Помоги другим умереть - Елена Арсеньева

– Интересуюсь, – отважно кивнула Евгения. – Особенно интересуюсь ризантеллой Гарднера и криптантемис Слетера. Они у вас в продаже есть?

Длинные ресницы опустились и поднялись, будто два опахала.

– Что-нибудь отыщем, – задумчиво сказала Аделаида и, ловко развернув коляску, въехала в открытую дверь, сделав Жене знак следовать за ней.

У той сразу разбежались глаза. Окна были завешены плотными тюлевыми шторами, но мягкого, рассеянного света вполне хватало, чтобы понять: она оказалась в антикварной лавке! Модерн начала века, слегка смягченный изобилием кружевных салфеточек и накидочек. На стенах множество фотографий – у Жени жадно застучало сердце. Никаких цветов, как это ни странно, даже орхидей нет. Впрочем, в углу вздымается из кадки громадный фикус. Жене показалось, что она очутилась в комнате старой актрисы, живущей только воспоминаниями. И даже лицо Аделаиды вмиг не то что постарело, но как бы подернулось патиной времени. Теперь ей можно было дать не только сорок пять, но лет на десять больше.

Женя торопливо оглядывалась, а глаза Аделаиды не отрывались от ее лица. Как магнитом, тянуло к черно-белым фотографиям, занимавшим дальний угол. Кажется, вот такой снимок она видела вчера у Климовых. Как бы к нему подобраться?

– Значит, говорите, для вашего будуара нужны непременно ризантелла и криптантемис? – Аделаида вернулась к существу вопроса, по мнению Жени, как-то слишком быстро. – К сожалению, этих видов у нас нет. Быть может, выберете что-нибудь другое? Скажем, американскую орхидею-бабочку или цирропеталум украшенный, похожий на колибри? Или масдевалию багряную?

Платье у Аделаиды было точно такого цвета, как эта самая масдевалия на картинке в «Жизни растений».

Женя испуганно стиснула руки за спиной. Под пристальным взглядом изумрудных глаз ее вдруг оставила всякая воля. Захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Правду Валерия говорила: сущая ведьма эта Аделаида! А еще… еще она сказала, что Аделаида носит оптические линзы зеленого цвета!

От этой мысли Женя сразу почувствовала себя лучше. Не дай бог забыться и ляпнуть «да» в ответ на какое-нибудь предложение Аделаиды. Ее цветочки небось таких деньжищ стоят! Надо держаться до последнего. Те, что она назвала, в магазине Аделаиды отсутствуют, значит, Жене требуются именно они.

– Если этих цветов сейчас нет, я могу зайти в другой раз, – вкрадчиво начала она, намереваясь вслед за тем сделать комплимент интерьеру магазина и квартиры, а потом поговорить о старых фотографиях, которые создают такой удиви-и-ительный колорит.

Однако Аделаида печально покачала головой:

– Боюсь, я не смогу принять у вас заказ. Видите ли, ризантелла Гарднера считается эндемиком, исчезнувшим видом. А что касается криптантемис Слетера… Вы, конечно, знаете, что орхидеи – космополиты. Они встречаются почти во всех пригодных для обитания растений областях, от Швеции и Аляски на севере до Огненной Земли и субантарктического острова Маккуори на юге. Это крупнейшее семейство цветковых освоило почти все экологические ниши на Земле и даже под землей! Некоторые экземпляры так и называются: бесхлорофилльные орхидеи. Они лишены корней и листьев, а любоваться их цветочками возможно как минимум через хорошее увеличительное стекло. И если у вас есть такое стекло, а главное, если ваш будуар находится достаточно глубоко под землей, то вы вполне можете попытаться вывести в нем криптантемис Слетера – бесхлорофилльную орхидею!

Женя онемела. В основном от ярости на себя.

Это же надо. Вот так позор. Позорище! Не слабее, чем ночью в «Санта-Барбаре». Вот это и есть «серия»!

– А не хватит ли валять дурака? – холодно спросила Аделаида и скользнула рукой под плед, прикрывающий колени, словно прятала там пистолет. – Вы что, наводчица? Имейте в виду, грабить меня уже пробовали. Здесь такая система сигнализации, что вам руки оторвет, прежде чем вы попытаетесь – просто попытаетесь! – что-то отключить. Впрочем… – она смерила Женю взглядом, – на наводчицу вы не очень-то похожи. Давайте выкладывайте, что вам нужно. Вроде бы я вас уже где-то видела. Или вы одна из тех дурочек, которые валяются в ногах у Артура? Может быть, намерены выложить жалостную историю о своей беременности и будете умолять меня выпустить его «из моих когтей»?

Она хрипло, уничтожающе хохотнула, и Женя впервые заметила, что нос у нее и правда крючком, а губы – в ниточку. Это уже не Пиковая дама – это Баба Яга, как сказал Миша Сталлоне!

– Имейте в виду, таких историй я уже выслушала с десяток, не меньше, – не унималась Аделаида, и коляска начала угрожающе приближаться к Жене, подползать! – Выдумайте что-нибудь получше, не то…

«Конечно, я могла бы свалить ее одним ударом, но не драться же с инвалидкой! – испуганно подумала Женя. – Она слишком разъярена, чтобы вести светскую беседу о фотографиях. Я все испортила. Что делать?!»

Аделаида нажала на ручку кресла, и сиденье медленно пошло вверх. Зеленые глаза (линзы, линзы!) гипнотически мерцали. Механизм коляски издавал тихое шипение, и Жене внезапно почудилось, будто перед нею вздымается огромная кобра, раздувая свой капюшон.

Кобру надо бить прямо в лоб!

– А скажите, Аделаида Павловна, зачем вы звонили в «Агату Кристи» под видом Валерии Климовой? – спросила Женя самым скучным тоном, на который только была способна. – Неужели вам не известно, что телефонное хулиганство ныне квалифицируется как уголовно наказуемое деяние?

Кобра на миг застыла, потом капюшон опал, и она начала потихоньку опускаться.

– Ах, вот оно что! – промурлыкала Аделаида, касаясь лба худыми пальцами, унизанными перстнями. – А я-то голову ломаю, где вас видела! Конечно, в манеже! Так это вас господин Грушин послал спасать Сережу Климова? Я-то полагала, он выберет кого-нибудь… – Она тактично промолчала, только пощелкала пальцами. – Впрочем, вы справились очень неплохо. И даже до меня добрались. Через Климовых, разумеется? У меня, признаться, мелькнуло такое подозрение, когда я заметила, какие алчные взоры вы бросаете на снимки того спектакля, но в тот момент я была слишком разозлена всеми этими ризантеллами и криптантемисами.

Женя обескураженно пожала плечами.

«В манеже? Она видела меня в манеже?! Но как она туда попала, с коляской-то?»

– Ну что же, – вздохнула Аделаида, откидывая плед и открывая прелестные ноги, обтянутые черными чулками. – Поскольку мы друг друга расшифровали, больше притворяться нет смысла. Значит, вы хотите поговорить о старых фотографиях? Тогда вперед!

С этими словами она грациозно вскочила с кресла и легко направилась к стенке. Двенадцатисантиметровые каблуки делали ее походку просто неотразимой.

«Хочу быть роковой брюнеткой и чтоб мне было сорок пять!» – с завистью подумала Женя, и только тут до нее дошло, что, собственно, происходит… ходит…

Ох, Аделаида… Правильно предупреждали Климовы: артистка! Ну и артистка же!

– Это было пятнадцать лет назад, в восемьдесят третьем. Вы то время хоть немножко помните?

– А как же, – солидно отозвалась Женя. – Мне было двенадцать. Пионерский лагерь, «Зарница»…

– А БАМ? Про БАМ что-нибудь слышали?

На сей раз в голосе Жени не было особой уверенности:

– «Слышишь, время гудит: БАМ-м-м»? Это железная дорога, если не ошибаюсь? А при чем тут она? Вы ее строили, что ли?

– Нет, но после БАМа они и начались, эти кошмары. Впрочем, все по порядку.

Я тогда руководила студенческим драмкружком в Хабаровском пединституте. Почему-то вся труппа у меня подобралась с инфака. Я приехала из Москвы, Хабаровск казался мне ужасающей деревней, а с этими ребятками хоть как-то можно было общаться. В те времена английский все подряд, как сейчас, не учили, только избранные умники. Это был самый престижный факультет в городе, с огромным конкурсом. Ребята привыкали смотреть на себя как на элиту нации, тем паче что происходили не из самых простых семей: спецкоров центральных газет, вузовских преподавателей, работников крайкома партии. Дети были выхоленные, более или менее приодетые, а чтение английской литературы в подлиннике сделало их настоящими эстетами. Я была такой же эстеткой, только похлеще. Мы с ними вполне спелись, несмотря на десять лет разницы. И для постановок своих старались выбирать нечто этакое, не для «общепита»: к примеру, инсценировали отрывок из «Мартовских ид» Торнтона Уайлдера, а то варили какую-нибудь кашу из Борхеса. Я сама прикладывала к этому руку и однажды прониклась к себе таким уважением, что подумала: а почему бы собственную пьесу не написать? Да неужели я… Шапками закидаем! И все такое. Я надеялась изваять нечто столь величественное, что и в столице прогремело бы. Даже, сознаюсь, мысленно актеров для своей пьесы подбирала: Хозяйка салуна – Маргарита Терехова, Жокей – Высоцкий, Ковбой – Никитка Михалков. Однако на деле пришлось довольствоваться иным составом.