Полное собрание стихотворений - Андрей Белый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1905–1908
Серебряный Колодезь
После венца
Глядят – невеста и женихИз подвенечной паутины,Прохаживаясь вдоль куртины,Колеблемой зефиром; их —
Большой серебряный дельфин,Плюющийся зеркальным блеском,Из пурпуровых георгинОкуривает водным блеском.
Медлительно струит фонтанШушукающий в выси лепет…Жених, охватывая стан,Венчальную вуаль отцепит;
В дом простучали костыли;Слетела штора, прокачавшись.Он – в кружевной ее пыли,К губам губами присосавшись.
Свой купол нежно-снеговойХаосом пепельным обрушит —Тот облак, что над головойВзлетающим зигзагом душит;
И вспучилась его золаВ лучей вечеровые стрелы;И пeпeл серый сеет мгла,Развеивая в воздух белый;
Чтоб неба темная эмальВ ночи туманами окрепла, —Там водопадом топит дальБеззвучно рушимого пепла.
1908
Москва
Город
Старинный дом
В.Ф. Ходасевичу
Всё спит в молчанье гулком.За фонарем фонарьНад Мертвым[6] переулкомКолеблет свой янтарь.
Лишь со свечою дамаПокажется в окне: —И световая рамаПроходит на стене,
Лишь дворник встрепенется, —И снова головойНад тумбою уткнетсяВ тулуп бараний свой.
Железная ограда;Старинный барский дом;Белеет колоннадаНад каменным крыльцом.
Листвой своей поблеклойШушукнут тополя.Луна алмазит стекла,Прохладный свет лия.
Проходят в окнах светы —И выступят из мглыКенкэты и портреты,И белые чехлы.
Мечтательно ПолинаВ ночном дезабильеРазбитое пьяниноТерзает в полумгле.
Припоминает младостьНад нотами «Любовь,Мечта, весна и сладость —Не возвратитесь вновь.
Вы где, условны встречиИ вздох: Je t'aime, Poline…»[7]Потрескивают свечи,Стекает стеарин.
Старинные курантыЗовут в ночной угар.Развеивает бантыАтласный пеньюар.
В полу ослепшем взореВоспоминаний дым,Гардемарин, и море,И невозвратный Крым.
Поездки в Дэрикоэ,Поездки к У чан-Су…Пенснэ лишь золотоеТрясется на носу.
Трясутся папильотки,Колышется браслетНапудренной красоткиСемидесяти лет.
Серебряные косыРассыпались в луне.Вот тенью длинноносойВзлетает на стене.
Рыдает сонатинаПотоком томных гамм.Разбитое пьяниноОскалилось – вон там.
Красы свои нагиеЗакрыла на груди,Как шелесты сухиеПрильнули к ней: «Приди, —
Я млею, фея, млею…»Ей под ноги лунаАтласную лилеюБросает из окна.
А он, зефира тише,Наводит свой лорнет:С ней в затененной нишеТанцует менуэт.
И нынче, как намедни,У каменных перилПроходит вдоль передней,Ища ночных громил.
Как на дворе собакиТам дружною гурьбойПролаяли, – Акакий —Лакей ее седой,
В потертом, сером фраке,С отвислою губой: —В растрепанные бакиБормочет сам с собой.
Шушукнет за портретом,Покажется в окне: —И рама бледным светомПроходит на стене.
Лишь к стеклам в мраке гулкомПрильнет его свеча…Над Мертвым переулкомНемая каланча.
Людей оповещает,Что где-то – там – пожар, —Медлительно взвиваетВ туманы красный шар.
Август 1908
Суйда
Маскарад
М. Ф. Ликиардопуло
Огневой крюшон с поклономКапуцину черт несет.Над крюшоном капюшономКапуцин шуршит и пьет.
Стройный черт, – атласный, красный, —За напиток взыщет дань,Пролетая в нежный, страстный,Грациозный па д'эспань, —
Пролетает, колобродит,Интригует наугадТам хозяйка гостя вводит.Здесь хозяин гостье рад.
Звякнет в пол железной злостьюТам косы сухая жердь: —Входит гостья, щелкнет костью,Взвеет саван: гостья – смерть.
Гость – немое, роковое,Огневое домино —Неживою головоюНад хозяйкой склонено.
И хозяйка гостя вводит.И хозяин гостье рад.Гости бродят, колобродят,Интригуют наугад.
Невтерпеж седому турке:Смотрит маске за корсаж.Обжигается в мазуркеЗнойной полькой юный паж.
Закрутив седые баки,Надушен и умилен,Сам хозяин в черном фракеОткрывает котильон.
Вея веером пуховым,С ним жена плывет вдоль стен;И муаром бирюзовымРазвернулся пышный трон.
Чей-то голос раздается:«Вам погибнуть суждено», —И уж в дальних залах вьется, —Вьется в вальсе домино
С милой гостьей: желтой костьюЩелкнет гостья: гостья – смерть.Прогрозит и лязгнет злостьюТам косы сухая жердь.
Пляшут дети в ярком свете.Обернулся – никого.Лишь, виясь, пучок конфеттиС легким треском бьет в него.
«Злые шутки, злые маски», —Шепчет он, остановясь.Злые маски строят глазки,В легкой пляске вдаль несясь.
Ждет. И боком, легким скоком, —«Вам погибнуть суждено», —Над хозяйкой ненарокомПрошуршало домино.
Задрожал над бледным бантомСеребристый позумент;Но она с атласным франтомПролетает в вихре лент.
В бирюзу немую взоровЕй пылит атласный шарф.Прорыдав, несутся с хоров, —Рвутся струны страстных арф.
Подгибает ноги выше,В такт выстукивает па, —Ловит бэби в темной нише —Ловит бэби – grand papa.[8]
Плещет бэби дымным тюлем,Выгибая стройный торс.И проносят вестибюлемЛедяной, отрадный морс.
Та и эта в ночь из светаВыбегает на подъезд.За каретою каретаТонет в снежной пене звезд.
Спит: и бэби строит курыПрестарелый qrand papa.Легконогие амурыВкруг него рисуют па.
Только там по гулким залам —Там, где пусто и темно, —С окровавленным кинжаломПробежало домино.
Июль 1908
Серебряный Колодезь
Меланхолия
М. Я. Шику
Пустеет к утру ресторан.Атласами своими феиШушукают. Ревет орган.Тарелками гремят лакеи —
Меж кабинетами. Как тень,Брожу в дымнотекущей сети.Уж скоро золотистый деньУдарится об окна эти,
Пересечет перстами гарь,На зеркале блеснет алмазом…Там: – газовый в окне фонарьОгнистым дозирает глазом.
Над городом встают с земли, —Над улицами клубы гари.Вдали – над головой – вдалиОбрывки безответных арий.
И жил, и умирал в тоске,Рыдание не обнаружив.Там: – отблески на потолкеГирляндою воздушных кружев
Протянутся. И всё на мигЗажжется желтоватым светом.Там – в зеркале – стоит двойник;Там вырезанным силуэтом —
Приблизится, кивает мне,Ломает в безысходной мукеВ зеркальной, в ясной глубинеСвои протянутые руки.
1904
Москва
Отчаянье
Е.П. Безобразовой
Веселый, искрометный лед.Но сердце – ледянистый слиток.Пусть вьюга белоцвет метет, —Взревет; и развернет свой свиток.
Срывается: кипит сугроб,Пурговым кружевом клокочет,Пургой окуривает лоб,Завьется в ночь и прохохочет.
Двойник мой гонится за мной;Он на заборе промелькает,Скользнет вдоль хладной мостовойИ, удлинившись, вдруг истает.
Душа, остановись – замри!Слепите, снеговые хлопья!Вонзайте в небо, фонари,Лучей наточенные копья!
Отцветших, отгоревших днейОсталась песня недопета.Пляшите, уличных огнейНа скользких плитах иглы света!
1904
Москва
Праздник
В.В. Гофману
Слепнут взоры: а джиорноОсвещен двухсветный зал.Гость придворный непритворноШепчет даме мадригал, —
Контредансом, контредансомЗавиваясь в «chinoise».Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.
Там – вдали – проходит полныйСедовласый кавалер.У окна вскипают волныРазлетевшихся портьер.
Обернулся: из-за пальмыМаска черная глядит.Плещут струи красной тальмыВ ясный блеск паркетных плит.
«Кто вы, кто вы, гость суровый —Что вам нужно, домино?»Но, закрывшись в плащ багровый,Удаляется оно.
Прислонился к гобелэнам,Он белее полотна…А в дверях шуршит уж трэномГри-де-перлевьм жена.
Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Контредансом, контредансомВьются гости в «chinoise».
Июль 1908