Лунный камень мадам Ленорман - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И вот что я тебе скажу: он в жизни не полез бы плавать. Ни в озеро. Ни осенью. Ни пьяный.
Наверное, ему возражали. Говорили, что у пьяных своя логика, постичь которую разумному человеку невозможно. И Мефодий огрызался, доказывая, что смерть его брата вовсе не случайна.
– А незадолго до смерти он заговорил о женщине в белом.
– Кто она?
Мефодий оглянулся, словно впервые заметил Машку.
– Кто? Я бы тоже знать хотел… поверь.
И судя по тону, с этой дамой он отнюдь не светскую беседу завел бы.
– Знаю лишь, что Кирилл был разумным человеком, но она его пугала.
– И вы думаете, что кто-то…
Кто-то из домашних подстроил и представление, и убийство.
Мысль осталась невысказанной вслух.
– Умная девочка, – похвалил Мефодий.
Если целью был его брат, то почему женщина в белом не исчезла? И тогда получается…
– Именно, – Мефодий усмехнулся и провел пальцем по Машкиной щеке. – Теперь я на очереди. Вот только у меня характер другой. И в призраков я не верю.
Голос, как показалось, дрогнул. И Мефодий замолчал. Он наклонился, оперся на стекло обеими руками и лбом прижался.
– Но почему?
– Почему… из-за денег, полагаю. Мой брат, как ты сумела заметить, был весьма состоятельным человеком. И перед самой смертью он изменил завещание. Не спрашивай, причин не знаю. Возможно, увидел, кто его окружает. Или начал понимать, что дело нечисто… как бы там ни было, но Кирилл отписал все мне.
И это вряд ли обрадовало его супругу и его сына.
– А раньше?
– Какой замечательный вопрос! Раньше было справедливо… по мнению Кирилла. Все получали поровну.
Если по мнению, то получается, что не все с этим мнением были согласны? Машка не задала вопрос, но Мефодий понял.
– Верно. Ты же заметила, насколько здесь все друг друга ненавидят? А вот Кирилл не видел. Парадокс! Он был умнейшим человеком. И бизнесменом хорошим, талантливым, если так можно сказать. Хватка стальная. Нервы… что канаты. Удачлив, опять же. Без удачи в этом деле никак. А он еще удачу использовать умел. И конкурентов просчитывал на раз… а со своими словно слепота его одолевала. Может, расплата это? Компенсация? Понятия не имею. Он в упор не понимал: как это – Грета ненавидит Софью. За что? А Софья Грету… и ведь нормальному человеку ясно, что жена с любовницей под одной крышей точно не уживутся.
Мефодий развернулся и, схватив Машку за руку, потянул прочь от окна.
– То есть Софья…
– А то ты не догадалась! Если мой брат был женат на Грете, а мать его сына – Софья…
Верно, получается, связь была внебрачной… только Машка об этом как-то не думала.
– Софья у него секретаршей работала. А у Греты характер… стерва она, сама же видела. Вот в очередной раз и довела.
По Машкиному мнению, которого никто не спрашивал, довести человека можно, но отнюдь не до романа с секретаршей.
– Дальше пошло. Роман длился недолго, но Софья забеременела. А Кирилл, как порядочный человек, ребенка не бросил. И взял под крыло вместе с матерью.
– А Грета… стерпела?
– Как сказать, – пожал плечами Мефодий. – Думаю, скандал был, на это она мастерица, но… деньги, Машенция. Грета любит себя и деньги! И лишаться их не намерена. Подай она на развод…
– И получила бы половину имущества. – У Галки имелось бессчетно подруг, а у них – бессчетно жизненных коллизий, обсуждение которых проходило в Галкиной кухне. И Машка неожиданно для себя почерпнула немало интересного.
– Верно. Если бы не брачный контракт. Видишь ли…
…На контракте настояла мама.
– Глупость какая! – Кирилл тогда вспыхнул и набычился, он легко раздражался, но обычно скрывал это раздражение. Теперь же Мефодий смотрел на брата и видел вспухшие вены на висках, опущенную голову и подбородок, прижатый к груди.
– Не злись, – мама тоже умела распознавать оттенки его настроения. Она взяла Кирилла за руку и усадила на диван. – Я знаю, что эта девочка тебе дорога, но…
Кого другого Кирилл не стал бы слушать.
– Подумай сам, сейчас она молода…
– И что?
– Молодость – время быстрых чувств, – мама снисходительно улыбнулась. – Сегодня она в тебя влюблена и готова по углям горячим за тобой бежать…
Не верит. Ни во влюбленность, ни в угли, но говорит то, что Кирилл готов услышать.
– А завтра появился кто-то другой… не смотри на меня так! Вспомни себя в ее-то возрасте! Каждую неделю новая девица.
– Так это я…
– Ну да, все вы считаете себя особенными, – проворчала мама. – Подумай вот о чем. Если вы и вправду любите друг друга, если собираетесь жить вместе до старости…
И вновь Мефодий уловил фальшь в мамином голосе. И в том, как дрогнули уголки ее губ, скрывая иную улыбку, презрительную.
– То контракт останется условностью. Бумажкой. Он не помешает, ведь пока вы муж и жена…
Семья.
И мама будет привечать Грету, лицемерно называя ее доченькой. А Грета найдет способ заглядывать в гости пореже.
– Но если вдруг окажется, что любовь ваша не так уж долговечна, то контракт защитит тебя.
Кирилл молчал. А Мефодию хотелось отвесить брату подзатыльник. Кто, собираясь жениться, думает о разводе? Бумажка? Подписал и забыл? Он ведь знает, до чего Грета горда. Она не забудет об этой бумажке, которая, словно поводок, привяжет ее к супругу.
– Кирилл, пойми, – голос мамы был мягким, обволакивающим. – Ты состоятельный мужчина, пусть и не богатый, но всяко имеешь больше, чем эта девочка. Она выросла в нищете, а это не может не наложить отпечатка на характер.
Мама видела в Грете хищницу. Красивую. Нежную. Молодую.
Права оказалась? Или же увиденное ею само по себе изменило судьбу?
– И я не хочу, чтобы однажды твоя супруга, которую ты вытащил из грязи, выставила тебя за порог твоего же дома. Прояви немного благоразумия! Я больше не буду настаивать, но подумай, просто хорошенько подумай.
И Кирилл думал сутки, а затем нашел юриста, и Грета, прилепив на лицо веселую улыбку, подмахнула бумагу.
– Я люблю его, – упрямо сказала она Мефодию, словно и он собирался оспаривать этот факт. – Я очень сильно его люблю!
Он прекрасно помнит сжатые кулачки и брови нахмуренные. Выщипаны неровно, одна шире другой. Красную помаду, которая быстро съедалась, потому как у Греты была привычка в волнении покусывать губы. Помнит и саму свадьбу. Белое платье, взятое напрокат в самом большом магазине. Грета хотела платье сшить, договорилась с портнихой уже, но мама…
– Что ты с ним потом делать станешь? – Она всегда была вежлива и дружелюбна, но взгляд… в нем Мефодий видел расчет, который пугал его. – Напрасные траты.
– Но выйдет ненамного дороже, чем напрокат. – Грета пыталась возражать и оглядывалась на Кирилла, который по обыкновению был слишком занят, чтобы вникать в подобные мелочи.
– Ненамного? – Мать приподнимает бровь, и в этом жесте читается: свадьбы еще не было, но невеста охотно тратит чужие деньги. – Допустим, но что она тебе сошьет? Девочка, я понимаю, что ты привыкла к другому, но послушай доброго совета…
Грета вновь закусывала губу, сдерживая гневную отповедь. Она не желала ссориться с матерью жениха. Тогда еще Грета умела уступать.
– Ты выходишь замуж за человека, который что-то значит в обществе. И на вашей свадьбе соберутся люди небедные, состоявшиеся. Я не хочу, чтобы потом моему сыну говорили, будто невеста у него была дурно одета. – Мама собиралась сказать другое, но сдержалась. Она всегда умела чувствовать край. – Теперь ты представляешь не только себя, но и всю нашу семью.
После того разговора Грета спряталась в домик на детской площадке. И Мефодий нашел ее без труда, она вскинулась, но, увидев его, вздохнула. Кирилла ждала?
– Заходи, гостем будешь. – Она сидела на грязном полу, скрестив ноги, а в руке держала сигарету. Прежде Мефодий не видел, чтобы Грета курила. – Нотации читать станешь? Курящая невеста позорит семью?
Она говорила зло, выплескивая на него свои обиды. И сама же остыла, стряхнула пепел и буркнула:
– Извини.
– Ничего. – Мефодий сел рядом, надо было сказать что-то, утешить, но он не представлял, как именно утешать расстроенных невест. – Не переживай!
– Я не переживаю, – ответила Грета, затягиваясь. – Просто… вот достало все, веришь?
Мефодий верил.
– Я думала, что поженимся и… это же моя свадьба! А она все лезет и лезет с советами… и главное, стоит мне чего-то захотеть, как оказывается, что это или слишком дорого, или пошлость невообразимая.
Грета шмыгнула носом и торопливо вытерла непролитые слезы.
– А Кирке не скажешь. Я пробовала.
– А он?
– Он сказал, чтобы я маму слушала, что она типа лучше знает! Вот послать бы их всех… – она мстительно раздавила окурок об отсыревшее дерево. – Тоже мне, щенка подобрали! У меня тоже гордость имеется!
– Пошли, – согласился Мефодий, и сердце при мысли о том, что свадьба не состоится, забилось быстрее. Несколько минут сидели молча. Он разглядывал Грету, она – собственные руки, непривычные, белые, с подпиленными розовыми ноготками.