами, словно на них сверху что-то давит. Это место на его взгляд ничем не лучше притонов Западного края, таких как «Дыра в стене» или «Крысиная яма». Нет, шелковые обои, дорогие ковры и картины в массивных позолоченных рамах, конечно, не чета растрескавшейся штукатурке и темным от плесени доскам. И все же нечто неуловимое объединяет эти, такие разные, места. Внимательный взгляд объясняет это чувство: упадок и разложение присутствуют и здесь, просто на фоне блистающей роскоши они не так заметны. Вот голова кабана, висящая над камином: моль выела в ее шкуре проплешины, а набивка просела, заставив чучело утратить форму. Коллекция сабель на пышном бордовом ковре – серебро оковки потемнело, кожа ремней сморщилась и потрескалась, ковер же потускнел от пыли и копоти. Рассматривать эти детали неприятно, но кроме того – невежливо. Вынужденно Эд переводит взгляд на гостей.

Справа от него еще один баронет – это ясно по висящему на шейной ленте знаку с изображением фамильного герба и обращению «сэр». Он общается с хозяйкой дома, нестарой женщиной, не очень красивой, но дорого одетой. Ее водянистые бледно-голубые глаза преданно смотрят в рот собеседнику, на тонких, густо напомаженных губах – подобострастная улыбка. По положению этот человек выше ее мужа – как иначе объяснить такую слащавую любезность? Гость слева щеголяет драгунским мундиром, но слишком молод, чтобы быть даже полковником. Майор, может даже, лейтенант. В партнерши ему досталась дочка хозяина – лет восемнадцати, совсем еще свежая, но внешностью, увы, сильно похожая на мать. Хотя, судя по оживленной беседе, отнюдь не противная драгуну. Без пары остался молодой еще юноша, одетый в строгий черный фрак. Он не носит парика, зато в левом ухе поблескивает крупным аметистом серьга.

– Прошу к столу! – объявляет сэр Данбрелл, подавая руку своей партнерше.

Они входят в столовую первыми. За ними следует драгун с хозяйской дочкой. Третьей парой идут Сол и Анна, баронет-гость под руку с леди Данбрелл замыкают процессию. Одинокий молодой человек входит позади всех, в некотором отдалении.

Алина, кажется, писала о таком. Напрягшись, Эд вспоминает:

«В столовую гости входили по очереди, причем была в этом строгая очередность. Процессию возглавлял хозяин, сопровождавший наиболее высокопоставленную даму, за ним выстраивались остальные пары, с социальным статусом в порядке убывания. Завершала процессию хозяйка дома под руку с наиболее высокопоставленным мужчиной. За ними следовал одинокий мужчина, оставшийся без партнерши, если таковой присутствовал. Хозяин и хозяйка сидели на противоположных концах стола. Справа от хозяйки сидел наиболее высокопоставленный гость, справа от хозяина – самая знатная гостья. Ближе к центру стола обычно усаживали мелких сошек».

Под потолком столовой висит большая свечная люстра, окна закрыты тяжелыми гардинами, багровыми с золотой бахромой. Стол накрыт белой скатертью, и на нем уже расставлены блюда. Гости неспешно рассаживаются. Эд бросает короткий взгляд на Анну, умолкшую и не поднимающую глаз.

– Вы давно знакомы с почтенным семейством Данбреллов, мисс Лоэтли? – спрашивает он, чтобы прервать неловкую паузу.

– Моя матушка была сердечной подругой леди Данбрелл. В детстве мы часто посещали этот дом.

– А сейчас? – спрашивает Эд, тут же понимая, что вопрос получился глупый и бестактный.

– Моя матушка скончалась восемь лет назад. А батюшка год тому назад погиб в колонии от рук туземцев. Леди Арлина взялась устроить мою судьбу…

Анне передают тарелку с мучным супом, которую она тут же ставит перед Эдвардом. Тот, в свою очередь, ставит ей переданную со стороны хозяина тарелку с печеной треской. На какой-то момент разговоры стихают – тосты здесь произносить не принято, так что гости без проволочек приступают к еде.

– Мистер Сол! – подает голос драгун. Густые бакенбарды делают его старше своего возраста, но голос, юношеский, еще не огрубевший, разрушает эту иллюзию. – Скажите, как вы находите Олднон?

Эдвард вежливо улыбается:

– Наверное, это величайший из виденных мной городов, – угодливая, льстивая фраза, но для откровенности не место в такой беседе. – Хоть сейчас на его долю выпали тяжкие испытания.

– Итогом их будет лишь вящее величие его и всей империи, – драгун отсалютовал Эдварду вилкой.

– Не сомневаюсь, – вежливо кивнув в ответ, Эд замечает осторожный и внимательный взгляд Анны.

К разговору присоединяется баронет:

– Признаюсь, я удивлен, что вам удалось получить разрешение на строительство. Все-таки иностранец…

– Ваши сомнения вполне понятны, – кивает Сол. – Признаюсь, разобраться в вашей системе законов чужаку решительно невозможно. Посему за успешное разрешение всех правовых вопросов я должен благодарить моего поверенного, мистера Барнинга.

– Это не Альбардиш Барнинг из конторы «Барнинг и Уолк»? У него сомнительная репутация, – бросает баронет, скрупулезным движением отрезав кусок рыбы.

Эд пожимает плечами:

– Мне не к кому было обратиться за советом в тот момент. Пришлось положиться на собственное чутье. И, скажу вам, за прошедшие месяцы поводов усомниться в честности этого человека у меня не было.

– Все равно, я советовал бы вам подыскать другого поверенного. Могу рекомендовать замечательную контору – «Амад Тарсерс и сыновья». Уважаемое адвокатское семейство, богатый опыт ведения дел с промышленниками и предпринимателями.

– Благодарю за совет. Не премину посетить.

Слухи о репутации Барнинга не были досужими. Этот низкорослый, сутулый старикашка вот уже не один десяток лет вел дела преступных воротил Западного Края. Рипперджек был у Барнинга на особом счету: Альбардиш безумно боялся мантикора, но вместе с тем, похоже, весьма неплохо на нем зарабатывал. Появление Эда в качестве посредника между ним и Джеком Барнинг воспринял как дар судьбы, хотя работа ему досталась не простая и не самая привычная. Неизвестно, что тут сыграло большую роль, страх или усердие, но в итоге все необходимые бумаги Эдвард получил.

Разговор прерывается – до тех пор пока дамы остаются за столом, вести мужские разговоры считается невежливым. Подают первую перемену блюд. Теперь перед хозяином – седло барашка, перед хозяйкой – вареная индейка. С небольшой задержкой слуги выставляют «угловые» блюда – котлеты, тушеную капусту, овощное пюре и запеченные куриные сердечки. Снова звенят передаваемые тарелки, гости осторожно хвалят гостеприимство хозяев. Эд, заметив, что Анна опять опустила взгляд в тарелку, чувствует какую-то неловкость. На самом деле это первый раз за последние пару лет, когда ему нужно поддерживать светский разговор с малознакомой девушкой. С этим не было особенных проблем до женитьбы, еще меньше стало после, но вот с того времени, как уснула Алина, он вообще не знакомился с девушками. И уж тем более не посещал такие вот мероприятия.

– Знаете, – начинает он, с удивлением обнаружив, что голос звучит хрипло – приходится прокашливаться, – я все никак не привыкну к здешней погоде. Сырость, постоянные дожди, снега почти нет…

– А на вашей родине выпадает снег? – не поднимая глаз, спрашивает Анна.

– Не то чтобы часто, – задумавшись, произносит Сол. – Но пару недель в году стоят крепкие морозы, и снега может выпасть много. Бывало, за ночь машины по крышу заваливало…

Мисс Лоэтли смущается, а Эду остается только ругать себя последним дураком.

– Простите, я еще не до конца освоил ваш язык. «Машины» – так у нас называют брички и омнибусы.

– Спасибо, – видимо, девушка не нашлась с ответом.

Эду ее смущение кажется… милым, что ли. Притягательным.

– Последние месяцы в Олдноне всем тяжело, – говорит Анна негромко, стараясь не привлечь внимание сидящих рядом. – После Великого пожара неба совсем не видно, а дождь оставляет черные потеки. Это сажа смешалась с облаками. Многие уезжают к морю, на курорты. Подальше от смога, Красной смерти и Великого пожара.

– Вы тоже хотели бы уехать? – Грусть в голосе Анны трогает Эдварда.

С неожиданной страстностью девушка кивает.

– Даже не знаю. Здесь меня мало что держит. Свой жизненный уклад я с легкостью воссоздам даже в самой глухой деревне; подруг у меня нет, ну или почти нет. Думаю, с ними мы могли бы поддерживать переписку. Близких родственников не осталось, дальние все живут далеко отсюда и едва ли даже думают обо мне…

– Выходит, вы совсем одна?

– Нет, отчего же. Леди Данбрелл очень добра ко мне, я вижу, что всеми силами она старается заменить мне мать. Тинк… я хотела сказать, мисс Тинкер Данбрелл, дочь леди Арлин, моя подруга. Наши взгляды на жизнь различны, но… но мы ладим.

Эдвард ловит на себе взгляд хозяйки дома. Контрастно очерченные помадой губы, заметив его, складываются в улыбку, в которой ощущается нечто неприятное. Эдакая смесь сочувствия и брезгливости. Сол готов спорить, что в равной степени эти эмоции относятся и к нему, и к мисс Лоэтли.